Сочинения об авторе ходасевич

Сочинение-отзыв о поэзии Владислава Ходасевича

     

  • Странно — жить и знать, что был на земле такой поэт Владислав Ходасевич, с аристократической небрежностью бросивший современникам:
    Ни грубой славы, ни гонений
    От современников не жду,
    Но сам стригу кусты сирени
    Вокруг террасы и в саду.

    Живший во «дни громадных потрясений», он лучше остальных понял, что нет ничего ценнее в мире, чем искусство. И он им занимался. И искусство и культура занимали его больше, чем перестройка целого мира. В культуре он находил смысл жизни, возможность порвать «тугую плеву дней».

  • При всей ампирной (от Пушкина идущей) холодной ясности и строгости его поэзии у Ходасевича невероятное, фантастическое умение сотворить чудо преображения слова.

    Мы живем в мире, где многое разумно, объяснимо и понятно. Сначала облако, потом дождь. Сначала билет на поезд, потом поездка. Чудо — это окошко в иное измерение, дорога к правильному миру.

    Поэзия Ходасевича — это постижение чуда методами искусства, а не логики.

    Он не верил толпе (черни, по Пушкину) и был прав. Он был пророком в своих стихах, предсказав России надвигающуюся тьму. Одним из первых он понял, что нация, народ — это не гены, а образ жизни на земле. Этот уклад, образ жизни, культуру, достоинство русского поэта Ходасевич увез в эмиграцию:

    Обратите внимание

    России — пасынок, а Польше
    Не знаю сам, кто Польше я,
    Но: восемь томиков, не больше
    И в них вся родина моя.
    Вам — под ярмо подставить выю
    Иль жить в изгнании в тоске.
    А я с собой свою Россию

    В дорожном увожу мешке.

    Ходасевич, быть может, первый, кто увидел свет, а также то, что человечество предпочло закрыть глаза, только бы не утруждать себя поисками этого света.

    Он понял, что цивилизация развивается потому, что человек стремится к физическому и душевному комфорту. Поэтому человек не свободен. Кто-то поймал нас на крючок.

    Бог или дьявол? Человечество развивается согласно биологическим, общественным или духовным инстинктам. Поняв это, Ходасевич отказался принимать правила предложенной ему игры:

    Счастлив, кто падает вниз головой,
    Видит он мир, хоть на миг, но иной.

    Он называл свободу суровой. Он утверждал, что пребывание его в мире самодостаточно: «Во мне конец, во мне начало». Он представлял поэтическое творчество — символической дорогой духовного освобождения.

    Он и сейчас представляется мне, читателю его стихов, загадочным суровым сфинксом. Он вынырнул в 90-е годы из небытия, из забвения.

    Этот желчный рыцарь поэзии вернулся на Родину, где, оказалось, его давно ждали:

    Быть может, умер я, быть может,
    Заброшен в новый век,
    А тот, который с вами прожит,
    Был только волн разбег.
    И я, ударившись о камни,
    Окровавлен, но жив,
    И видится из далека мне,

    Как вас несет отлив.

    Вечную загадку представляют отношения поэта со своим веком. Пожалуй, поэту, как никакой другой творческой личности, свойственно стремление вырваться из окружающего его мира современности. Возможно, поэтому Владислав Ходасевич остро ощущал, что его стихи больше принадлежат будущему, чем времени, в котором они рождались:

    Важно

    Быть может, умер я,
    быть может —
    Заброшен в новый век,
    А тот, который с вами прожит,
    Быч только волн разбег….

    «Скала»

    Поэтому он старался не обращать внимания на оценки современников, надеялся на справедливый суд потомков:
    Ни грубой славы, ни гонений

    От современников не жду…

    В эмиграции, 28 января 1928 года, подытоживая свой творческий путь и продолжая традиции, идущие от Державина и Пушкина, он осмелился сочинить «Памятник», в котором хоть и признавался: «Мной совершенное так мало!», но в то же время не без надежды писал:

    В России новой, но великой
    Поставят идол мне двуликий
    На перекрестке двух дорог,
    Где время, ветер и песок….

    Интонации «Памятника» Ходасевича грустны и горьковаты, хотя пробивается сквозь них звук греющей сердце поэта надежды.

    В 1886 году в Москве в семье поляка Фелициана и еврейки Софьи (урожд. Брафман) Ходасевичей родился поздний ребенок сын Владислав: отцу было 52 года, матери — 42.

    Несмотря на польские католические традиции в быту семьи, воспитание Владислава проходило в основном под влиянием кормилицы и няни, тульской крестьянки Елены Александровны Кузиной, и культурной атмосферы, пожалуй, самого русского в те времена города Москвы.

