Сочинения об авторе мандзони

Мандзони алессандро

МАНДЗОНИ АЛЕССАН­ДРО – итальянский пи­са­тель.

Из ари­сто­кра­тической се­мьи; внук Ч. Бек­ка­риа, пле­мян­ник А. Вер­ри. Се­на­тор (1860 год).

Учил­ся в кол­лед­жах, при­над­ле­жав­ших различным ор­де­нам (1791-1803 годы), не­смот­ря на это, уже в юно­сти стал убе­ж­дён­ным ан­ти­кле­ри­ка­лом и рес­пуб­ли­кан­цем, при­вер­жен­цем ра­цио­на­лиз­ма Про­све­ще­ния.

Ран­няя по­эзия Мандзони вы­дер­жа­на в ду­хе клас­си­циз­ма: по­эма «Три­умф сво­бо­ды» («Trionfo del­la libertà», 1801 год), идил­лия «Ад­да» («Ad­da», 1803 год), че­ты­ре фи­лософско-са­ти­рических «По­уче­ния» («Ser­moni», 1803-1804 годы).

Эво­лю­ция ми­ро­воз­зре­ния и по­эти­ки Мандзони в сто­ро­ну ро­ман­тиз­ма от­ра­зи­лась в по­эмах: «На смерть Кар­ло Им­бо­на­ти» («In morte di Carlo Imbonati», 1806 год), «Ура­ния» («Urania», 1809 год) и осо­бен­но – в цик­ле из пя­ти «Свя­щен­ных гим­нов» («Inni sacri», 1812-1822) и очер­ке «О ка­то­ли­че­ской мо­ра­ли» («Sul­la morale cat­to­lica», 1819 год).

Ме­ж­ду 1809 и 1810 годами Мандзони пе­ре­жил нравственный кри­зис; об­ра­ще­ние к ка­то­лической ве­ре ло­ги­че­ски за­вер­ши­ло его раз­мыш­ле­ния о гу­ман­ной мис­сии по­эта.

В кон­це 1810-х годов Мандзони стал гла­вой милан­ско­го круж­ка ро­ман­ти­ков, объ­еди­нив­ших­ся во­круг журнала «Concilia­tore» (1818-1819 годы); его эс­те­тические тру­ды: «Пись­мо господину Ш… о един­ст­вах вре­ме­ни и мес­та в дра­ма­ти­че­ском про­из­ве­де­нии» («Let­te­ra sull’ unità di tempo e di luogo nella tragedia», 1823 год, русский перевод 1984 год) и «Пись­мо мар­ки­зу Че­за­ре Д’Адзельо о ро­мантиз­ме» («Lettera al marchese Cesare d’Azeg­lio sul romanticismo», 1823 год, опубликован в 1846 году, русский перевод 1984 год) вос­при­ни­ма­лись как ма­ни­фе­сты ро­ман­тической шко­лы не толь­ко в Ита­лии, но и за её пре­де­ла­ми. Эти ра­бо­ты, а так­же оды «Март 1821 г.» («Marzo 1821», опубликована в 1848 году) и «Пя­тое мая» («Il cinque maggio», 1821 год; на­пи­са­на на смерть На­по­ле­о­на I и бы­ла за­пре­ще­на цен­зу­рой вплоть до 1822 года) от­ра­зи­ли пред­став­ле­ния Мандзони о кон­фликт­ном взаи­мо­дей­ст­вии бла­го­род­но­го ге­ро­ического дея­ния, жес­то­кой ис­то­рической и по­ли­тической за­ко­но­мер­но­сти и не­пре­лож­ной муд­ро­сти про­ви­де­ния. Оду «Пя­тое мая» в сво­ём пе­ре­во­де на­пе­ча­тал в журнале «Über Kunst und Altertum» И.В. Гё­те (1822 год); час­тич­ный русский перевод осу­ще­ст­вил Ф.И. Тют­чев (около 1829 года).

Обос­но­ван­ный в эс­те­тических со­чи­не­ни­ях Мандзони тип изо­бра­же­ния ис­то­рических со­бы­тий был оп­ро­бо­ван им в тра­ге­ди­ях «Граф Кар­мань­о­ла» («Il conte di Carmagnola», 1820 год; русский перевод 1888 год) и «Адель­гиз» («Adel­chi», 1822 год; русский перевод 1978 год), по­стро­ен­ных на не­при­ми­ри­мом нравственном кон­флик­те бла­го­род­ной лич­но­сти и государственного ин­те­ре­са. Пре­ди­сло­вие к «Гра­фу Кар­мань­о­ле», где Мандзони, в ча­ст­но­сти, под­верг кри­ти­ке пра­ви­ло трёх единств, ста­ло од­ним из пер­вых ма­ни­фе­стов ро­ман­тического те­ат­ра.

Но­ва­тор­ский ха­рак­тер ис­то­риз­ма Мандзони пол­нее все­го вы­ра­зил­ся в са­мом зна­ме­ни­том его со­чи­не­нии – ро­ма­не «Об­ру­чён­ные» («I promessi sposi», 1-я ре­дак­ция под названием «Фер­мо и Лю­чия» – 1821-1823 год; по­сле­дую­щие ре­дак­ции – 1825-1827 и 1840-1842 годов; русский перевод 1833 год).

Со­бы­тия из жиз­ни Ми­лан­ско­го гер­цог­ст­ва в XVII века ос­мыс­ле­ны в ро­ма­не как про­яв­ле­ние пер­ма­нент­но­го нравственно-ре­лигиозного кон­флик­та (про­ти­во­стоя­ние хри­сти­ан­ской эти­ки, сле­до­ва­ния еван­гель­ским за­ве­там, с од­ной сто­ро­ны, и низ­мен­ных ко­ры­ст­ных ин­те­ре­сов, пре­зре­ния к сла­бо­му – с дру­гой). Сю­жет ро­ма­на стро­ит­ся на столк­но­ве­нии ин­те­ре­сов бед­ных и уни­жен­ных с уст­рем­ле­ния­ми силь­ных ми­ра се­го; по мыс­ли Мандзони, смысл че­ло­ве­че­ским дея­ни­ям при­да­ёт ве­ра в про­ви­де­ние. В «Об­ру­чён­ных» при­сут­ст­ву­ют не­ко­то­рые сю­жет­ные мо­ти­вы итальянской про­зы XVII века, а так­же эле­мен­ты го­ти­че­ско­го ро­ма­на.

Сре­ди других со­чи­не­ний: ис­то­рический очерк «Ис­то­рия по­зор­но­го стол­ба» («Storia del­la colonna infame», на­пи­са­но в 1820-х годах, опубликован в 1842 году; русский перевод 1978 год), раз­ви­ваю­щий те­му нравственной от­вет­ст­вен­но­сти власть иму­щих; трак­тат «Об италь­ян­ском язы­ке» («Della lingua italiana», 1847 год, опубликован в 1850 году).

Сочинения:

Manzoni: cattolicesimo e ragione borg­he­se: antologia. Torino, 1975;

Из­бран­ное. М., 1978;

Tutte le lettere. Mil., 1986;

Tutte le opere. Mil., 1990-1991. Vol. 1-5;

Opere. To­rino, 2002.

