История немецкой литературы. Фридрих Готлиб Клопшток (Friedrich Gottlieb Klopstock, 1724—1803)
|
Фридрих Готлиб Клопшток
(Friedrich Gottlieb Klopstock, 1724—1803)
Выдающееся место в литературной жизни Германии XVIII в. занимал Клопшток, прославившийся как одописец, как автор ряда драм, написанных на материале отечественной истории.
Клопшток одним из первых в немецкой литературе обратился к изображению национального прошлого, чем оказал большое воздействие на формирование эстетики движения «Бури и натиска». Клопшток был писателем большого политического темперамента.
Он воспевал французскую революцию, подвергал критике деспотизм немецких князей, внес в немецкую поэзию пафос гражданственности.
Клопшток родился в Саксонии в семье юриста. В школе он приобрел хорошее знание классических языков. Учился на богословском факультете сначала Иенского, а затем Лейпцигского университета, что во многом предопределило характер его поэтической деятельности.
Будучи студентом, он приступает к созданию эпической поэмы, воспевающей Иисуса Христа. В конце сороковых годов молодой поэт уже читает своим друзьям первые песни «Мессиады». Они вызвали большой общественный резонанс. Клопшток стал знаменитостью в литературных кругах.
Эпопея, написанная гекзаметром и состоящая из двадцати песен, была завершена в 1773 г.
В основе «Мессиады» лежат христианские легенды о подвижнической жизни Христа, мессии, т. е. спасителе человечества. Клопшток повествует о борьбе ангелов, защищающих христианское учение и его создателя, с силами мрака, возглавляемыми Сатаной. Однако Клопшток показал себя мастером не только в описании внешних, батальных событий.
Его мастерство проявилось в другом — в раскрытии внутренних переживаний героев, в умении передавать тонкие душевные движения, настроения радости и печали, гнева и ликования. «Мессиада» поражала воображение не только своей эпической монументальностью, она заражала эмоциональной выразительностью.
Клопшток заявил о себе в эпической поэме как тонкий лирик, как мастер психологического анализа.
Однако из-за своей громоздкости и абстрактности содержания «Мессиада» уже в XVIII в. не нашла себе широкого читателя, хотя в свое время пользовалась большой известностью. Лессинг иронизировал в одной из своих эпиграмм: «Кто не хвалит теперь Клопштока? Но кто его читает? — Никто». Строго подошли к оценке «Мессиады» русские революционеры-демократы.
Белинский доказывал, что подлинное эпическое творчество может сложиться только на почве национальной жизни, а не на основе христианских сказаний. «… Не знаменитое событие,— пишет Белинский,— а дух народа или эпохи должен выражаться в творении, которое может войти в одну категорию поэмами Гомера.
И потому можно смело сказать, что немцы имеют свою «Илиаду» не в жалкой «Мессиаде» Клопштока, а разве в «Фаусте» Гете» 1.
В 1751 г. Клопшток уезжает в Данию. Материальная неустроенность заставила его принять небольшую пенсию от датского короля. Кроме того, поэта прельщала возможность работать в условиях относительной свободы.
В датский период он продолжает работать над «Мессиадой», пишет духовные стихи, сочиняет ряд пьес на библейские темы и т. п. В 1770 г.
Клопшток возвращается на родину, поселяется в Гамбурге, сохраняя творческую активность до самой смерти.
Лучшая часть наследия Клопштока — это его оды, навеянные важнейшими общественно-политическими событиями современности, и драмы, воскрешающие героические страницы национальной истории. Клопшток, как и другие великие немецкие писатели, был патриотом, борном за национальное объединение страны.
Он выступал против больших и малых властителей, стремившихся увековечить раздробленность Германии. Призывы к национальному единству слышатся в драмах Клопштока, написанных на материале из жизни древних германцев, в так называемых «бардитах», т. е. произведениях барда.
Бардом в знак уважения к старой литературной традиции любил именовать себя Клопшток. «Бардиты» состоят из трех пьес: «Битва Германа» (Hermanns Schlacht, 1769), «Герман и князья» (Hermann und die Fürsten, 1784) и «Смерть Германа» (Hermanns Tod, 1787).