    Сильное впечатление в детстве будущий поэт получил от русского классического балета: «В конечном счете через балет пришел я к искусству вообще и к поэзии в частности. Большой театр был моей духовной родиной».
    Сочинять стихи Владислав начинает с детства.

    Совет

    Его юношеские стихи пронизывают отчаяние и некоторая манерность. В них заметно стремление к абстрактным, символическим, но красивым, с трагическим оттенком картинам:

    Я всколыхну речной покой,
    С разбега прыгну в глубь немую,
    Сомкнутся волны надо мной,
    И факел мой потушат струи.
    И тихо факел поплывет,
    Холодный, черный, обгорелый…
    Его волна к земле прибьет.
    Его омоет пеной белой…

    «Схватил я дымный факел мой…»

    В большую литературу Ходасевич входил во многом на ощупь. Безысходная тоска и трагичность мироощущения — популярные поэтические мотивы начала XX века — главенствуют в его первой книге под, казалось бы, оптимистическим названием «Молодость»:

    Вокруг меня кольцо сжимается.
    Вокруг чела Тоска сплетается
    Моей короной роковой.

    «Вокруг меня кольцо сжимается…»

    Поэт чувствовал неуверенность своего голоса, изъяны собственных сочинений. При этом он, конечно, чрезмерно самокритичен, а может быть, и несколько кокетлив. Он-то твердо знал, что все выстрадано самостоятельно и выражено искренне. Н.

    Гумилев отметил, пожалуй, самую существенную черту сочинений В. Ходасевича: именно славянско-европейский характер поэтики придает им особенную прелесть и художественное своеобразие.

    Спокойная утонченность образов и в то же время классическая прозрачность ткани стиха казались старомодными среди бурных поэтических экспериментов начинающегося XX столетия.

    Талант поэта обретал уверенную силу и самобытность. Несмотря на нерусское происхождение, Ходасевич душой и сердцем врос в русскую культуру. В России он видел свое начало и жизнь свою не мог отделить от нее:

    Учитель мой — твой чудотворный гений,
    И поприще — волшебный твой язык.

    «Не матерью, но тульскою крестьянкой…»

    С Россией Ходасевич разделил ее горькую судьбу… Вначале он искренне поверил в светлую, преобразующую миссию Октябрьской революции 1917 года; сразу же после переворота его симпатии были явно на стороне большевиков.

    Обратите внимание

    Однако поэт не смог до конца распознать те реальные силы, которые начинали преобразования в России. Надежда на преображение страны в лучшую, какую-то загадочно-фантастическую сторону была велика, поэтическая греза окутала романтическим туманом смысл реально происходящего.

    Два года (1929, 1930) были посвящены главному и серьезнейшему исследованию — биографическому повествованию о Державине. Еще он писал публицистические, критические и литературоведческие статьи, зарабатывая на жизнь и отстаивая истину в литературе.

    Если смотреть со стороны, то это был грустный закатный путь, когда Ходасевич переживал счастье творчества в повествованиях о поэзии других авторов.

    14 июня 1939 года Владислав Ходасевич скончался в одной из частных парижских клиник. Как в зеркале, как чудный сон, в судьбе поэта отражался «грустный путь» Державина, для которого он завершился написанием комментариев к собственным стихотворениям.

    И роскошь поэзии Ходасевича горьковатым блеском светится в строках его критического и литературоведческого наследия. Жизнь в эмиграции обрекла его на полунищенское существование. Далее последовала болезнь и ужасная смерть в больнице.

    На его могиле под Парижем на могильном камне написано: «Свободен всегда».

    Если Вам понравилось сочинение на тему: Сочинение-отзыв о поэзии Владислава Ходасевича, тогда разместите ссылку в вашей социальной сети или блоге, а лучше просто нажмите кнопку и поделитесь текстом с друзьями.       Нравится

    Источник: http://soshinenie.ru/sochinenie-otzyv-o-poezii-vladislava-xodasevicha/

    Сочинение: Ходасевич В.Ф

    В.Ф. Ходасевич

    ХОДАСЕВИЧ Владислав Фелицианович (1886-1939), русский поэт. В стихах (сборники «Путем зерна», 1920, «Тяжелая лира», 1922; цикл «Европейская ночь», 1927), сочетающих традицию русской классической поэзии с мироощущением человека 20 в.

    , трагический конфликт свободной человеческой души и враждебного ей мира, стремление преодолеть разорванность сознания в гармонии творчества.

    Биография Державина (1931), сборник статей «О Пушкине» (1937), книга воспоминаний «Некрополь» (1939).

    Родился в Москве в семье польского художника. Учился в Московском университете, в 1908-1914 гг. выпустил два поэтических сборника “Молодость” и “Счастливый домик” (привлекших внимание Н. Гумилева). После революции преподавал в Москве в студии Пролеткульта, в 1920 г. выпустил сборник “Путем зерна”, а в 1922 г. вместе с Н.

