Лагерквист Пер Фабиан
Шведский романист, поэт и драматург Пер Фабиан Лагерквист родился в маленьком городе Вексьё в Южной Швеции. Он был младшим из семерых детей Иоганны (Блад) Лагерквист и Андерса Йогана Лагерквиста. Его отец сначала работал на ферме, а затем стал путевым обходчиком на железной дороге.
Будучи школьником, Пер читал «Происхождение видов» Чарлза Дарвина и другие работы, которые формировали у него представления, сильно отличавшиеся от консервативных взглядов его лютеранской семьи. После окончания школы в 1910 г.
он в течение двух лет изучал искусство и литературу в Упсальском университете.
Литературный дебют Л. состоялся в 1912 г., когда он опубликовал несколько пылких стихотворений и повесть «Люди» («Manniskor»). В 1913 г. писатель едет в Париж, где большое влияние на него оказывает современная живопись; особенно восхищался Л. дерзкой энергией фовистов и интеллектуальной упорядоченностью кубистов.
В этом же году он опубликовал эссе «Искусство слова и изобразительное искусство» («Ordkonst och bildkonst»), в котором отвергал натурализм, противопоставляя ему скандинавский и греческий эпос. Это критическое эссе оказалось первой работой, которая привлекла внимание к Л., и вскоре он воплотил собственные теории в сборнике поэзии и прозы «Мотивы» («Motiv»), который вышел в 1914 г.
, а также в сборнике новелл «Железо и люди» («Jam och manniskor» 1915).
В 1916 г. Л. добился признания, опубликовав поэтический сборник «Тоска» («Angest»), который считается первым шведским экспрессионистским произведением. Яркая образность этой книги, ее рваный стиль отразили интерес Л. к фовизму и кубизму.
В «Тоске» также выразились боль и отчаяние, вызванные бедствиями первой мировой войны.
Американский поэт и критик Кеннет Рексрот писал в «Американском поэтическом обозрении», что «Тоска» говорит не только об утрате политических иллюзий, но и о душевной раздвоенности писателя.
Почти всю первую мировую войну Л. прожил в нейтральной Дании. В это время он много писал для театра.
Его первая опубликованная пьеса «Последний человек» («Den sista manniskan», 1917) изображает глубокие страдания последнего оставшегося на земле человека и продолжает тему отчаяния, вызванного войной. В эссе из сборника «Театр» («Teater», 1918) Л.
выступает против натуралистической драмы и восхищается поздними символическими пьесами Августа Стриндберга. Именно влиянием Стриндберга объясняется связь между драматическим творчеством Л. и немецким экспрессионизмом.
В 1919 г., работая театральным критиком в стокгольмской газете «Свенска дагбладет» («Svenska Dagbladet»), Л.
опубликовал поэтический сборник «Хаос» («Kaos») и пьесу «Небесная тайна» («Himlens hemlighet»), наиболее удачную из его ранних пьес, в которой выражается глубокий пессимизм Л.
, его убежденность в том, что если жизнь кажется человечеству высшей ценностью, то это следствие полного безразличия к Богу. Эту же тему писатель развивает в повести «Вечная улыбка» («Det eviga leendet», 1920).
В этой повести герои разговаривают с Богом, спрашивая Его, для чего Он их создал. Бог отвечает, что у Него не было определенной цели, но он сделал все наилучшим образом. Этот ответ оставляет людей в растерянности. Они не нашли той духовной поддержки, в которой нуждались. И это заставляет их искать духовную опору не в божественной силе, а внутри себя.
В 20-е гг. Л. много путешествует, посещает Францию и Италию, и пессимизм его в эти годы начинает смягчаться, а стиль становится более конкретным и не таким манерным. Поэзия этого периода – сборники «Путь счастливого человека» («Den lyckliges vag», 1921) и «Песни сердца» («Hjartats sanger», 1926) – наполнена простотой и оптимизмом, которые отсутствуют в его ранних произведениях.
Помимо сборника коротких рассказов «Злые саги» («Onda sagor», 1924), Л. написал две книги, которые многие критики сочли самыми личными произведениями Л.: «Гость действительности» («Cast hos verkligheten», 1925) и «Завоеванная жизнь» («Det besegrade livet».