Литература

• Ват­сон М.В. Манд­зо­ни. СПб., 1902
• Pet­rocchi G. Manzoni, letteratura e vita. Mil., 1971
• Goffis C. La lirica di A. Manzoni. Firenze, 1971
• Bonora E. Manzoni. Torino, 1976
• De San­ctis F. Manzoni. Torino, 1983
• Реи­зов Б.Г. Ис­то­ри­че­ский смысл тра­ге­дии А. Манд­зо­ни «Граф Кар­мань­о­ла» // Ис­то­рия и тео­рия ли­те­ра­ту­ры. Л., 1986
• Nencioni G. Trittico man­zoniano. Orte, 1987
• Vitale M. La lingua di A. Manzoni. Mil., 1992
• Raimondi E. Il ro­man­zo senza idillio: saggio sui «Promessi sposi». Torino, 2000
• Pupino A.R. Manzoni, re­ligione e romanzo. Roma, 2005
• Tellini G. Man­zoni. Roma, 2007

Источник: https://w.histrf.ru/articles/article/show/mandzoni_aliessandro

История всемирной литературы. 19 век. первая половина. Алессандро Мандзони

Написала : Яна Николайчук

История всемирной литературы. 19 век. первая половина.Алессандро Мандзони

“трех единств” и обязательное в классицизме подражание античным образцам Мандзони подверг критике с точки зрения народности искусства. Он доказывал, что Италии нужна литература, интересная и доступная возможно большему числу читателей, а не наиболее образованным.

Взамен “системы подражания”, принятой классицистами, Мандзони выдвинул понятие “исторической системы”, основанной на верности фактам и их историческим причинам. В “Письме г-ну Ш… о единстве места и времени в трагедии” (1823) и в письме Ч. Д’Адзельо “О романтизме” (1823, опубл.

1846) писатель раскрыл сформулированный им еще в ранних своих набросках тезис: “Историческая правда — вот тип правдоподобия”.

Признавая, что единственным объектом романтического искусства является “истинное” (vero), Мандзони рекомендовал писателю-романтику обращаться лишь к сюжетам, интерес которых “порожден жизненным опытом и впечатлениями повседневной жизни”.

Мандзони требовал, чтобы поэтическое воображение проникло в сущность исторических фактов и передавало ее в характерных для данной среды и эпохи ситуациях и конфликтах. Как и Висконти, он призывал романтиков учиться у Шекспира, чтобы создавать правдивые образы, в которых проступало бы своеобразие исторического момента. В этих теоретических принципах ясно предстает важный аспект романтического художественного мировосприятия, который связывает эстетику романтиков с реалистической и который горячо поддержал в итальянской романтической теории Стендаль.

Однако отчасти уже из некоторых положений “Письма г-ну Ш…

“, а в еще большей мере из позднейших работ Мандзони по эстетике романтизма явствует, что исторически правдивое у него мыслится как образная форма некоей идеальной нравственной истины, стремление к которой и есть главное условие выполнения литературой ее высокой миссии.

В духе католических идеалов, распространенных в период Реставрации среди итальянских либералов и сочетавшихся у них в 20—30-е годы с критикой феодальных пережитков и иноземного произвола, Мандзони отождествлял эту высокую идею литературы с верностью духу Евангелия, а нравственный смысл истории видел в проповеди христианского милосердия. В этом представления Мандзони примыкают к тому типу европейского романтического мироощущения, в системе которого обращение к христианской религии представало как одна из обобщенно-духовных форм неудовлетворенности веком, как одна из утопических попыток противостоять его бесчеловечности.

Внук знаменитого итальянского просветителя Ч. Беккариа, Мандзони испытал влияние французских “идеологов” — философов республиканского толка, с которыми он сблизился во время своего пребывания в Париже в 1805—1810 гг.

Более оригинальна написанная белым стихом поэма “На смерть Карло Имбонати” (1805—1806), где выразились идеалы молодого поэта, близкие к просветительским.

В пяти “Священных гимнах” (1812—1822) Мандзони отказывается от классицистической риторики, от мифологических и чисто литературных ассоциаций, переходя к риторике иного типа, передающей экстаз верующего человека, которому открывается его причастность к судьбам и чувствам всех, кто верует.

Божественное милосердие, как понимает его Мандзони, даровано в первую очередь безвестным, оно раскрывается перед простыми душами, “затерянными в жестоком мире”.

Наибольшую известность Мандзони-лирику принесла ода “Пятое мая”, написанная на смерть Наполеона и воплотившая романтическое понимание истории, места личности в ней. Знаменательна, в частности, та широкая историческая перспектива, на фоне которой предстает титаническая фигура Наполеона.

В трактовке судьбы Наполеона контрастно сочетаются у Мандзони восхищение этим необычайным человеком и умиротворенная радость верующего, который видит высшую мудрость в том, что могущественному баловню фортуны, как и простым смертным, под конец жизни дарована только одна надежда — на божью милость.

20-е годы — время наивысшего творческого взлета А. Мандзони. Большим событием в становлении романтизма стали две его исторические драмы. Действие первой из них — “Граф Карманьола” (1820) — относится к XV в., времени междоусобных войн и борьбы за власть внутри феодальных городов-коммун.

В основу сюжета легла история венецианского военачальника Франческо Карманьолы, ошибочно обвиненного в измене Венеции и осужденного на смертную казнь.

В соответствии с принципами своей “исторической системы” Мандзони в эту драму ввел исторических и вымышленных героев, стремясь передать характерный колорит времени. Драма проникнута трагическим чувством бессилия добрых начал перед несправедливостью.

Оклеветанный, умирает позорной смертью честный, любимый солдатами военачальник. Один из венецианских сенаторов Марко, питавший дружеские чувства к Карманьоле, вынужден под давлением политических соображений предать друга.

Если учесть, что эту драму Мандзони начал писать еще в 1816 г., т. е. почти сразу после Венского конгресса, станет понятным, что выраженное в ней сомнение в возможности противостоять злу коренилось в том разочаровании, которое охватило итальянскую патриотическую оппозицию под натиском реакции.

Так романтический конфликт благородных человеческих стремлений и враждебного общества проецируется в драме на исторические судьбы всего итальянского народа.

Введение в историческую драму персонажа, который олицетворяет народ в целом и говорит от его имени, — подлинно новаторская черта “Карманьолы”. Плодотворность такого обращения к проблемам, затрагивающим жизненные интересы всего народа, обращения пока еще лирического, но уже включенного поэтом в русло исторической драмы, подтвердилась во второй драме Мандзони — “Адельгиз” (1822).

“Адельгиз” знаменует важный этап в формировании романтической концепции истории Мандзони. Драма создавалась одновременно с первым наброском исторического романа “Обрученные”, ставшего высшим художественным достижением итальянской литературы XIX в.

В “Адельгизе”, как и в романе, Мандзони попытался, наряду с традиционными “героями” истории, фигурировавшими обычно и в хрониках, и в драматических произведениях, — королями, членами их семей, их приближенными, изобразить народ как таковой, рассказать и о его судьбе.

Значительное место в драме занимают массовые сцены, в эпизодах предстают целые социальные группы, показаны разные области Италии.