    Важно

    Берберовой эмигрировал и уехал в Германию. В Берлине Ходасевич издал антологию еврейской поэзии в собственных переводах и один из своих лучших стихотворных сборников “Тяжелая лира” (1923).

    Читайте также:  Краткая биография бенавенте

    В середине 20-ых годов Ходасевич перебрался в Париж, где опубликовал “Собрание стихов” (1927) и стал ведущим литературным критиком журнала “Возрождение”.

    После оккупации Франции архив Ходасевича был конфискован нацистами. В СССР стихи Ходасевича практически не издавались, если не считать крошечного сборника 1963 г. Его творчество вернулось к русскому читателю лишь после перестройки.

    В.Ф. Ходасевич. Поэт и человек.

    Возможно вы искали – Сочинение: Хронограф по И.А. Бунину

    Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней.

    Его дар тем более разителен, что полностью развит в годы отупения нашей словесности, когда революция аккуратно разделила поэтов на штат штатных оптимистов и заштатных пессимистов, на тамошних здоровяков и здешних ипохондриков, причем получился разительный парадокс: внутри России действует внешний заказ, вне России ‑ внутренний. Правительственная воля, беспрекословно требующая ласково-литературного внимания к трактору или парашюту, к красноармейцу или полярнику, т.е. некой внешности мира, значительно могущественнее, конечно, наставления здешнего, обращенного к миру внутреннему, едва ощутимого для слабых, презираемого сильными, побуждавшего в двадцатых годах к рифмованной тоске по ростральной колонне, а ныне дошедшего до религиозных забот, не всегда глубоких, не всегда искренних.

    Искусство, подлинное искусство, цель которого лежит напротив его источника, то есть в местах возвышенных и необитаемых, а отнюдь не в густо населенной области душевных излияний, выродилось у нас, увы, в лечебную лирику. И хоть понятно, что личное отчаяние невольно ищет общего пути для своего облегчения, поэзия тут ни при чем, схима или Сена компетентнее.

    Общий путь, какой бы он ни был, в смысле искусства плох именно потому, что он общий. Но, если в пределах России мудрено себе представить поэта, отказывающегося гнуть выю, т.е.

    Достаточно безрассудного, чтобы ставить свободу музы выше собственной, то в России запредельной легче, казалось бы, найтись смельчакам, чуждающимся какой-либо общности поэтических интересов, ‑ этого своеобразного коммунизма душ. В России и талант не спасает; в изгнании спасает только талант.

    Как бы ни были тяжелы последние годы Ходасевича, как бы его ни томила наша бездарная эмигрантская судьба, как бы старинное, добротное человеческое равнодушие ни содействовало его человеческому угасанию, Ходасевич для России спасен ‑ да и сам он готов признать, сквозь желчь и шипящую шутку, сквозь холод и мрак наставших дней, что положение он занимает особое: счастливое одиночество недоступной другим высоты. Тут нет у меня намерения кого-либо задеть кадилом: кое-кто из поэтов здешнего поколения еще в пути и ‑ как знать ‑ дойдет до вершин искусства, коль не загубит себя в том второсортном Париже, который плывет с легким креном в зеркалах кабаков, не сливаясь никак с Парижем французским, неподвижным и непроницаемым. Ощущая как бы в пальцах свое разветвляющееся влияние на поэзию, создаваемую за рубежом, Ходасевич чувствовал и некоторую ответственность за нее: ее судьбой он бывал более раздражен, нежели опечален. Дешевая унылость казалась ему скорей пародией, нежели отголоском его “Европейской ночи”, где горечь, гнев, ангелы, зияние гласных ‑ все настоящее, единственное, ничем не связанное с теми дежурными настроениями, которые замутили стихи многих его полуучеников. Говорить о “мастерстве” Ходасевича бессмысленно и даже кощунственно по отношению к поэзии вообще, к его стихам в резкой частности; понятие “мастерство”, само собой, рожая свои кавычки, обращаясь в придаток, в тень, и требуя логической компенсации в виде любой положительной величины, легко доводит нас до того особого задушевного отношения к поэзии, при котором от нее самой, в конце концов, остается лишь мокрое от слез место.

    И не потому это грешно, что самые purs sanglots (Истинные, настоящие (франц.