1927). В книге «Гость действительности» рассказывается о детстве писателя, о том, как его с ранних лет преследовала идея смерти. «Завоеванная жизнь» – это сборник философских размышлений, в котором излагаются взгляды автора на собственное творчество и на мир.
По мнению американского критика Альрика Густафсона, эти произведения утверждают веру Л. в «нерушимый дух человека» и «конечную победу добра над злом». Кроме того, обе книги демонстрируют высокую повествовательную технику Л.
, который пишет простым языком, ясно и на редкость целенаправленно.
К драматургическим произведениям Л. относится также пьеса «Человек, который прожил жизнь» («Han som fick leva от sitt liv.» 1928). Эта и другие пьесы, написанные в 30-е гг., отличаются большим правдоподобием, использованием повседневного языка.
По мере того как в 30-е гг. росла угроза фашизма, творчество Л. становилось все более гуманистическим по духу, писатель подчеркивал необходимость бороться со злом. Хотя Л. объявил о своей гуманистической программе в поэтическом сборнике «У костра» («Vid lagerelden», 1932) и в пьесе «Король» («Konungen», 1932), самый суровый приговор тирании он вынес в «Палаче» («Bodeln»).
Эта повесть, написанная в 1933 г. и переработанная в пьесу под тем же названием в 1934-м, строится на сопоставлении средневековья и нашего времени, подтверждая известную мысль о неистребимости зла. Политические и социальные проблемы, возникающие в предвоенной Европе, продолжают доминировать в творчестве Л. на протяжении 30-х гг.
В драме «Человек без души» («Mannen utan sjal» 1936) автор показывает, как перерождается, влюбившись, политический террорист, который служил злу, а начинает служить добру. В «Победе во тьме» («Seger i morker». 1939) выведены два брата-близнеца, один – государственный деятель, демократ, другой – продажный демагог. Вторжением Германии в Данию и Норвегию навеяны многие стихи Л.
из сборника «Поэзия и бой» («Sang och strid».
1940), опубликованного в год избрания писателя в члены Шведской академии. Л.
продолжает писать стихи и пьесы, однако самой значительной работой этого периода является аллегорический роман «Карлик» («Dvargen», 1944) – история жизни злобного карлика, жившего во времена итальянского Возрождения, которая, по сути, содержит острую критику фашизма, а также человеческой жадности, лицемерия и злобы. В драме «Дайте людям жить» [«Lat manniskan leva», 1949) перед нами проходят судьбы тех, кто стал жертвой нетерпимости, среди них есть и вымышленные персонажи, и исторические личности, включая Сократа, Христа, Жанну д'Арк.
Роман «Варавва» («Barabbas») был опубликован в 1950 г. и сразу же привлек внимание критиков и писателей, в том числе Андре Жида, который назвал этот роман «замечательной книгой». Рассказывая историю жестокого разбойника, которого, в отличие от Христа, освободили от распятия, писатель говорит о попытке человека обрести Бога, о необходимости иметь веру.
Анализируя роман «Варавва» в «Атлантик Мансли» («Atlantic Monthly»), Чарлз Роло называет его «настоящим шедевром». Многие критики также сошлись на том, что никогда еще евангельская история не была рассказана с такой достоверностью и духовной силой. Переведенный на 9 языков, «Варавва» нашел самый широкий отклик у критиков и является самой популярной книгой писателя. В 1952 г.
по этому роману был снят фильм.
В 1951 г. Л. была присуждена Нобелевская премия по литературе «за художественную силу и абсолютную независимость суждений писателя, который пытался в своем творчестве найти ответы на вечные вопросы, стоящие перед человечеством». Член Шведской академии Андерс Эстерлинг сказал, что «Л.
принадлежит к тем писателям, которые смело и открыто обращались к самым насущным вопросам человечества, фундаментальным проблемам нашего существования». Л., человек стеснительный и замкнутый, от ответной речи отказался.
Вместо этого после нескольких слов благодарности за награду он прочитал отрывок из книги «Миф человечества» («Myten on manniskorna»), написанной за 30 лет до того и неопубликованной.
В последующие годы Л.