Рупором настроений Мандзони выступает в “Адельгизе” хор. В его песне звучит скорбь порабощенного народа Италии, чья земля стала предметом спора между чужеземцами. Это плач тысяч гонимых, “не имеющих имени”. Лирическая песнь об обманутых надеждах безвестных поколений органично связана в “Адельгизе” с трагедией короля лангобардов Дезидерия и его детей Адельгиза и Эрменгарды.

В судьбах этих героев проявляется нравственная истина, заложенная, по мысли Мандзони, в истории. Добродетельный Адельгиз гибнет, став жертвой несправедливости, принесенной на землю Италии его соплеменниками. Гибнет и любящая, далекая в своих помыслах от какого-либо зла Эрменгарда.

То, что оба идеальных героя Мандзони погибают, воспринимается в “Адельгизе” как нравственный приговор “расе завоевателей”, которой чуждо все человечное и которая должна поэтому понести расплату за посеянное ею прежде зло.

Роман “Обрученные” был начат в 1821 г., первый его набросок — “Фермо и Лючия” — увидел свет в 1823 г. Мандзони затем многое изменил в этом варианте. Завершенный роман “Обрученные” вышел в свет в 1827 г. (в 1842 г. писатель несколько обновил текст 1827 г. стилистически). Это одна из вершин не только итальянского, но и европейского исторического романа эпохи романтизма.

Здесь изображен один из самых трудных периодов в жизни Миланского герцогства XVII в.

Это было время, когда в условиях феодальной реакции и испанского гнета разоренная и раздробленная Италия оказалась вовлеченной в Тридцатилетнюю войну и по ее разграбленным деревням маршировали немецкие ландскнехты.

События частные и события исторические осмысляются у автора “Обрученных” как проявления нравственно-религиозного конфликта между верностью долгу перед богом и перед ближним, с одной стороны, и забвением идеаалов Евангелия — с другой. В реальности истории, в движении и взаимосвязи человеческих судеб сталкиваются два полюса конфликта — мир высокой мудрости и его антипод — мир низменных побуждений, корысти, презрения к слабому.

Романтический контраст пронизывает все уровни повествования, организует действие, сообщает ритм движению сюжета, определяет эмоциональность тона, характер местного колорита. В соотношении эпизодов внутри глав тоже скрыта идея нравственного противоборства разнонаправленных сил: писатель ставит героев в ситуации событийно-параллельные, но противоположные по нравственному решению.

Религиозно настроенный писатель склонен объяснять постоянный процесс чередования горя и счастья, зла и добра высшей волей провидения, мудрость которой могут постичь лишь души, искренне следующие христианским заповедям.

В освещении ее Мандзони обнаруживает плодотворные реалистические тенденции: интерес к конкретным фактам, характеризующим историческую специфику эпохи, наблюдательность исследователя явлений социальной жизни.

В романтически-двуплановую концепцию бытия вплетаются у Мандзони элементы просветительской философии и морали.

На него оказали сильное влияние антифеодальные тенденции ломбардского Просвещения — разоблачение нравственных устоев дворянства и острая постановка проблем государственной пользы и общественной справедливости.

Конфликт “ложного” и “истинного” предстал в “Обрученных” как противопоставление власть имущих и народа, вынужденного терпеть их произвол.

Чередуя обстоятельные экскурсы в историю испанского правления в Ломбардии с картинами деревенской и городской жизни и с рассказом о злоключениях отдельных персонажей, Мандзони сплетает в единую цепь причин и следствий индивидуальное и общее.

Главный объект его внимания — низшее звено цепи, бесправные и обездоленные люди из народа.

Из этого подхода к отечественному прошлому проистекают наиболее важные художественные открытия Мандзони, во многом определившие пути итальянской прозы всего XIX в.

Поставив в центр конфликта деревенского прядильщика и его скромную невесту, соотнеся именно с их судьбами события частной жизни других персонажей и общественно-политической жизни всей Ломбардии, Мандзони, по определению современного итальянского писателя Д. Реа, “совершил революцию в прозе Италии”.

Его исторический роман еще более “безгероичен”, чем у Скотта (Э. Бонора), а в исторически характерном экзотическое, “колоритное” начало сведено до минимума. Крестьянский колорит проступает в зарисовках повседневных занятий и быта деревенских жителей, в передаче их пересудов и пр.

Наиболее своеобразно проецированность индивидуальных судеб на общие народные судьбы сказалась в непосредственном присутствии в повествовании “героя-массы”.

Масса может выступать и как участник действия, активный и, главное, подчиняющий себе судьбы героев. Такова толпа миланской бедноты в сцене хлебного бунта, в картинах Милана, пораженного чумой.

Писатель создает коллективный образ страдающего народа, горести и надежды которого едины с переживаниями главных героев повествования.

Своеобразна структура романа. Интрига то и дело прерывается пространными историческими описаниями.

За это автора “Обрученных” упрекнул Гёте: очень высоко оценив роман, он, однако, считал, что ради исторических описаний Мандзони пренебрег главной задачей романиста — “описывать любовь и страдания своих обрученных”.

С развитием реалистической тенденции, наиболее ярко представленной в итальянской романтической прозе “Обрученными” Мандзони, и было связано будущее повествовательной традиции в Италии. Однако сами писатели-романтики первой половины века не сумели углубить эту тенденцию, хотя вслед за автором “Обрученных” многие из них обращались к историческому прошлому и даже пытались следовать примеру Мандзони в воспроизведении характерных черт эпохи (из числа этих романистов выделяется Т. Гросси, автор исторического романа “Марко Висконти”, 1834).

Источник: http://sochinenie.blogspot.com/2013/06/19.html

Развитие жанра исторического романа в итальянской литературе XIX века — сочинение по творчеству А. Мандзони

Жанр исторического романа Роман (заимствование из французского языка) – жанр повествовательной литературы, раскрывающий историю нескольких, иногда многихчеловеческих судеб на протяжении длительного периода времени, порою целых поколений.

Специфической особенностью романа в его классической форме является разветвлённость сюжета, отражающего сложность отношений в обществе, рисующего человека в системе его социальных связей. Роман зародился в XIII веке во Франции как развлекательная литература, противопоставленная литературе духовного содержания.

Весьма разнообразны романы по тематике – от семейно-бытовых до философских, от социальных до приключенческих.

В связи с этим считается, что в тот момент, когда автор начинает описание исторических событий, он перестаёт быть художником и превращается в историка-документалиста. Однако это не всегда так. Зачастую авторы склоняются в одну из этих сторон, и тогда роман получается более историей или более вымыслом.

Основоположником жанра исторического романа в мировой литературе считается английский писатель Вальтер Скотт, начинавший свою писательскую деятельность в качестве поэта и собирателя шотландского фольклора, но после успеха его первого исторического романа «Уейверли» решившего посвятить себя исключительно этому жанру. Его перу принадлежит 27 романов.

Жанр вызвал много последователей и подражателей, особенно во Франции.

Исторический роман существовал уже в XVII веке, но своего подлинного расцвета он достиг именно в XIX веке в рамках романтизма, доминировавшего в то время в европейском искусстве и литературе.

Патриоты смотрели на историю как на средство будущего прогресса, а на человека – как на результат исторического процесса.

Результатом исторических процессов того времени было выдвижение на первый план буржуазии. По этой причине романы, фоном которых является современная тому периоду история, не обходились без обращения к данному сословию.