    )), все же нуждаются в совершенном знании правил стихосложения, языка, равновесия слов; и смешно это не потому, что поэт, намекающий в стихах неряшливых на ничтожество искусства перед человеческим страданием, занимается жеманным притворством, вроде того, как если бы гробовых дел мастер сетовал на скоротечность земной жизни; размолвка в сознании между выделкой и вещью потому так смешна и грязна, что она подрывает самую сущность того, что, как его ни зови ‑ “искусство”, “поэзия”, “прекрасное”, ‑ в действительности неотделимо от всех своих таинственно необходимых свойств. Другими словами, стихотворение совершенное (а таких в русской литературе наберется не менее трехсот) можно так поворачивать, чтобы читателю представлялась только его идея, или только чувство, или только картина, или только звук ‑ мало ли что еще можно найти от “инструментовки” до “отображения”, ‑ но все это лишь произвольно выбранные грани целого, ни одна из которых, в сущности, не стоила бы нашего внимания и, уж конечно, не вызвала бы никакого волнения, кроме разве косвенного: напомнила какое-то другое “целое” ‑ чей-нибудь голос, комнату, ночь, ‑ не обладай все стихотворение той сияющей самостоятельностью, в применении к которой определение “мастерство” звучит столь же оскорбительно, как “подкупающая искренность”.

    Совет

    Сказанное ‑ далеко не новость, но хочется это повторить по поводу Ходасевича. В сравнении с приблизительными стихами (т. е.

    прекрасными именно своей приблизительностью ‑ как бывают прекрасны близорукие глаза ‑ и добивающимися ее также способом точного отбора, какой бы сошел при других, более красочных обстоятельствах стиха за “мастерство”) поэзия Ходасевича кажется иному читателю не в меру чеканной ‑ употребляю умышленно этот неаппетитный эпитет.

    Похожий материал – Сочинение: Художественно-документальная проза Д. Гранина. Повесть Зубр

    Но все дело в том, что ни в каком определении “формы” его стихи не нуждаются, и это относится ко всякой подлинной поэзии.

    Мне самому дико, что в этой статье, в этом быстром перечне мыслей, смертью Ходасевича возбужденных, я как бы подразумеваю смутную его непризнанность и смутно полемизирую с призраками, могущими оспаривать очарование и значение его поэтического гения.

    Слава, признание, ‑ все это и само по себе довольно неверный по формам феномен, для которого лишь смерть находит правильную перспективу.

    Допускаю, что немало наберется людей, которые, с любопытством читая очередную критическую статью в “Возрожденье” (а критические высказывания Ходасевича, при всей их умной стройности, были ниже его поэзии, были как-то лишены ее биения и обаяния), попросту не знали, что Ходасевич ‑ поэт.

    Найдутся, вероятно, и такие, которых на первых порах озадачит его посмертная слава.

    Обратите внимание

    Кроме всего, он последнее время не печатал стихи, а читатель забывчив, да и критика наша, взволнованно занимающаяся не застаивающейся современностью, не имеет ни досуга, ни слов о важном напоминать.

    Как бы то ни было, теперь все кончено: завещанное сокровище стоит на полке, у будущего на виду, а добытчик ушел туда, откуда, быть может, кое-что долетает до слуха больших поэтов, пронзая наше бытие потусторонней свежестью ‑ и придавая искусству как раз то таинственное, что составляет его невыделимый признак. Что ж, еще немного сместилась жизнь, еще одна привычка нарушена ‑ своя привычка чужого бытия. Утешения нет, если поощрять чувство утраты личным воспоминанием о кратком, хрупком, тающем, как градина на подоконнике, человеческом образе.

    Ходасевич в эмиграции

    Когда в 1988 г. впервые были напечатаны письма В. Ф. Ходасевича к Н.Н. Берберовой (“Минувшее” публикация Дэвида Бетеа), Нина Николаевна, посылая список поправок к этой публикации, жалела, что одно письмо (как она выразилась, “такое смешное и нежное!”) не попало в состав переписки.

    Ксерокопию этого письма под номером “8а”, который она сама проставила, и ею же датированного 1929-м годом, она приложила к присланным поправкам. Оригинал письма находится в архиве Н. Н. Берберовой, в Библиотеке Байнеке Йельского университета; написано оно было, по-видимому, летом 1929 г., когда Ходасевич интенсивно работал над книгой “Державин”.

    Текст его, как и все ниже публикуемые документы, написан был в соответствии со старой орфографией.

    Ходасевич и Дон-Аминадо сопоставление этих имен должно, на первый взгляд, показаться странным, особенно если иметь в виду, что они находились в противоположных лагерях русской парижской прессы: Ходасевич главный критик “Возрождения”, а Дон-Аминадо (А.П.

    Шполянский) присяжный стихотворный фельетонист “Последних новостей”. Тем не менее, как следует из так называемого “камерфурьерского журнала” Ходасевича и мемуаров Дон-Аминадо”, они, хоть и не часто, но встречались в парижских литературных кругах, и встречи эти были вполне дружественными.

    Читайте также:  Сочинения об авторе генри

    Подтверждают это и два письма Ходасевича к Дон-Аминадо, сохранившиеся в фонде последнего в Бахметевском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк). Вот первое из них:

    Очень интересно – Сочинение: Произведения Н.В.Гоголя

    31 октября 1928.