продолжал плодотворно трудиться; закончил девятый сборник стихов «Вечерняя земля» («Aftonland», 1953), написал еще пять романов: «Сибилла» («Sibyllan», 1956), «Смерть Агасфера» («Ahasverus dod» 1960), «Паломник в море» («Pilgrim pa havet», 1962), «Священная земля» («Det heliga landet», 1964) и «Мариамна» («Маriamne», 1967). Все эти романы тесно между собой связаны, в них поднимается тема любви, которая решается в духе контрастной символики.
Будучи чрезвычайно замкнутым человеком, Л. отделял личную жизнь от профессиональной. В 1918 г. он женился на Карен Дагмар Иоганне Сёренсон. В 1925 г. они развелись, и в том же году писатель женился на Элен Хальберг, вдове шведского художника Йёста Сандельса. Л. умер 11 июля 1974 г. от паралича в стокгольмской больнице в возрасте 83 лет.
«Чувство отчужденности – главная тема литературы XX в., и в этом смысле Л. близок таким писателям, как Франц Кафка и Альбер Камю, – писал в 1971 г. шведский критик Гункель Мальм-стрём. – Л. из тех, кого борьба против дегуманизации человечества привела к поиску скрытого Бога, решению метафизических загадок жизни».
Произведения можно отнести к таким жанрам:
Поделитесь своими впечатлениями с нашими читателями
Источник: http://velib.com/biography/lagerkvist_per/
Краткое содержание Улыбка вечности – Лагерквист Пер
Пер Лагерквист (Par Lagerkvist) 1891-1974 Улыбка вечности (Det eviga leendet) Роман (1920) Где-то во тьме, за пределами жизни, сидели и разговаривали мертвые. Каждый в основном говорил о себе, но все другие внимательно слушали. В конце концов, обсудив свое положение, мертвые решились на действие.
Один из сидевших во тьме вознегодовал на живых, он считал их слишком самонадеянными. Живые воображают, что все сущее только на них и держится. Но жизнь насчитывает несколько миллиардов мертвых людей! И именно мертвые терзаются духовными борениями многие тысячелетия.
Другой из темноты ему возразил: живые тоже кое-что значат. Конечно, они бессовестно спекулируют на том, что создано мертвыми, и слишком уж превозносят сами себя. Но нужно отдать должное и живым. Первый из темноты продолжал: он был при жизни очень значителен.
Настолько значителен, что был словно создан для того, чтобы умереть! Вообще значительно лишь, остающееся после смерти.
Нет, возразил ему уже высказывавшийся оппонент, вот он, например, тоже был замечательной личностью, но создан как раз наоборот для того, чтобы жить. Немного найдется людей, наделенных талантом жизни, – тех, о которых можно сказать, что они по-настоящему жили.
На этом, казалось, разговор мертвых окончился. Но вмешался третий, приземистый толстяк с маленькими глазками и коротенькими ножками – такими обычно представляют себе торговцев. Это и был торговец, и звали его Петтерсон, и он очень любил в той, другой жизни свою лавку, товары, запахе кофе, сыра, мыла и маргарина. Умирал Петгерсон тяжело. Заворачивавшему всю свою жизнь селедку рассчитывать на бессмертие трудно. К тому же Петгерсон и не верил в жизнь после смерти. Но вот он сидит здесь, в темноте. Он благодарен. Он жил. Он умер. И все-таки жив. Он очень за все это благодарен. Потом заговорили другие. Те, чья жизнь и смерть были полны значения и даже философичны, и иные, с судьбами обыкновенными, простоватыми, иногда в своей наивности трогательными. Издавал звуки даже самый примитивный мертвый, живший в незапамятные времена. Дикарь не знал, кто он такой, он даже не помнил, что он некогда жил. Он помнил только залах большого леса, смолы и влажного мха – и тосковал по ним. И еще сидели во тьме мертвые, страдавшие при жизни от своей особости. У одного, например, на правой руке не хватало большого пальца. Он жил обычной жизнью, общался с другими людьми и все же ощущал себя одиноким. У другого была своя особенность: он страдал от наличия черного пятнышка на ногте среднего пальца левой ноги. С пятнышком он родился, с ним проходил весь свой век и с ним умер. Все думали, что этот человек – как все, и никто не понимал его одиночества, А он всю жизнь искал себе подобного и ушел из нее так и не понятый. Говорили во тьме мужчина и женщина, их и тут тянуло друг к другу. Женщина всегда была счастлива уже оттого, что была с любимым. Но она его не понимала, твердил он. Он всю жизнь боролся и страдал, и строил, и рушил, но она его не понимала. Да, но она в него верила, возражала ему женщина. Он