Во второй половине XIX века с окончанием эпохи Рисорджименто жанр исторического романа находится в упадке, така как в большинстве своём романисты стремятся к изображению недавних событий или современности, правдиво изображая жизнь современного общества.

Так рождается стремление романистов к точному показу действительности, что повлекло за собой появление реалистического, а затем и веристского романа. Алессандро Мандзони и его последователи В Италии возникновение жанра исторического романа связано с 1827 годом – временем публикации «Обручённых» Алессандро Мандзони.

В тот же год были опубликованы и некоторые другие, менее ценные с литературной точки зрения, романы, в которых любовная линия переплеталась с историческими событиями или с идеями Рисорджименто.

Следует, однако, отметить, что с публикацией «Обручённых» жанр исторического романа трансформируется: фон повествования смещается с прошлого на современные исторические события (на которые итальянцы возлагали большие надежды), исчезает авантюрная линия, заменяемая повествованием, основанным на документальных данных.

«оторымнцы ического романа трансформируется: фон повествования смещается с прошлого на современные исторические события (которымОбручённые» – это пример строгой реконструкции исторических событий, в которой даже вымышленные персонажи кажутся реальными и вносят значительный вклад в процесс воссоздания событий XVII века.

В историческом аспекте Мандзони следует примеру Вальтера Скотта, беря в качестве фона повествования прошедшую эпоху, но решительно его превосходит в плане сложности характеров персонажей и тонкости переплетения истории с вымыслом.

Мандзони стал новатором и в языке: языком его романа стал флорентийский диалект, поскольку писатель считал, что литература не является элитарым искусством, созданным для развлечения рафинированного общества.

Он, как и все итальянские романтики, был склонен к литературе утилитарного и дидактического характера и потому считал, что произведение искусства должно быть понятно простому народу, широкому кругу читателей.

В дальнейшем романы писались уже по одному из двух шаблонов: Скоттовскому – реконструкция событий Среневековья, наличие авантюрной линии, дуэлей и убийств; Мандзонианскому – выдвижение в качестве главных героев людей низшего сословия, максимальное приближение языка и стиля повествования к разговорному, сознательное стремление обратить внимание соотечественников на такие ценности, как родина, свобода, национальное единство, моральный долг. По мере укрепления идей Рисорджименто в среде писателей начинается постепенное отступление от скоттовского типа исторического романа.

Мандзони в своём очерке «Об историческом романе» (1845 год) объявил о несостоятельности этой его разновидности ввиду невозможности служения насущным проблемам (то есть, задачам Рисорджименто) и потому его несостоятельности.

Именно в этом ключе и написано лучшее произведение Ипполото Ньево «Исповедь итальянца», знаменующее собой трансформацию собственно исторического романа в роман о современной истории с автобиографическим элементом, современным вариантом языка и психологическими портретами персонажей.

Вехой в развитии исторического романа является роман Уго Фосколо «Последние письма Якопо Ортиса», в котором исторические события XIX века переплетаются с судьбой главного героя. Роман является продолжением тенденции, начатой Ричардсоном в «Клариссе», Руссо в «Юлии или новой Элоизе» и Гёте в «Страданиях юного Вертера».

Наряду с историческим мотивом, в романе присутствуют: Сентиментальный мотив – в романе описываются переживания главного героя; Автобиографический мотив – роман основан на личном опыте писателя.

Источник: http://sochbox.com/razvitie-zhanra-istoricheskogo-romana-v-italyanskoj-literature-xix-veka-sochinenie-po-tvorchestvu-a-mandzoni/

Творчество Мандзони

Итак, все собственно художественное творчество Мандзони падает на первое двадцатипятилетие XIX века. Обычно его делят на два условных периода: первый (примерно до 1810 года) до его пресловутого религиозного «обращения» и второй — с 1810—1812 годов до завершения первой редакции романа «Обрученные».

Если отбросить довольно популярную легенду об «обращении» Мандзони в апреле 1810 года, когда, будучи в Париже, он попал в уличные манифестации по случаю бракосочетания Наполеона с дочерью австрийского императора Марией-Луизой и, спасаясь от давки, укрылся в церкви, где на него снизошла божественная благодать, то эту дату можно принять как условный рубеж, отделяющий раннее юношеское творчество Мандзони, во многом еще ученическое, от творчества зрелого периода. В своих первых произведениях Мандзони еще пытается найти себя в самых различных стихотворных жанрах (поэмы, сонеты, сатиры, эпиграммы и пр. ), он еще сильно подражателен. Особенно заметно его увлечение Монти.

Лирика его скована традициями классицизма. Но вместе с тем уже в ней нельзя не заметить попыток найти свой путь, «никем не исхоженный» (сонет «К музе»).

В нем очевидно присутствуют свойства совершенно новой гражданской поэзии не только в смысле предначертанной там программы, но и с точки зрения наличия элементов нового романтического стиля.

Таким образом, написание «Священных гимнов» и политической лирики 1810-х — начала 1820-х годов не было в литературной эволюции Мандзони «чудом», а явилось логическим итогом предшествующих поисков. Это понимали наиболее прозорливые современники Мандзони.

«Поиски нового неисхоженного пути», предпринятые Мандзони в первом периоде творчества, увенчались успехом. Он пришел к романтической поэзии, гражданской по содержанию и сугубо индивидуальной по выражению. Политические стихи 1814—1821 годов, «Священные гимны» и лирические хоры из трагедий образуют в своей совокупности единый цикл гражданской лирики, который в равной степени позволяет судить и о политической идеологии Мандзони и о его взглядах на воспитательную, морально-этическую задачу поэзии.

Мандзони видел назначение искусства в его способности к Гражданскому и нравственному совершенствованию общества. Эти цели искусства были для Мандзони неразделимы.

Недопустимость вмешательства церкви в гражданские дела была непоколебимым убеждением Мандзони. Его христианство носило чисто светский характер. В идеях христианства Мандзони усматривал ту моральную силу, которая удерживала человечество от преступлений и порчи нравов.

Религиозные идеи представлялись ему неким сдерживающим началом против крайностей якобинизма. Но в период, когда народные массы, и в первую очередь итальянский пролетариат, не были еще реальной политической силой, это свойство Мандзони-1писателя не имело активного значения.

Призывы к стойкости духа, гражданским добродетелям и нравственному совершенствованию не имели в глазах читателей и зрителей религиозной цены, а ощущались лишь в гражданском их значении.

Общественно-идеологической силы оно тогда не имело. В год ареста Сильвио Пеллико вышла из печати первая трагедия Мандзони «Граф Карманьола» (1820).

В 1822 году Мандзони кончает свою вторую трагедию, «Адельгиз», и задумывает третью — «Спартак», которая не пошла дальше набросков. Вместе с «Франческой да Римини» Сильвио Пеллико трагедии Мандзони положили начало романтической драматургии.

Источник: http://triada-theatrer.ru/tvorchestvo-mandzoni.html

Краткое содержание романа Мандзони “Обрученные”

Дон Аббондио, священник маленькой деревеньки, расположенной в той части озера Комо, где оно заворачивает к югу между двух горных кряжей и все изрезано выступами и заливами, на закате дня 7 ноября 1628 г. возвращается домой после приятной прогулки. Он уже готов повернуть на тропинку, ведущую к деревне, как его путь преграждают две зловещие фигуры.