    Милый Аминад Петрович,

    Важно

    большое спасибо за билеты. Но мы получили их только сейчас и, к сожалению, не сможем быть на вечере, потому что имели неосторожность пригласить редактора к ужину.

    Вы понимаете, что такими вещами не шутят. А кроме шуток отменить редактора уже поздно и неудобно.

    Желаем всяческого успеха.

    Приветы.

    Вам будет интересно – Сочинение: Цвет и звук в лирике А.

    Блока

    Ваш В. Ходасевич.

    1-го ноября 1928 состоялся ежегодный литературный вечер Дон-Аминадо в Salle Gaveau, на котором Ходасевич вместе с Н. Н. Берберовой не могли быть из-за приглашения, по-видимому, М. В. Вишняка, одного из редакторов “Современных записок” на ужин.

    Этому ужину суждено было быть отложенным до шестнадцатого ноября, так как первого Ходасевич слег и лежал в постели две недели. Он присутствовал на вечере Дон-Аминадо в 1929 и 1930 гг. (19 октября) и в 1931 г. (1 ноября).

    Второе письмо более значительное. Весной 1931 г.

    популярный петербургский журнал “Сатирикон” был на короткое время возобновлен в Париже (между 4 апреля и 15 октябр вышли всего 28 номеров) и Дон-Аминадо стал его постоянным сотрудником (фактически, его редактором см. его мемуары “Поезд на третьем пути”. Нью-Йорк, 1954. С. 335337).

    Сотрудничал в этом журнале и лучший лирический поэт русской эмиграции.

    Дорогой Аминад Петрович,

    Вот нечто для Сатирикона. Не смущайтесь тем, что последний отрывок по-французски. Так было подслушано, и в переводе стало бы грубовато. Во-вторых история литературы знает прецеденты.

    В-третьих так забавнее.

    Похожий материал – Сочинение: Человек в истекающем кровью мире

    Что касается священного вопроса о гонораре, то два франка за строчку: conditio sine qua non, а ежели нет, то status quo ante, т.е. не печатайте.

    Мы трудимся на даче, как не на даче, но все же здесь хорошо.

    Привет Вам и Н. М. от нас обоих.

    Сердечно Ваш

    Источник: https://cwetochki.ru/ref-sochinenie-khodasevich-v-f.html

    Сочинение на тему «Творческая биография В. Ф. Ходасевича»

    1. Первые поэтические опыты.

    2. Основные черты лирики Ходасевича.

    3. «Путем зерна» и «Тяжелая лира».

    4. Творчество в эмиграции.

    «Слово сильнее всего», говорит Ходасевич, и оно для него — священное средство освобождения: чудо вдохновения для Ходасевича прежде всего чудо духовного роста.

    С. Я. Парнок

    В. Ф. Ходасевич родился в Москве в 1886 году, в семье художника и фотографа из обедневших литовских дворян, которому посчастливилось запечатлеть для истории самого Л. Н. Толстого. Мать Ходасевича была дочерью известного литератора Я. А. Брафмана. В семье росло пять братьев и две сестры.

    Мальчик еще в раннем возрасте начал писать стихи — ему было шесть лет. Вскоре он понял, что это — его призвание. Вспоминают смешной случай, произошедший с поэтом в детстве — гостя в семилетием возрасте летом у дяди на даче, он узнал, что рядом живет поэт А. Н. Майков.

    Ходасевич отправился к нему, познакомился с поэтом и с выражением читал его стихи. С тех пор он гордо считал себя знакомым поэта Майкова.

    Совет

    Самый младший и любимый ребенок, он рано научился читать. Образование он получил в московской гимназии, где приятельствовал с братом В. Я. Брюсова, Александром. Затем учился на юридическом факультете Московского университета, на историко-филологическом факультете, но университет не закончил.

    В восемнадцать лет Ходасевич женился на М. Э. Рындиной, эффектной девушке из богатой семьи. В 1905 году его стихи впервые взяли в печать, и вскоре вышел сборник стихотворений «Молодость» (1908), в котором были излиты его чувства к жене. Судя по стихам, эту любовь нельзя было назвать взаимной.

    Протянулись дни мои,

    Без любви, без сил, без жалобы…

    Если б плакать — слез не стало бы.

    Протянулись дни мои.

    Оглушенный тишиной,

    Слышу лет мышей летучих,

    Слышу шелест лап паучьих

    За моей спиной.

    Уже в этом сборнике были видны основные свойства поэзии Ходасевича — точность, ясность, чистота языка, классическая традиционная стихотворная форма. Критики выделили его из массы поэтов и заключили, что в будущем от него можно ожидать многого. Круг его общения составляли в то время В. Я. Брюсов., А. Белый, Эллис.