боролся с жизнью, а она жила. Так они и препирались во. тьме, единые и непримиримые. А один из сидящих во тьме не говорил ничего. Он не мог рассказать другим о своей судьбе. Им она могла бы показаться ничтожной или даже смешной. Сам он всю жизнь проработал служителем подземного общественного туалета: взимал плату с входящих и раздавал бумагу. В естественных человеческих потребностях он не видел ничего унизительного и считал свою работу нужной, хотя и не очень важной. В стороне от других сидели двое – юноша и седой старик. Юноша разговаривал сам с собой: он обещал любимой приплыть к ней на берег, благоухающий цветками лотоса. Старик вразумлял юношу, он говорил ему: его любимая давно умерла, и это он, старик, держал ее за руку, когда она умирала, ведь он – ее сын, он знает: его мать прожила долгую и счастливую жизнь с его отцом, юношу он узнал только по выцветшей фотографии, мать никогда не вспоминала его: ведь любовь – это еще не все, зато жизнь – это все… Но юноша продолжал шептать, обращаясь к возлюбленной, а старику он сказал, что вся жизнь его – это любовь, иной жизни он не знает. В темноте звучали голоса и погорше. Один из мертвых жил на острове, внутри которого был заключен огонь. Он любил девушку, которую звали Джудитта, и она тоже любила его. Однажды они подались в горы и встретили там одноглазую старуху – этим глазом старуха видела лишь истинное. Старуха предсказала Джудитте, что та умрет родами. И хотя рассказчик решил не трогать любимую, чтобы та жила, она заставила его овладеть собой и вышла за него замуж, она была очень земная женщина. Когда же Джудитта родила ребенка и умерла и рассказчик вышел из хижины с новорожденным на руках, он увидел свое племя исполняющим гимн в честь символа плодородия – фаллоса, и как раз в этот момент огонь вырвался из-под земли на горах, и все стояли и ждали его, не пытаясь спастись, потому что спастись было невозможно, и пели гимн в честь плодородия жизни. В этот момент рассказчик понял смысл бытия. Жизни важна лишь жизнь вообще. Ей, конечно, нужны и деревья, и люди, и цветы, но они ей не дороги по отдельности – проявив себя в них, жизнь легко их уничтожает. Тут заговорил еще один голос – медлительный, ясный и бесконечно мягкий. Говоривший утверждал: он – спаситель людей. Он возвестил им страдания и смерть, освобождающие от земной радости и земной муки. Он был на земле временным гостем и учил: все есть лишь видимость, ожидание истинно сущного. Он называл Бога своим отцом, а смерть – своим лучшим другом, ибо она должна была соединить его с Богом, пославшим его жить среди людей и принять на себя скорбь всего живого. И вот люди распяли говорившего, а Отец укрыл его во мгле, чтобы скрыть от людских глаз. Теперь он здесь, в темноте, но он не нашел тут Отца и понял: он – просто человек, а скорбь жизни – не горька, а сладостна, она – не то, что он хотел взять на себя своей смертью. Не успел он закончить, как рядом иной голос заявил: а вот он, говорящий сейчас, был в земной жизни метрдотелем, он служил в самом большом и посещаемом ресторане. Метрдотель – самая трудная и уважаемая профессия, она требует тонкого умения угадывать человеческие желания. Что может быть выше! И теперь он боится, что они там, на земле, еще не нашли ему достойной замены. Он тревожится по этому поводу. Он страдает. Мертвые зашевелились, никто уже ничего не понимал, каждый твердил свое, но тут поднялся еще один – в жизни он был сапожник – и произнес пламенную речь. Что есть истина? – вопрошал он. Земная жизнь – это сплошная путаница. Каждый знает только себя, хотя все ищут чего-то другого. Каждый одинок в бесконечном пространстве. Нужно найти что-то одно, единое для всех! Нужно отыскать Бога! Чтоб взыскать с него ответ за жизнь, которая сбивает всех с толку! Чем-то говоривший глубоко уязвил мертвых. И все осознали, какую страшную путаницу представляет собой жизнь, и согласились, что нет в ней ни покоя, ни почвы, ни твердой основы. Хотя некоторые подумали: а есть ли Бог? Но их убедили пойти искать его – ведь хотели найти Его очень многие. И начался долгий путь. К мертвым примыкали все новые и новые группы, и в конце концов они слились в громадное людское море, которое бурлило и клокотало, но постепенно, как это ни странно, упорядочивалось. В самом деле, объединенные общей идеей, мертвые быстро отыскивали себе