Их одеяние, наружность и ухватки – у обоих головы повязаны зеленой сеткой с большой кистью, длинные усы закручены, к кожаному ремню прикреплена пара пистолетов, огромный кинжал и палаш с ярко начищенным эфесом – не оставляют сомнений относительно рода их занятий.

Это так называемые брави, лихие молодцы, которых нанимают для разнообразных, в том числе весьма сомнительных, поручений. У бедного дона Аббондио моментально душа уходит в пятки и он мучительно старается припомнить, не провинился ли он в чем-нибудь против сильных мира сего.

От имени своего хозяина, молодого и разнузданного феодала дона Родриго, брави требует, чтобы дон Аббондио отменил назначенное на завтра венчание местного крестьянского парня Ренцо Трамальино и его невесты Лючии Монделлы.

Несчастный священник – добрый человек и никому не желает зла, но совсем не обладает львиной отвагой и поэтому избегает любых столкновений, а раз уж они его коснулись, всегда встает на сторону сильнейшего, давая понять слабому, что в душе он ему не враг. Терзаемый угрызениями совести и еще более острыми приступами страха, он проводит мучительную ночь.

Наутро к нему приходит разодетый в пух и прах Ренцо Трамальино – двадцатилетний парень, с юных лет оставшись без родителей, имеет небольшой клочок земли и занимается прядением шелка, что дает ему скромный, но устойчивый доход. Он сгорает от нетерпения соединиться с возлюбленной Лючией и хочет обсудить с доном Аббондио последние детали предстоящей свадебной церемонии.

Но священник встречает сияющего жениха без обычной приветливости и смущенно и путанно объясняет ему, что венчание состояться не может – на то есть веские причины. Свадьба откладывается на неделю. Словоохотливая служанка дона Аббондио Перпетуя, которой священник накануне доверил страшную тайну, поселяет в сердце Ренцо сомнения.

Адвокат с готовностью соглашается, но, как только он слышит упоминание о страшном доне Родриго, спешит отделаться от незадачливого клиента и даже возвращает связанный по ногам живой “гонорар”.

Лючии приходит в голову мысль обратиться за помощью к монаху соседнего монастыря капуцинов отцу Христофору, перед авторитетом которого склоняются даже самые отъявленные самодуры.

Этот уже немолодой монах известен не только своим благочестием, но и неукоснительным исполнением двух обязанностей, которые он сам себе добровольно предписал: усмирения раздоров и защиты обиженных. Отец Христофор отважно отправляется в логово зверя, которого надеется укротить мольбами или же описанием мук, ожидающих его в загробной жизни.

Бурная беседа не имеет решительно никакого эффекта – дон Родриго, его столь же наглый миланский кузен дон Аттилио и пьяные гости поднимают монаха на смех и он покидает роскошную виллу, призвав проклятья на голову нечестивого хозяина. Остается последнее средство – обвенчаться без согласия дона Аббондио, но в его присутствии.

Для этого нужно привести двух свидетелей. Жених говорит: “Это моя жена”, а невеста – “Это мой муж”. Все все слышали, святое таинство считается свершившимся. Главное – застать священника врасплох и не дать ему спастись бегством. Богобоязненная Лючия с трудом соглашается на сомнительное предложение своей матери и Ренцо.

Ее убеждают лишь угрозы Ренцо убить дона Родриго и появление около их домика мрачных фигур. В следующий вечер, когда уже стемнело, они пытаются осуществить свое намерение.

Обрученные и свидетели обманом проникают в дом священника, и Ренцо произносит полагающиеся слова, Но дон Аббондио торопливо набрасывает скатерть на голову Лючии, не давая ей закончить обряд, и отчаянно зовет на помощь.

Несчастные обрученные и Аньезе, которая во время “операции” отвлекала внимание верной служанки священника Перпетуи, бегут в монастырь Пескаренико к отцу Христофору. Под покровом ночи преданные ему люди переправляют беглецов на противоположный берег озера и везут в Монцу, где Лючию берет под свое покровительство высокопоставленная монахиня Гертруда. Ей, последней дочери могущественного князя, еще до рождения была уготована монашеская жизнь, как и всем сестрам и братьям, кроме старшего, которому отец хотел в целости оставить огромное состояние. Вопреки своему желанию и кипению молодых страстей она становится послушницей примерно за год до появления в монастыре Лючии, к которой она сразу же чувствует расположение.

Ренцо, простившись с женщинами, отправляется в Милан, куда попадает в самый разгар голодного бунта, когда отчаявшиеся горожане грабят и громят пекарни и штурмуют дом провиантмейстера. Неожиданно для себя Ренцо становится народным трибуном и высказывает по-крестьянски здравые мысли об общественном устройстве.

Он останавливается на ночь в харчевне, заказывает ужин и, выпив одну-две бутылки хорошего вина, позволяет себе излишне смелые суждения о действиях властей. Хозяин харчевни считает своим долгом предупредить полицию об опасном бунтовщике. На следующее утро двое полицейских и чиновник по уголовным делам поднимают его из постели и предлагают следовать за ними.

Здесь в деревне живет его двоюродный брат Бортоло, у которого Ренцо встречает радушный прием и который устраивает его на работу в своей прядильне. В тот же день 13 ноября, когда Ренцо приходит к Бортоло, в Лекко прибывает гонец с предписанием арестовать беглого преступника Лоренцо Трамальино и в кандалах препроводить его в Милан, где он предстанет перед правосудием.

Неистовый дон Родриго, у которого из рук ускользнула вожделенная добыча, злорадствует и затевает новые козни. Он жаждет мести и реванша. С помощью влиятельного миланского родственника, члена Тайного совета, он добивается наказания строптивого отца Христофора – его перевода из Пескаренико в далекий Римини.

Головорез Гризо узнает, где скрывается Лючия, и дон Родриго замышляет ее похищение из монастыря. Мелкий хищник обращается за поддержкой к ужасному могущественному покровителю, имя которого история не сохранила, поэтому впредь он будет зваться Безымянным.

Брави хватают девушку на безлюдной дороге и увозят ее в мрачный замок Безымянного, где вверяют присмотру старой мегеры. Казалось бы, все потеряно, но происходит непредсказуемое и необъяснимое – после встречи с Лючией в душу Безымянного, уставшего от бесконечных злодеяний, закрадывается сначала неясная тревога, а затем все растущая тоска.

Бессонная ночь не приносит покоя, в ушах звучат отчаянные мольбы Лючии и особенно ее слова: “Бог так много прощает за одно милосердное дело!” На следующее утро зловещий персонаж слышит ликующий звон колоколов и узнает, что в соседнюю деревню прибыл известный своим умом, благочестием и ученостью кардинал Федериго Борромео.

Безымянный просит аудиенции у высокого прелата, который никогда и никому не отказывает в милости и утешении. Благотворная беседа приносит раскаявшемуся злодею желанное очищение. Чудо свершилось. Безымянный становится другим человеком и жаждет искупить вину.

По поручению кардинала, обуреваемый всегдашними страхами, дон Аббондио вместе с Безымянным отправляется в замок за несчастной пленницей. Аньезе воссоединяется с дочерью, но ненадолго – им вновь предстоит расстаться.