Наибольшими художественными достоинствами отличается первая часть трилогии.
Главный герой «бардит» — лицо историческое. Это Герман, или Арминий, вождь германского племени херусков, под предводительством которого в начале нашей эры германцы разбили в Тевтобургском лесу легионы римского полководца Вара. Герман изображается Клопштоком как объединитель германских земель.
В трилогии осуждается племенная знать, из-за корыстных побуждений предавшая Германию и вступившая в сговор с римлянами. Актуальность «бардит» для Германии XVIII в. очевидна.
Клопшток уходит в прошлое ради того, чтобы извлечь из него уроки для современности, чтобы осудить сепаратистскую политику немецких князей.
Из теоретических сочинений Клопштока наибольшее значение имела «Немецкая республика ученых» (Die deutsche Gelehrtenrepublik, 1774), где защищается положение о праве немцев иметь свою национальную культуру, которая может быть создана совместными усилиями всей немецкой интеллигенции.
Клопшток призывает к консолидации всех творческих сил нации. Он внушает также мысль о том, что каждый немецкий писатель должен чувствовать ответственность перед обществом, писать на темы, имеющие серьезное общественное значение.
Клопшток борется за гражданственную направленность литературы, требующую от литераторов понимания задач времени и гражданского мужества.
С наибольшим блеском талант Клопштока раскрылся в одах. Оды разнообразны по своей тематике.
Поэт передает в них свой восторг перед нетленной красотой природы, выражает гнев по поводу самоуправства князей, их аморализма, прославляет героизм французского народа, совершившего революцию, определяет свои эстетические позиции и т. п.
Клопшток— зачинатель гражданской лирики в Германии. Его одические стихи эмоционально выразительны, изобилуют неожиданными метафорами, что было ново для поэзии того времени.
Обличение социального зла достигает в творчестве Клопштока большой силы.
В оде «Восхваление князей» (Fürstenlob, 1775) он изничтожает придворных поэтов-льстецов, курящих фимиам людям, погрязшим в пороках, и тем самым позорящим искусство.
Сам Клопшток гордится тем, что никогда не принуждал свою музу прислуживать недостойным правителям. Те же самые мотивы звучат в оде «Наши князья» (Unsere Fürsten, 1776) и в ряде других произведений.
Критика отрицательных явлений действительности рассматривается Клопштоком как одна из главных задач литературы, без чего невозможно национальное возрождение Германии. Эта мысль выражена им в знаменитой оде «Холм и роща» (Der Hügel und der Hain, 1767).
Содержание ее составляет спор, который ведут между собой древнегреческий поэт и немецкий бард. Грек видит назначение художественного творчества в изображении прекрасного, гармоничного. Бард говорит о необходимости изображать правду жизни, бичевать тиранов, защищать справедливость.
Клопшток всецело разделяет принципы современного обличительного искусства, хотя он и отдает должное заслугам античности.
Особая и наиболее значительная тема одической поэзии Клопштока — это воспевание французской революции. Весть о ней поэт встретил восторженно.
В одах «Генеральные штаты» (Die Etats Généraux, 1788), «Они, а не мы» (Sie und nicht wir, 1790), «Война за свободу» (Der Freicheitskrieg, 1792) Клопшток приветствует революционные события за Рейном, восхищается гражданской доблестью французского народа, взявшего штурмом Бастилию.
Поэт вместе с тем сожалеет, что во главе политического прогресса идут французы, а не немцы, и высказывает пожелание, чтобы революционная волна докатилась до Германии и смыла старые феодальные порядки. Клопшток клеймит позором интервентов, пытающихся с помощью оружия уничтожить молодую французскую республику.
За свои передовые, антифеодальные взгляды и произведения Клопшток, как и Шиллер, в 1792 г. был удостоен Законодательным собранием Франции звания почетного гражданина Французской республики.
Однако политика якобинской диктатуры отпугнула Клопштока. В ряде стихотворений он пишет о том, что не таким представлял себе течение революции, что она извращена Робеспьером и его сторонниками, bio и в это время поэт защищает необходимость революционного изменения жизни, не переходит в лагерь реакции.