подобных: особо несчастные находили особо несчастных, в общем-то счастливые – в общем-то счастливых, бунтари – бунтарей, великодушные – великодушных, вязальщики веников – вязальщиков веников… И тут вдруг открылось: разнообразие жизни не так уж и велико! Одна группа мертвых окликала другую. Вы кто? – спрашивали одни. Мы – лавочники Петтерсоны, – отвечали им. А вы кто? И им отвечали: мы – те, у кого на ногте левой ноги есть черное пятнышко. Но когда все наконец разобрались и наступили мир и покой, люди почувствовали опустошенность. Путаницы не стало. Все было упорядочено. И исчезло чувство одиночества – одинокие соединились с миллионами одиноких. Все проблемы решились сами собой. И незачем стало искать Бога. И тогда выступил вперед некто неказистый и сказал: “Что это такое! Все так просто, что, выходит, и жить не стоит! Ничего таинственного в жизни нет. И все в ней – лишь простое повторение незамысловатых в сущности отправлений. Сражаться и бороться, получается, не за что? Единственное, что от человека остается, кем бы он ни был, это кучка навоза для травы будущего года. Нет! Нужно непременно отыскать Бога! Чтобы он ответил за никчемность жизни, которую создал!” И все двинулись дальше. Проходили тысячи лет, а они все бреди и брели и уже стали отчаиваться. Тогда, посоветовавшись, выбрали самых мудрых и благородных и поставили их впереди. И те, в самом деле, еще через тысячу лет указали на мерцавшее впереди светлое пятнышко. Казалось, до него – сотни лет пути, но пятнышко света неожиданно оказалось рядом. Свет лился из железного фонаря с запыленными стеклами, он падал на старичка, который пилил дрова. Мертвые удивились. Ты бог? – спросили они. Старичок растерянно кивнул им в ответ. – А мы – жизнь, которую ты сотворил. Мы боролись, страдали, волновались и верили, мы гадали и надеялись… С какой целью ты создал нас? – Старичок смутился. Оробев, он взглянул на окружавшие его толпы, потупился и сказал: – Я – работник. – Это видно, – заметили выбранные старейшины, а позади послышались возгласы возмущения. – Когда я изготавливал жизнь, ничего такого я не хотел, – продолжал извиняться старик. Но он швырнул их в бездну отчаяния, обрек на муки, на страх и на беспокойство, он внушил им неоправданные надежды! Так кричали старейшины. – Я сделал как мог, – ответил старик. И он же дал им солнце и радость, позволил наслаждаться прелестью жизни, утра и счастья! Так кричали старейшины. И старик ответил им тем же. Он сделал как мог. Он говорил им одно и то же. И его ответ сбивал с толку спрашивавших. Но страсти рвались наружу. Для чего он все это затеял? Ведь была какая-то цель? С какой целью запустил он дьявольскую машину жизни? Люди жаждут гармонии и полны отрицания, они хотят разнообразия и единства, сложности и простоты – всего сразу! Зачем он сотворил их такими? Старик слушал спокойно, С виду он все еще смущался, но смирения в нем убавилось. Он ответил им. Он – просто работник. И он трудился не покладая рук. И ни к чему слишком сложному не стремился. Ни к радости, ни к скорби, ни к вере, ни к сомнению. Он просто хотел, чтобы у людей что-то было и чтобы им не пришлось довольствоваться пустотой. Старейшины чувствовали, как укололо их что-то в сердце. Старик вырастал у них на глазах. И сердца их наполнились теплом. Но люди сзади не видели, что впереди происходит. И, чтобы воспрепятствовать всякой попытке обмана, вперед выставили тысячи детей, которые следовали со всеми. Зачем Бог сотворил этих невинных малюток? Они – мертвы! О чем он тогда думал? Дети не знали, чего от них хотят, им понравился старый дед, они потянулись к нему, а он присел среди них и обнял. Ничего он тогда не думал, – сказал Бог, лаская детей. Толпы мертвых стояли, глядя на Бога с детьми, и в груди у каждого что-то таяло. Все вдруг ощутили таинственную связь с Ним и поняли, что Он – такой же, как они, только глубже и больше их. Им трудно было покидать Бога, и труднее всего расставались с ним дети. Но старик сказал им, что надо слушаться взрослых. И дети послушались! Толпы мертвых снова двинулись в путь. Люди спокойно и умиротворенно, как братья, беседовали друг с другом. И смысл всех их очень разных слов сводился к тому, что сказал один пожилой мужчина. А сказал он простую вещь – он принимает жизнь, какова она есть. Ведь никакой другой жизни представить себе все равно невозможно!