    Разведясь с женой в конце 1907 года, она вышла замуж за С. К. Маковского, издателя журнала «Аполлон», — Ходасевич поселился в меблированных номерах. В 1910 году он уехал в Венецию, работал там, проводя экскурсии по музеям и церквям, вернулся с новыми стихами.

    Многие из них чуть позже, в 1914 году, вошли во второй сборник стихов «Счастливый домик».

    Взгляни, как наша ночь пуста и молчалива:

    Осенних звезд задумчивая сеть

    Зовет спокойно жить и мудро умереть,

    Легко сойти с последнего обрыва

    В долину кроткую.

    Два первых сборника поэта принято относить к декадентской лирике, они были отмечены особым вниманием со стороны акмеистов. Своим главным учителем Ходасевич считал А. А. Блока. Блок и Белый определили его литературную стезю, как и судьбы многих других молодых поэтов. В ранних сборниках Ходасевича явно прослеживается влияние блоковских стихов о Прекрасной Даме.

    Поэт встречает вторую спутницу жизни, Анну, бывшую жену своего товарища А. Я. Брюсова. Тогда же выходит первая работа об А. С. Пушкине — «Первый шаг Пушкина» — начало его пушкинианы, темы всей его жизни.

    «Он любил Пушкина как живого человека, и ему доставляла огромное наслаждение каждая строчка, каждое слово и малейшее переживание Пушкина», — вспоминала его супруга А. И. Чулкова. Владислав Ходасевич становится профессиональным литератором.

    Одна за другой выходят его литературоведческие работы — «Русская поэзия» (1914), «Игорь Северянин и футуризм» (1914), «Обманутые надежды» (1915), «Петербургские повести Пушкина» (1915), «Державин» (1916), «О новых стихах» (1916), «О «Гавриилиаде» (1918).

    Обратите внимание

    Ходасевич работает в издательстве «Польза», выполняя переводы польских авторов — А. Мицкевича, В. Реймонта, С. Пшибышевского.

    Посещает литературный кружок Брюсова, где собираются символисты, также бывает на «средах» реалистического направления у Н. Д. Телешева. Проявляя интерес ко многим литературным группам, Ходасевич всегда держался особняком.

    Поэт много публикуется в антологии издательства «Мусагет», в журналах «Русская мысль», «Аполлон», «Северные записки», «Гриф».

    Революцию — и Февральскую, и Октябрьскую — Ходасевич принял с радостью, вступил в Союз писателей, участвовал в революционных печатных изданиях, сотрудничал с большевиками, несмотря на неодобрение многих коллег.

    Вскоре поэт прозрел и изменил свое отношение к новому строю на противоположное, он не питал иллюзий.

    Им овладевает мизантропия, хочется убежать от действительности, но куда? 1920 год ознаменовался для Владислава Фелициановича выходом книги «Путем зерна», третьего сборника стихов, посвященного памяти С. В.

    Киссина, трагически умершего мужа сестры Ходасевича, единственного его близкого друга. Эта книга поставила его в один ряд с широко известными современниками. Главная мысль сборника заключена в одноименном стихотворении: Россия умрет и воскреснет так же, как прорастает в земле зерно.

    Проходит сеятель по ровным бороздам.

    Отец его и дед по тем же шли путям.

    Сверкает золотом в его руке зерно,

    Но в землю черную оно упасть должно.

    И там, где червь слепой прокладывает ход,

    Оно в заветный срок умрет и прорастет.

    Так и душа моя идет путем зерна:

    Сойдя во мрак, умрет — и оживет она.

    И ты, моя страна, и ты, ее народ,

    Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год,

    Затем, что мудрость нам единая дана:

    Всему живущему идти путем зерна.

    Весь пафос своего творчества поэт выразил в четырех строчках:

    Лети, кораблик мой, лети,

    Кренясь и не ища спасенья.

    Его и нет на том пути,

    Куда уносит вдохновенье…

    Этот постреволюционный сборник исследователи считают важнейшим в творчестве Ходасевича. В нем поэт, оставаясь «за текстом» оценивает происходящее с точки зрения истории, приподнимаясь над временем, размышляя о закономерностях развития общества, анализируя социальные и моральные проблемы.

    Важно

    Образ дома проходит через все творчество поэта, начиная с первых сборников, и заканчивая темой бездомности, одиночества в эмиграции. Дом-очаг из «Счастливого домика», дом-род в сборнике «Путем зерна» позже превращается в «карточный» в «Тяжелой лире». Непрочность окружающего мира, разрушение — лейтмотив творчества поэта.