Клопшток сыграл значительную роль в истории немецкой литературы. Он — зачинатель гражданской поэзии, борец за национальную самобытность в искусстве. Клопшток обогатил поэтический словарь немецкого языка. Члены «Союза рощи», а также Гете и Шиллер считали Клопштока своим непосредственным предшественником.
В России Клопшток как автор свободолюбивых од пользовался признанием в декабристских кругах. Его высоко ценил Кюхельбекер и некоторые другие представители революционного романтизма. Напротив, Карамзин, Жуковский выше всего ставили «Мессиаду» Клопштока и другие его произведения на христианские и библейские темы.
Примечания.
1. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти т., т. 7. М., 1955, с. 406.
|
Источник: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/istoriya-nemeckoj-literatury/fridrih-gotlib-klopshtok.htm
Фридрих Готлиб Клопшток. Биография и обзор творчества
Фридрих Готлиб Клопшток. Биография и обзор творчества
Современником Лессинга был крупный немецкий национальный поэт Фридрих Готлиб Клопшток. Он был борцом за самобытную литературу, зачинателем немецкой гражданской поэзии, прославлявшим в своих одах французскую революцию и подвергавшим критике карликовый немецкий абсолютизм.
Клопшток родился в семье юриста. В школе он приобрел хорошее знание классических языков. В 40-е годы учился на богословском факультете сначала Иенского, а потом Лейпцигского университета. Писать стихи начал еще на школьной скамье.
Юный Клопшток находится под влиянием Бодмера и Брайтин-гера. Еще в школьные годы он задумывает религиозную эпопею о деятельности Христа — «Мессиаду». Первые ее три песни появились в 1748 году и сразу получили широкое признание в Германии. Завершена эпопея была в 1773 году.
«Мессиада» состоит из 20 песен и написана гекзаметром. Поэтический язык ее экспрессивен, метафоричен, отличается лирической взволнованностью.
Следуя христианской легенде, Клопшток воспевает подвиг Христа, якобы принявшего мученическую смерть за спасение человечества. Действие развертывается и на земле, и в аду, и в космосе.
Против Христа ополчаются демонические силы, возглавляемые Сатаной. С ними ведут борьбу ангелы.
Клопшток в отличие от эпических поэтов античности главное внимание уделяет не столько внешним событиям, сколько переживаниям своих героев, сторонников Христа. В изображении их радостей и печалей, их гнева и ликования он достиг большой эмоциональной выразительности. Эт° было ново для первой половины XVIII века и производило сильное впечатление.
В «Мессиаде» Клопштока нет, как в «Потерянном рае» Мильтона, завуалированного революционного протеста против феодально-монархического гнета, поэтому Белинский не считал возможным отнесение ее к эпопеям нового времени, которые, по мысли критика, должны выражать прежде всего коренные социальные чаяния народа. Тем не менее Клопшток не остался глухим к требованиям эпохи.
В XVIII песне он грозит страшным судом современным князьям, угнетающим своих подданных и ведущим кровопролитные войны.
С 1751 по 1770 год Клопшток живет в Копенгагене, получая небольшую пенсию от датского короля. Здесь он продолжил работу над «Мессиадой», пишет драмы на библейские темы: «Смерть Адама», «Соломон», сочиняет духовные стихи, оды и т. д. С 1771 года до самой смерти Клопшток находится в Гамбурге, пользуясь славой патриарха немецкой поэзии.
Лучшие произведения Клопштока овеяны духом патриотизма.
В них защищается идея национального единства, критикуются центробежные стремления немецких правителей. Клопшток часто обращается к героическому прошлому немецкого народа.
Он поэтизирует древних германцев, наделяет их высоким патриотическим чувством.
Патриотические мотивы весьма сильно звучат в «бардитах» 1 Клопштока, в его драмах о Германе-Херуске: «Битва Германа» (1769), «Герман и князья» (1784) и «Смерть Германа» (1787). Самая значительная из них первая пьеса.
В «бардитах» Клопшток славит подвиг Германа, разбившего легионы римлян в Тевтобургском лесу, осуждает князей, которые, предав национальные интересы германских племен, вошли в сговор с Римом и погубили Германа. По своему замыслу трагедия была связана с современностью, в ней обличалась сепаратистская политика властителей Германии.