Дойдя до области тьмы, откуда они все вышли, и сказав все, что они хотели сказать, мертвые разошлись. Каждый направился к месту, которое уготовано ему в будущем.
(No Ratings Yet)
Loading…
Росте антонич, і росте трава,.
Ви зараз читаєте: Краткое содержание Улыбка вечности – Лагерквист Пер« Христина Головко – закатуйте їх у асвальт
Источник: https://ukr-lit.com/kratkoe-soderzhanie-ulybka-vechnosti-lagerkvist-per/
Пер Лагерквист – В мире гость
Пер Лагерквист
В мире гость
Из сборника «В мире гость»
ВСТРЕЧА С ТРЕБОВАТЕЛЬНЫМ ГОСТЕМ
Пер Лагерквист — крупнейший писатель нынешней Швеции. Его лучшие произведения, переведенные на многие европейские языки, можно отнести к классике современной мировой литературы.
Творчество этого большого художника, являющееся неотъемлемой частью мировой культуры (и, следовательно, «культурного багажа» всякого образованного человека), до сих пор было практически неизвестно советскому читателю — на русский язык переведено всего несколько коротких рассказов Лагерквиста, вошедших в наши весьма немногочисленные антологии скандинавской и шведской новелл. Впервые на русском языке выходит книга, которая даст нашему читателю представление о творчестве Лагерквиста. Книга «В мире гость» — своего рода сборник избранной прозы писателя, куда вошло лучшее, значительнейшее, что создано им в этом жанре.
За свою долгую жизнь (писатель родился в 1891 г.) Пер Лагерквист написал очень много. Произведения его разнообразны по жанрам: он и поэт, он и драматург, он и прозаик — автор изящных миниатюр и больших эпических циклов.
Его вещи отличаются мастерством, простотой и отточенностью формы, отмечены особым насыщенно-лаконическим и наивно-мудрым стилем.
Лагерквист не только признанный мастер, оказавший большое литературное влияние в особенности на поэзию своей страны, но и учитель, воспитатель умов, который, сам находясь в непрестанных поисках истины, заставляет и читателя напряженно думать о самых важных — вечных и актуальнейших — проблемах.
Нелегко назвать другого современного западного писателя, в творчестве которого с такою же силой, как у Пера Лагерквиста, проявилось бы мучительное стремление познать смысл жизни, разрешить средствами искусства и философской мысли серьезнейшие, кардинальнейшие проблемы человеческого бытия и человеческой души — с силой, приводящей на память русскую классическую литературу. Не случайно он смолоду знал и высоко ценил эту литературу: еще в 1913 году он напечатал в журнале «Вперед», органе Социал-демократического союза молодежи, статью о Достоевском, в котором видел величайшего мастера-психолога.
Стремление поэтически и философски осмыслить те самые «вечные» вопросы, на решение которых претендует религия, определило своеобразное богоборчество, являющееся отличительной чертой творчества Лагерквиста.
Это также сближает его с такими великими русскими писателями, как Толстой и Достоевский, хотя в отличие от них Лагерквист еще в юности порывает с традиционной верой.
Несмотря на это он сводит счеты с религией (и одновременно пользуется ее символами) на протяжении всей своей жизни. В 1950 году он выразил свое отношение к религии такими словами:
«Бог — ничто для меня. Более того, он мне ненавистен… он отнимает у нас то, чего мы ищем, думая, что ищем мы его».