    Читайте также:  Краткая биография битов

    «Тяжелая лира» (1922) — последний сборник стихотворений Ходасевича, выпущенный до эмиграции. Автор назвал эту книгу итоговой поэтической работой. В нем доминирует тема крушения иллюзорного счастья, недолговечности мира в результате вмешательства людей. Очередная смена ориентиров и ценностей ведет к разрушению.

    Еще раз мы замечаем, что Ходасевич не питал иллюзий по отношению к людям и скептически смотрел на жизнь.

    Со своей третьей женой Н. Н. Берберовой Ходасевич эмигрировал в Латвию, Германию, Италию. Третий брак его просуществовал около десяти лет. За границей Ходасевич под опекой М.

    Горького редактирует журнал «Беседа», в 1925 году навсегда переезжает в Париж, работает как прозаик, мемуарист, литературовед (пишет книги «Державин. Биография», «О Пушкине», «Некрополь.

    Воспоминания», «Кровавая пища», «Литература в изгнании», «Пан Тадеуш». Это лучшие художественные биографии. Политические взгляды Ходасевича с

    1925 года — на стороне белоэмигрантов. Он критикует советский строй и западное мещанство. Жизнь Ходасевича в эмиграции, как и других его соотечественников, протекала в нужде. Он болеет, но не перестает много работать. Благодаря мему-

    арам и критике Ходасевича теперь мы узнаем больше о его знаменитых современниках — М. Горьком, А. А. Блоке, А. Белом, Н. С. Гумилеве, В. Я. Брюсове.

    В 1926 году он прекращает печататься в газете «Последние новости». Спустя год Ходасевич выпускает цикл «Европейская ночь». Постепенно стихи исчезают из его творчества, сменяясь критикой, полемикой с Г. В. Адамовичем в эмигрантских изданиях. В 30-х годах Ходасевича настигает разочарование во всем — в литературе, политической жизни эмиграции, в СССР — он отказывается возвращаться на родину. В эмиграции он женится еще раз. Четвертая жена Ходасевича, еврейка, погибла в концентрационном лагере. Сам он умер раньше, чем началась война, в 1939 году, в парижской больнице для бедных, после тяжелой операции. В год смерти вышел его «Некрополь» — лучшая, по мнению критиков, мемуаристика в русской литературе.

    Источник: https://schoolsochinenie.ru/tvortcheskaya-biografiya-v-f-hodasevitcha.html

    Судьба поэта “серебряного века” (Владислав Ходасевич)

    Не так давно почти вся поэзия “серебряного века” была под негласным, но от этого не менее унизительным и бессмысленным запретом. И стихотворения Владислава Ходасевича не были исключением.

    Творения таких поэтов были доступны немногим, у кого находилось мужество достать перепечатанные на машинке, на желтоватой ворсистой бумаге, с неизбежными опечатками, стихотворения. Но даже в таком виде они оказывались ценнее многих шикарно изданных лже-писателей.

    После краха коммунистической диктатуры выяснилось, что Россия – еще не совсем мертвое духовно пространство, и “самиздатовские” сборники Владислава Ходасевича сыграли в этом благотворную роль.

    Совет

    Печататься Ходасевич начал в 1905 г. в журналах символистов, но только третья книга – “Путем зерна” – принесла ему славу, выдвинул в число самых значительных мастеров своего времени.

    До этого он был таким, как многие, а после приобрел самоценное, не меркнущее во времени имя-знак, чуть-чуть экзотичный своим польским “акцентом”: Владислав Ходасевич. Грязные лужи на улицах Москвы и послереволюционного Петрограда, хаос, который поглотил всю Россию осенью 1917 г.

    , вызвали к жизни эту книгу. Но они же позволили поэту испить воды из чистых античных источников, гордясь через несколько лет тем, что он

    Привил-таки классическую розу

    К советскому дичку.

    Живя в Доме искусств в Петрограде, поэт мучался размышлениями над тяготами жизни, его даже посещали грешные мысли о самоубийстве. Хорошо характеризует его состояние название книги его стихотворений – “Тяжелая лира”.

    Люблю людей, люблю природу,

    Но не люблю ходить гулять,

    И твердо знаю, что народу

    Моих творений не понять.

    Ходасевич – тот тип русского поэта, который в советские времена почти исчез, когда узкая специализация людей литературы свидетельствовала не столько о глубине постижения ими своей “специальности”, сколько об общем бескультурье, ограничивающем творческие возможности. В творческом наследии даже самых талантливых поэтов тех времен нет ни серьезных литературно-критических работ, ни позы и драматургии, ни развернутых мемуаров, какие остались после дореволюционных поэтов.

    Ходасевич же по мере сил старался работать и в этом направлении, мы можем ознакомиться с его критическими работами, касающимися произведений писателей разных лет.