Узнав, что кардинал ищет надежное пристанище для Лючии, одна знатная супружеская пара – дон Ферранте и донна Прасседе – приглашает девушку поселиться в ее миланском доме. Дон Родриго, убитый вестью о провале столь хорошо спланированной операции, два дня исходит желчью, а на третий отбывает в Милан.

Перед разлукой Лючия признается матери, что в момент отчаяния она дала Мадонне обет никогда не выходить замуж, если ей удастся избежать гнусных притязаний дона Родриго. Безымянный увольняет брави, пособников своих злодеяний, и передает Аньезе сто золотых скудо в приданое Лючии. Лючия просит мать разыскать Ренцо и отдать ему половину денег. Проходит много времени, прежде чем ей удается выполнить просьбу.

Меж тем над страной сгущаются тучи: в довершение к голоду, унесшему тысячи жизней, осенью 1629 г. с севера в пределы Миланского герцогства вторгаются жестокие немецкие наемники-ландскнехты, которые участвуют в переделе территорий. Поговаривают, что в их рядах замечены случаи чумы.

Исчезло и то, что дон Аббондио закопал в саду. Чума входит в Милан в конце октября 1629 г. и свирепствует в следующем, 1630 г. Власти и Санитарная управа проявляют преступную медлительность в борьбе с эпидемией. Дон Родриго, вернувшись как-то ночью в конце августа с очередной попойки, обнаруживает у себя признаки зловещей болезни.

“Верный” Гризо отправляет хозяина в лазарет и завладевает вещами, что становится причиной его гибели.

Чума не обходит стороной и Ренцо. Едва оправившись от болезни, он возвращается в родную деревню, чтобы узнать, что стало с его близкими. Дон Аббондио чуть жив от перенесенных лишений и по-прежнему дрожит от страха. Перпетую унесла чума, Аньезе живет у родственников в Пастуро, а Лючия – в Милане у дона Ферранте. Ренцо спешит в Милан и повсюду видит запустение, отчаяние и страх.

На его стук в окне дома дона Ферранте показывается встревоженная женщина и сообщает ему, что Лючия в лазарете. В этот момент его окружает возбужденная толпа. Раздаются крики о мазуне – разносчике заразы. Ренцо в панике бежит и спасается от преследователей, вспрыгнув на повозку с трупами. Обрученные встречаются наконец в лазарете.

Там же находится отец Христофор, который с великим терпением и мужеством исполняет свой пастырский долг – утешает страждущих и дает последнее причастие умирающим. Он освобождает Лючию от обета безбрачия. Многие обязаны ему выздоровлением, но его собственную жизнь уносит страшная болезнь. Постепенно чума отступает.

Она прошлась по Милану и Ломбардии как гигантская метла (по словам дона Аббондио), которая вымела из жизни бедняков и богачей, честных людей и злодеев – среди последних дона Родриго. Его владения переходят к другому хозяину. Дон Аббондио может теперь со спокойной душой обвенчать счастливых влюбленных.

Молодые супруги поселяются в деревне недалеко от Бергамо, и меньше чем через год у них рождается дочь Мария. За ней последует еще невесть сколько малышей того и другого пола – все они, по желанию Ренцо, будут учиться грамоте. Ренцо очень любит рассказывать о том, как он научился избегать неприятностей. Что-то в этих рассказах Лючию не удовлетворяет.

Спорят они, спорят и наконец приходят к выводу, что осторожность и хорошее поведение не помогают предотвратить неприятности. Но, раз уж они обрушились, заслуженно или безвинно, только вера в Бога дает силы преодолеть их, а пережитое учит, как сделать свою жизнь лучше.

(No Ratings Yet)
Загрузка…

Краткое содержание романа Мандзони “Обрученные”

Другие сочинения по теме:

1. Краткое содержание трагедии Корнеля “Сид” Воспитательница Эльвира приносит донье Химене приятную весть: из двух влюбленных в нее юных дворян – дона Родриго и дона Санчо…
2. Краткое содержание романа Ж. Амаду “Дона Флор и два ее мужа” Жительница небольшого городка Салвадора в окрестностях Баии, Флорипедес Пайва Гимараэнс, молодая хозяйка кулинарной школы “Вкус и искусство”, становится вдовой. Ее…
3. Краткое содержание романа Пьюзо “Крестный отец” Вито Андолини было двенадцать лет, когда убили его отца, не поладившего с сицилийской мафией. Поскольку мафия охотится и за сыном,…
4. Краткое содержание романа Рида “Белый вождь” Действие происходит в Мексике в конце XVIII – начале XIX в. Роман открывается описанием праздника в честь дня Св. Иоанна…
5. Краткое содержание драмы Клоделя “Атласный башмачок” Действие развертывается в конце XVI или начале XVII в. на четырех континентах, везде, где у Испании есть какие-либо владения или…
6. Краткое содержание романа Селы “Улей” Действие происходит в 1942 г. и сосредоточено вокруг маленького кафе в одном из мадридских кварталов. В книге около ста шестидесяти…
7. Краткое содержание сказки Гоцци “Зеленая птичка” Со времени известных событий, сопутствовавших женитьбе Тартальи на явившейся из апельсина дочери короля Антиподов Нинетте, прошло много лет. Много чего…
8. Краткое содержание романа Мэтьюрина “Мельмот-скиталец” Одна из особенностей композиции романа – так называемое “рамочное повествование”. Общая сюжетная канва служит как бы обрамлением для многочисленных вставных…
9. Краткое содержание романа Гарта “Габриел Конрой” Впервые мы знакомимся с героями в марте 1848 г. в калифорнийской Сьерре, когда они почти погибают от голода, поскольку уже…
10. Краткое содержание романа Л. Пиранделло “Покойный Маттиа Паскаль” Маттиа Паскаль, бывший хранитель книг в библиотеке, завещанной неким синьором Боккамацца родному городу, пишет историю своей жизни. Отец Маттиа рано…
11. Краткое содержание романа Шолохова “Поднятая целина” По крайнему к степи проулку январским вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих спросил дорогу к…
12. Краткое содержание романа Бласко Ибаньеса “Кровь и песок” Жизнеописание тореро Хуана Гальярдо начинается в тот момент, когда герой находится в зените славы. Не знающий поражений, любимец публики приезжает…
13. Краткое содержание романа Шолохова “Они сражались за Родину” В битве за хутор Старый Ильмень из всего полка уцелело только 117 бойцов и командиров. Теперь эти люди, измученные тремя…
14. Краткое содержание романа Сервантеса “Дон Кихот” В некоем селе Ламанчском жил-был один идальго, чье имущество заключалось в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче да борзой собаке….
15. Краткое содержание романа Гюисманса “Наоборот” Вступление В замке Лурп сохранилось несколько портретов представителей семейства Флорессас дез Эссент. Это были портреты могучих, суровых рейтаров и вояк….
16. Краткое содержание романа Мельникова “На горах” От устья Оки до Саратова и дальше вниз правая сторона Волги “Горами” зовется. Занимаются здесь хлебопашеством и отхожими промыслами. Марко…
17. Краткое содержание романа Маккарти “Кони, кони” Америка, Техас, 1946 г. Умирает старик хозяин скотоводческого ранчо. Его тридцатишестилетняя дочь намерена продать землю – она не приносит дохода,…
18. Краткое содержание романа “Мул без узды” Итак, начинается рассказ: ко двору легендарного короля Артура, где собираются отважные и знатные рыцари, является девушка на муле. Красавица едет…
19. Краткое содержание романа Эко “Имя розы” В руки будущему переводчику и издателю “Записки отца Адсона из Мелька” попадают в Праге в 1968 г. На титульном листе…
20. Краткое содержание “Романа о Лисе” Король зверей лев Нобль устраивает прием по случаю праздника Вознесения. Приглашены все звери. Лишь пройдоха Лис дерзнул не явиться на…

Источник: https://ege-russian.ru/kratkoe-soderzhanie-romana-mandzoni-obruchennye/

rulibs.com

Алессандро Мандзони (1785–1873). — Писатель прожил долгую покойную жизнь, всю ее отдав литературе, но его художественное творчество прекращается в конце 20-х годов, когда он занялся филологическими сочинениями.