В 1774 году Клопшток публикует сочинение «Немецкая республика ученых», в котором пропагандирует идею консолидации всех культурных сил нации. Одновременно Клопшток развивает мысль о гражданском долге писателя, призывает своих собратьев по перу быть независимыми в своих суждениях, писать не для забавы, а для решения вопросов серьезного общественного значения.
Самое значительное поэтическое достижение Клопштока это его оды. Тематика их различна.
В них поэт или выражает возвышенные чувства, вызванные созерцанием природы, любовными переживаниями, творческим экстазом, или откликается на важнейшие явления общественной жизни (критикует князей, прославляет героическое прошлое Германии, передает свое отношение к революционным событиям во Франции и т. д.).
Как одописец, Клопшток занимал первое место в немецкой литературе. Он ввел в одическую поэзию революционную гражданскую тему, превратив ее в действенное средство подъема национального и социального самосознания народа.
В знаменитой оде «Холм и роща» * (1767) поэт излагает беседу современного писателя с тенями барда и древнегреческого поэта. Каждый из них защищает достоинства своей поэзии.
Клопшток принимает принципы самобытного поэтического искусства, отличающегося эмоциональной напряженностью, проникнутого пафосом служения современности. Он предпочитает его творчеству античных мастеров с культом гармоничной изящной формы.
Поэтическая программа Клопштока нашла восторженный прием в Геттингенском кружке поэтов, которые после выхода в свет оды стали именовать свое содружество «Союзом рощи».
С наибольшей силой гражданские мотивы в поэзии Клопштока выразились в его одах, посвященных французской революции, которую поэт воспринял как новую эру в истории человечества. Уже в оде «Генеральные штаты» (1788) Клопшток передает свое восхищение французами, называет их своими братьями, зовет своих сограждан последовать их примеру.
В годовщину падения Бастилии (1790) Клопшток пишет оду «Они, а не мы», в которой скорбит о том, что не Германия, а Франция первой встала на путь новой жизни Те же мысли развивает он в оде «Познай себя» (1789), где поэт недоумевает по поводу молчания немецкого народа, советует ему проснуться и взяться за дело.
Клопшток резко осудил военную интервенцию Пруссии и Австрии против революционной Франции. В оде «Война за свободу» он клеймит позором интервентов, которые хотят огнем и мечом уничтожить освободивший себя народ.
За смелые выступления в защиту революции решением Конвента Клопшто-ку в 1792 году было присвоено звание почетного гражданина Французской республики.
Однако впоследствии Клопшток не смог правильно оценить необходимость революционного террора. Практика якобинской диктатуры отпугнула его. Незрелость немецкого бюргерства дала себя знать. В одах «Моя ошибка», «К тени Ларошфуко» Клопшток раскаивается в своих революционных увлечениях. Тем не менее порт не переходит в лагерь реакции, остается на демократических позициях.
Клопшток оставил заметный след в истории немецкой литературы.
Как талантливый зачинатель чувствительной, эмоционально напряженной поэзии, как борец за национальную самобытность он явился предшественником писателей «бури и натиска» и романтиков.
Штюр-меры продолжили его борьбу за самобытное искусство, за метафорический, эмоционально выразительный язык, его традиции высокой гражданской лирики.
Источник: http://www.winstein.org/publ/10-1-0-740
Клопшток фридрих готлиб
ФРИДРИХ ГОТЛИБ – немецкий поэт.
Изучал богословие и филологию в Йене и Лейпциге (1745-1748 годы). В 1751-1770 годах жил в Копенгагене, после 1770 года – в Гамбурге.
В 1748 году опубликовал три первые песни религиозной эпической поэмы в гексаметрах «Мессиада» («Messias», Т1 1-4, 1748-1773 годы; русский прозаический перевод А. М. Кутузова, 1785-1787 годы; стихотворный перевод С. И.
Писарева, 1868 год), созданной под воздействием эпоса Дж. Мильтона, а также литературных теорий И. Я. Бодмера и И. Я. Брейтингера.
Рассказывая историю спасения человеческого рода, Клопшток в целом следует идеям пиетизма; некоторые темы трактованы в духе «чувствительности» (образ демона Аббадоны, который раскаивается в своём падении, проливает потоки покаянных слёз и получает прощение). Поэма отличается лиризмом, вниманием к внутренней жизни и переживаниям героев.