Несмотря на чрезвычайно ответственное, «требовательное» отношение к жизни (ср.
рассказ «Требовательный гость», посвященный попыткам человека найти в ней свое место), на непримиримость к разного рода темным сторонам жизни, на ужас перед тем, как «неполно и неподлинно» живут подчас люди, еще одна отличительная черта творчества Лагерквиста — любовь к жизни.
Способность любить жизнь — постоянный спутник, а может быть, и основа доброго, светлого начала в человеке. Положительные герои Лагерквиста любят жизнь вопреки всему — будничности, страданиям. Они радуются тому, что есть в ней прекрасного, замечают и ценят неброскую красоту родной природы, скрытую красоту души в окружающих людях.
Так любит жизнь Андерс, герой автобиографической повести «В мире гость», в душе которого постоянно словно бы «пелся гимн жизни». Так относится к жизни калека Линдгрен — герой рассказа «В подвале». Отрицательные же персонажи Лагерквиста, такие, как Карлик, не любят жизнь — писатель отчетливо подчеркивает это.
В 30-е годы, активно выступая против фашизма, Лагерквист определил свою позицию как «воинствующий гуманизм» — с ударением на обоих словах.
Его любимые герои — те, кто не остается пассивным, но пытается как-то помочь окружающим, не щадя при этом себя (пусть даже делают они это «невпопад», как Юхан-Спаситель, герой одноименного рассказа).
Симпатии Лагерквиста на протяжении всего его творчества были отданы простым, «маленьким» людям, бедным и обездоленным — в этом легко убедится читатель сборника.
Все эти особенности творчества Лагерквиста нашли свое выражение уже в первой вещи, в которой в полную силу сказался и его талант, — в автобиографической повести «В мире гость» (1925 г.).
Некоторые шведские исследователи творчества Лагерквиста называют эту повесть ключом ко всему его творчеству, содержащим в зародыше все основные темы и образы писателя.
С ними, впрочем, нельзя согласиться безоговорочно: наряду с «вечными» темами Лагерквиста волновало все то новое, что несла с собой его бурная эпоха, и в связи с этим в его творчестве появлялись новые мотивы.
Герой повести Андерс растет в семье начальника железнодорожной станции в шведской провинции. Через восприятие подростка очень ярко и точно показана атмосфера мелкобуржуазной семьи, честной, набожной и ограниченной, Андерсу тесно в этих рамках. Традиционная религиозность родителей гнетет его.
Он мечтает вырваться из своего окружения, и действительно вырывается, не только физически, но и духовно, отвергая религию и становясь адептом материалистического «нового учения, отметающего бога и все упованья на него, принимающего жизнь во всей ее неприкрашенной обнаженности, с ее планомерной бессмыслицей» (как объяснял впоследствии сам писатель, он имел в виду дарвинизм).
С тонким психологизмом проникает Лагерквист в постоянно взбудораженную, растревоженную душу Андерса — ребенка, подростка, потом юноши, тонко чувствующего, наделенного поэтическим воображением, ранимого.
Андерс переживает первые столкновения с горькой правдой жизни — болезнью и смертью близкого человека, собственной болезнью и страхом смерти, сомнениями и разочарованиями. Повесть построена на противопоставлении косного, застойного быта и взволнованности формирующейся души.
Лагерквист выступает здесь не только как тонкий психолог, но и как зрелый реалист-бытописатель, дающий живые зарисовки провинциального городка и деревни.
Композиционно несколько особняком стоит в повести заключительный эпизод — молитвенное собрание, организованное Армией спасения, на котором присутствует Андерс.
Но логически этот эпизод — необходимое завершение повести: это последнее разочарование, знаменующее окончательное освобождение Андерса от посягательств религии на его душу.
Девушка — офицер Армии, предмет восторга и первой юношеской любви Андерса, так вдохновенно и лирично говорившая на собрании о своем «спасении», в сущности, оказывается, имела в виду лишь спасение от материальных трудностей: дома она не могла себя прокормить, а в Армии ей гарантировано обеспеченное существование.
Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-classic/322944-per-lagerkvist-v-mire-gost.html
Загрузка...