Шестнадцати лет Мандзони воспел французскую революцию в поэме «Торжество свободы»; в его ранних стихах очевидно было ученичество у мастеров-классиков, его взгляды складывались под влиянием французских энциклопедистов.

В 1810 году поэт обратился в католичество; глубокая религиозность сказалась на всем последующем творчестве Мандзони; однако взгляды писателя были далеки от какой бы то ни было реакционности. Его лирика, драматургия и проза знаменовали собою победы романтизма в Италии.

Верность времени, раскрывающему судьбы человечества полнее и глубже любого вымысла, — девиз Мандзони. Ярче всего свое кредо он воплотил в историческом романе «Обрученные» (1825–1827, русский перевод 1833 г.). Герои писателя — народ и люди из народа, им отдано его сочувствие и любовь.

[/su_box]
Как Данте обрекла скитанью Флора[168] По краю, где природы благодать Померкла перед ужасом раздора,

Где трудно славу добрую снискать,—
Изгнанник сам[169], предметом разговора По праву ты избрал: тебе ль не знать, Что лучшим нет на родине простора,

Что мачеха она для них, не мать? Италия, вот от тебя достойным Награда! А потом ты прах лелеешь,

Превознося пустые имена.

Что пользы от рыданий над покойным? Ты о своих ошибках сожалеешь,

Ты каешься — и вновь себе верпа. Неторный путь мне укажи, о Муза, Чтоб не угас огонь, что ты зажгла, И нерушимость нашего союза

Плоды неповторимые дала.

С трубою — Данте[170], лебедю Воклюза[171] — Милее лира; нет другим числа:

Недаром Флора Аскру[172] догнала,
Оробии не стоит Сиракуза[173].

Любимец Мельпомены италийской[174], Ты нынче первый, или ты, что смелый

Подъемлешь бич[175], плектрону отдых дав[176]?
О Муза, если на стезе аскрийской[177] Я упаду, одно хотя бы сделай —

Пусть на своих следах лежу, упав.

Обвалом шумным сверженный С вершины поднебесной, Стремнинами кремнистыми Во мрак долины тесной Упал утес могучий И, грянувшись под кручей,

Недвижимо на дне Лежал, пока столетия Текли чредою длинной, И солнце не касалося Главы его старинной, — Доколь благая сила Утес не утвердила

На прежней вышине.

Так же с высот низвержены, Грехопаденья чада Коснели, злом согбенные, Поднять не в силах взгляда К обители желанной, Откуда несказанный

Исторг их божий гнев. Средь Господом отринутых Кто вправе был отныне С мольбою о прощении Воззвать к Его святыне? Завет поставить новый? Разрушить ада ковы,

Геенну одолев? Но се — Дитя рождается, Ниспослано любовью.

Трепещут силы адские, Едва он двигнет бровью. С благой пришедший вестью, Он — паче прежней — честью

Возвысил падший род. Родник в надзвездной области Пролился щедрой влагой, Поит обитель дольнюю, Всем племенам во благо. Где тёрном дебрь кустилась, Там роза распустилась

И дубы точат мед.

Предвечный сын предвечного! С начала дней какое Столетье вправе вымолвить: Ты начался со мною? Ты вечносущ. Вселенной, Тобою сотворенной,

Нельзя вместить Творца.

И ты облекся низменной Скуделью плоти тварной? За что сей жребий выспренний Земле неблагодарной? Коль благость Провиденья Избрала снисхожденье,

Тогда ей нет конца! В согласье с предсказаньями Прийти случилось Деве

В Ефрафов город[179] с ношею

Блаженною во чреве; Где предрекли пророки, Там и сбылися сроки,

Свершилось рождество.

Мать пеленами бедными Рожденного повила И, в ясли уложив его, Колена преклонила В убежище убогом Перед младенцем-Богом,

Спеша почтить его. И, к людям с вестью посланный, Гонец небес крылатый Минул надменной стражею Хранимые палаты, Но пастухов безвестных, Смиренно-благочестных,

Нашел в степном краю.

К нему слетелись ангелы Толпою осиянной, Глухое небо полночи Наполнили осанной. Так точно перед взором Творца усердным хором

Поют они в раю. И, гимнам вслед ликующим Взмывая к небосклонам, Сокрылись сонмы ангелов За облачным заслоном. Святая песня свыше Неслась все тише, тише —

И всякий звук исчез. И пастухи, не мешкая, Указанной дорогой, Счастливые, отправились К гостинице убогой,— Где в яслях для скотины Лежал, повит холстиной,

И плакал Царь небес. Не плачь, Дитя небесное, Не плачь, усни скорее! Стихают бури шумные, Тебя будить не смея, Бегут во мрак кромешный С земли, доселе грешной,

Лишь Твой завидят лик. Усни, Дитя! Не ведают Народы в целом свете, Что Тот пришел, который их В свои уловит сети, Что здесь, в пещерке тесной, Лежит в пыли безвестной

Владыка всех владык.

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ТЕОДОРА КЕРНЕРА[181], ПОЭТА И БОРЦА ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ ГЕРМАНИИ, ПАВШЕГО В БИТВЕ ПОД ЛЕЙПЦИГОМ ОКТЯБРЯ 18 ДНЯ ЛЕТА MCCCXIII, ЧЬЕ ИМЯ ДОРОГО ВСЕМ НАРОДАМ, СРАЖАЮЩИМСЯ ЗА ОТЕЧЕСТВО

Переправились через Тичино И, назад обратясь, к переправе, О единой мечтая державе, Непреклонные древним под стать, Дали клятву они, что пучиной Меж чужими двумя берегами, Меж двумя берегами-врагами

Больше этой реке не бывать. Дали клятву — и верные братья Отвечали им, полны отваги, Обнажая незримые шпаги, Что сегодня на солнце горят. И, священный обет подкрепляя, Протянулась десница к деснице.

О, товарищ в жестокой темнице!

О, в свободном отечестве брат!
Кто двух рек соименных[182] и Орбы, Отразившей древесные своды, Кто Тичино и Танаро воды Сможет в По многоводном найти; Кто отнять у него сможет Меллу, Волны Ольо, течение Адды И журчащие струи прохлады,

Что она вобрала по пути,— Тот сумеет народ возрожденный Разобщить вопреки провиденью И ничтожные толпы мученью Беспощадному снова обречь: Если вольный народ — значит, вольный, Если раб — то от Альп и до моря, Радость общая, общее горе,

А не только — природа и речь. На лице выраженье страданья, Униженье в потупленном взгляде,— Словно нищий, что милости ради На чужбине находит приют, Жил в родимом пределе ломбардец: Жребий собственный — тайна чужая, Долг — пришельцам служить, угождая,

И молчать — или насмерть забьют. О пришельцы! Италия ныне, Отвергая господство чужое, Обретает наследье былое. О пришельцы! Снимайте шатры!