    Однажды он сказал: “Из всех явлений мира я люблю только стихи, из всех людей – только поэтов”. И действительно, кроме этого он мало чем интересовался, но зато их знал основательно. Он писал как об известных мастерах – Пушкине, Лермонтове, Державине, так и об оставшихся незамеченными – так, известна его работа о поэтессе середины XIX в. графине Евдокии Петровне Ростопчиной.

    После смерти Владислава Ходасевича его творчество было на десятилетия забыто, как на родине, так и в эмиграции, где некогда его встречали с восторгом.

    В последние десятилетия творчество “литературного потомка Пушкина по тютчевской линии”, как назвал когда-то его Набоков, справедливо вернулось к читателям. Стихотворения не только переиздавались, но и переосмысливались новыми литературными поколениями, уставшими от “наносной метафорической мути” (по выражению самого В. Ходасевича).

    Входя ко мне, неси мечту,

    Иль дьявольскую красоту,

    Иль Бога, если сам ты Божий…

    Обратите внимание

    Тогда в его воле было определять, с чем именно приходят к нему, в мир его творчества гости-читатели.

    Но сам он выходил и выходит на встречу с нами с мечтой и красотой, с Богом – немеркнущими и теплыми ценностями, так помогающими жить в неуютности космоса.

    (No Ratings Yet)

    Источник: https://school-essay.ru/sudba-poeta-serebryanogo-veka-vladislav-xodasevich.html

    Сочинение на тему: “Ходасевич и его творчество”

    Четвертая книга стихов – “Тяжелая лира”, включающая стихи 19201922 годов, по мнению самого поэта, стала итогом его “взрослой” поэтической работы. Это определенный этап его творчества, смена ориентиров и ценностей поэта.

    Красной нитью через стихотворения этого сборника проходит мысль об удивительной способности поэта среди прозы и обыденности жизни видеть ангелов в небе и слышать симфонию, неслышную другим (стихотворения “Музыка” и “Баллада”). Поэт постигает сущность мира интуитивно, он выражает в слове то чудесное, что чувствует его душа.

    Например, он колет с соседом дрова и… “Помилуйте, теперь совсем уж ясно. И музыка идет как будто сверху. Виолончель… и арфы, может быть…

    Вот хорошо играют! Не стучите”.

    И музыка, музыка, музыка Вплетается в пенье мое… … Я сам над собой вырастаю,

    Над мертвым встаю бытием…

    Но и мало обращавшему внимание на социальные изменения в стране, поглощенному искусством Ходасевичу тоже пришлось эмигрировать. В 1922 году с третьей женой, Ниной Берберовой, через Латвию, Германию, Италию он эмигрировал в Париж, где стал одним из законодателей литературной жизни эмиграции, в этот период у него просто не было плохих стихов.

    По мнению Марка Слонима, творческая эмиграция была скудна, исключением стали ” кроме перепевов Бальмонта, только книги Ходасевича и Марины Цветаевой – подлинные достижения”. Владислав Фелицианович постоянно находился в творческих исканиях. Для него быть достойным своего народа означало сохранять его культура. В эмиграции он проявил себя и как критик, литературовед, мемуарист.

    Кроме стихов, Ходасевич составил антологию еврейской поэзии в своих переводах, написал литературоведческую книгу о ПушкинЕ, биографический роман о Державине, мемуары “Белый коридор” и “Некрополь”, статьи и рецензии. Его строгой и безжалостной критики боялись. “Умственно-изощренным, холодным” называл его критик М. Солонин.

    Роль поэта и поэзии – одна из основных тем его последней, вышедшей в 1927 году книги стихов “Европейская ночь”. Так, в стихотворении “Петербург” Ходасевич говорит о том, как во время, когда озабоченные люди забыли о стихах, он творил, его муза являлась даже ” во тьме гробовой, российской.

    И поэт видел заслугу в том, что … каждый стих гоня сквозь прозу, Вывихивая каждую строку, Привил-таки классическую розу К советскому дичку. Ходасевич создал свой “Памятник”, “двуликий идол” его должен был стоять в “новой, но великой” России. Во мне конец, во мне начало. Мной совершенное так мало! Но все ж я прочное звено: Мне это счастие дано.

    Важно

    В последнем сборнике поэта присутствует и тема смерти. Он называет жизнь промежутком “между купелию и моргом”, глядя в зеркало и вспоминая себя мальчиком, он чувствует одиночество. Он уже размышляет о том, как его “предбожий суд на черных дрогах повезут”.

    Умер Владислав Ходасевитч в больнице для бедных в 1939 году. На его могиле, расположенной на Бианкурском кладбище, можно прочитать знаменитую эпитафию: “Свободен всегда”.

    Сочинение на тему: “Ходасевич и его творчество”

    Источник: https://home-task.com/sochinenie-na-temu-xodasevich-i-ego-tvorchestvo/

    Ссылка на основную публикацию
    Adblock
    detector