Трепещите! От Альп и до Сциллы[183]

Вся она под ногой супостата Возмущенною дрожью объята,

Недвижимая лишь до поры. О пришельцы! На ваших штандартах Знак позора — печать фарисейства, Вы тайком замышляли злодейство,

Лицемерно о воле крича[184];

Всем народам пророча свободу, Вы набатом гремели в то время: Да уйдет иноземное племя,

Незаконны законы меча! Если ваша земля, где под гнетом

Вы стенали[185] — под вражеской силой,

Внявший вам, не услышит и нас?
Он, кто красные волны обрушил[186], Чтоб они египтян поглотили, Он, кто в руку вложил Иаили

Молоток[187] и направил удар,

Кто вовеки не скажет германцу: Получай этот край на поживу — Не тобою взращенную ниву,

Мною щедро ниспосланный дар. О Италия, всюду, где слышен Голос муки твоей безысходной, Где надежда души благородной Не погибла еще до конца, Там, где вольность сегодня в расцвете, Там, где втайне пока еще всходит, Где страдание отклик находит,

Ты не можешь не трогать сердца. Сколько раз на альпийских вершинах Знамя дружбы тебе представало! Сколько раз ты к морям простирала — К двум пустыням — отчаянный взор! День пришел — закаленными болью Ты гордишься своими сынами, Что встают под священное знамя,

Чтобы дать иноземцу отпор. О, бесстрашные, время настало! По пришельцу открыто ударьте: Жребий родины вашей на карте,— Пусть решительной будет война! Или родина вольной воспрянет, Дав исполниться тайной надежде, Или, больше забита, чем прежде,

Впредь под палкой пребудет она. О, возмездия час долгожданный! Жалок тот, кто о дерзостной вспышке Должен будет судить понаслышке, Кто смущенно вздохнет неспроста, Сыновьям о борьбе повествуя,— «Я там не был», — чуть внятно прибавит; Кто в торжественный час не восславит

Стяг победный — святые цвета[188]! Его не стало. Замерло Беспамятное тело, Едва душа с дыханием Последним отлетела,— И замер мир, известием

Внезапным потрясен. Рукою рока властного Была его десница, Земля молчит, не ведая, Когда еще родится, Кто с ним сравнится участью

И прогремит, как он. Свидетель славы пламенной, Я не сказал ни слова, Когда он пал, поверженный, Воспрял и рухнул снова, Когда восторги слышались

И брань со всех сторон. Далек от раболепия И суеты злорадной, Звучит о гордом светоче Мой стих над урной хладной, Что, может быть, забвению

Не будет обречен. На Рейне и в Испании И над брегами Нила Живая эта молния, Сверкнув, тотчас разила; Он лавры чужестранные

В венец победный вплел. Он славен был. По праву ли? — Решат потомки. Мы же Перед всесильным господом Главы склоняем ниже, Что духом созидательным

Его не обошел. Расчет и упоение Надеждой величавой, Стремленье сердца страстное Подняться над державой,— О чем мечтать безумие,

Он наяву обрел. Он все познал: растерянность И славы ликованье, Победу, отступление, Империю, изгнанье, Два раза в бездну брошенный,

Два раза — на престол. Он имя возгласил свое — И два враждебных века, Как перед властью жребия, Пред волей человека Смирились, справедливости

Увидя в нем жреца. Он дни окончил в праздности Среди природы дикой, Предмет глубокой зависти И жалости великой, Неистребимой ярости

И веры до конца. Как над пловцом вздымается Кипящий вал, которым Он перед этим поднят был И тщетно жадным взором Искал, не видно ль берега,

Отдав надежде дань,— Так образы минувшего Над сей душой нависли! Не раз потомкам брался он Свои поведать мысли, Но на страницу падала

Безжизненная длань. Не раз безмолвным вечером, Невольник праздной скуки, Глаза потупя жгучие, Крестом сложивши руки, Стоял он — и прошедшее

Теснило дух его. Он вспоминал походные Шатры, огонь, редуты, Лавину грозной конницы И в жаркие минуты Сухие приказания

И планов торжество. Он должен был отчаяться, Душой изнемогая, Но нет! Нашла несчастного Рука небес благая, Подняв его решительно

Над берегом чужим, И душу повлекла его Дорогою цветущей К награде уготованной, К полям мечты зовущей, Туда, где слава прежняя —

Пустое слово, дым. О вера благодатная! В веках себя прославя, Ликуй, к триумфам признанным Еще один прибавя,— Ведь не был равным гением

Позор Голгофы[190] чтим. Усталый прах заботливо Храни от поношенья: Господь, дающий смертному И боль и утешенье, Один к одру изгнанника

Пришел и сел над ним.

Алессандро Мандзони (1785–1873). — Писатель прожил долгую покойную жизнь, всю ее отдав литературе, но его художественное творчество прекращается в конце 20-х годов, когда он занялся филологическими сочинениями. Шестнадцати лет Мандзони воспел французскую революцию в поэме «Торжество свободы»; в его ранних стихах очевидно было ученичество у мастеров-классиков, его взгляды складывались под влиянием французских энциклопедистов.

В 1810 году поэт обратился в католичество; глубокая религиозность сказалась на всем последующем творчестве Мандзони; однако взгляды писателя были далеки от какой бы то ни было реакционности. Его лирика, драматургия и проза знаменовали собою победы романтизма в Италии.

Верность времени, раскрывающему судьбы человечества полнее и глубже любого вымысла, — девиз Мандзони. Ярче всего свое кредо он воплотил в историческом романе «Обрученные» (1825–1827, русский перевод 1833 г.). Герои писателя — народ и люди из народа, им отдано его сочувствие и любовь.

[/su_box]
Как Данте обрекла скитанью Флора[168] По краю, где природы благодать Померкла перед ужасом раздора,

Где трудно славу добрую снискать,—
Изгнанник сам[169], предметом разговора По праву ты избрал: тебе ль не знать, Что лучшим нет на родине простора,

Что мачеха она для них, не мать? Италия, вот от тебя достойным Награда! А потом ты прах лелеешь,

Превознося пустые имена.

Что пользы от рыданий над покойным? Ты о своих ошибках сожалеешь,

Ты каешься — и вновь себе верпа. Неторный путь мне укажи, о Муза, Чтоб не угас огонь, что ты зажгла, И нерушимость нашего союза

Плоды неповторимые дала.

С трубою — Данте[170], лебедю Воклюза[171] — Милее лира; нет другим числа:

Недаром Флора Аскру[172] догнала,
Оробии не стоит Сиракуза[173].

Любимец Мельпомены италийской[174], Ты нынче первый, или ты, что смелый

Подъемлешь бич[175], плектрону отдых дав[176]?
О Муза, если на стезе аскрийской[177] Я упаду, одно хотя бы сделай —

Пусть на своих следах лежу, упав.

Источник: http://rulibs.com/ru_zar/poetry/antologiya/5/j880.html