Сочетание патетики и чувствительности характерно и для лирики Клопштока: сборники «Духовные стихотворения» («Geistliche Lieder», Tl 1-2, 1758-1769 годы), «Оды и элегии» («Oden und Elegien», 1771 год), «Оды» («Oden», 1771 год).
Клопштоку принадлежат также трагедии на библейские сюжеты: «Смерть Адама» («Der Tod Adams», 1757 год, русский перевод 1807 год), «Соломон» («Salomo», 1764 год) и «Давид» («David», 1772 год); драматическая трилогия о древних германцах: «Битва Германа» («Hermanns Schlacht», 1769 год), «Герман и князья» («Hermann und die Fürsten», 1784 год) и «Смерть Германа» («Hermanns Tod», 1787 год).
Свои мечты о возрождении немецкой словесности Клопшток изложил в незаконченном сочинении «Немецкая республика учёных» («Die deutsche Gelehrtenrepublik», 1774 год).
В работах по поэтике [«Мысли о природе поэзии» («Gedanken über die Natur der Poesie», 1759 год), «О языке поэзии» («Von der Sprache der Poesie», 1760 год), «Об изображении» («Von der Darstellung», 1779 год) и др.
] Клопшток ратует за свободу поэтического творчества от правил, обосновывает право поэта на выражение собственных чувств, рассуждает о возрождении метров античной лирики.
Клопшток обогатил немецкую поэзию гексаметром, сложными стихотворными нерифмованными размерами и вольными ритмами, новыми формами.
Эмоциональный, возвышенный, усложнённый стиль Клопштока оказал большое влияние на немецкую поэзию XIX-XX веков; его творчество способствовало формированию движения «Буря и натиск».
В России к творчеству Клопштока обращались В. А. Жуковский, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер.
Сочинения:
Немецкие поэты в биографиях и образцах / Сост., ред. Н. В. Гербель. СПб., 1877. С. 68–73
Werke und Briefe / Hrsg. E. Höpker-Herberg u. a. B.; N. Y., 1974–2007–.
© Большая Российская Энциклопедия (БРЭ)
Литература
- Burkhardt G., Nicolai H. Klopstock-Bibliographie. B.; N. Y., 1975
- Kohl K. F. G. Klopstock. Stuttg.; Weimar, 2000
- Zimmermann H. Freiheit und Geschichte. F. G. Klopstock als historischer Dichter und Denker. 2. Aufl. Hdlb., 1987
- Schneider K.L. Klopstock und die Erneuerung der deutschen Dichtersprache im 18. Jh. 2. Aufl. Hdlb., 1965
Источник: https://w.histrf.ru/articles/article/show/klopshtok_fridrikh_gotlib
Мессиада
В то время как утомлённый молитвою Иисус спит тихим сном на горе Елеонской, Вседержитель «среди мириадов миров лучезарных» беседует с Архангелами. Архангел Элоа возвещает о том, что Мессия призван даровать всем мирам священную радость и спасение.
Гавриил несёт эту весть «хранителям царств и народов земных», пастырям бессмертных душ, потом он несётся мимо сияющих звёзд к «лучистому храму», где обитают бессмертные души и вместе с ними души Прародителей — Адама и Евы.
Серафим беседует с Адамом «о благе людей, о том, что готовит грядущая жизнь им», а их взоры стремятся на мрачную землю, к горе Елеонской.
Мессия идёт к гробницам и целительным взором вырывает душу одержимого Зама из рук Сатаны.
Не в силах противостоять Иисусу, злобный дух несётся через «великую цепь беспредельных миров», созданных Творцом, коим некогда был создан и он сам, достигает «отдалённой области мрачных миров», окутанной вечной тьмой, где Вседержитель поместил ад, место проклятия и вечных мучений.
К трону владыки ада стекаются жители бездны: Адрамелех, мечтающий уже тысячи столетий занять место властителя ада; свирепый Молох; Могог, обитатель водных пучин; мрачный Белиил; тоскующий по светлым дням Творения и близости к Богу печальный Аббадон.
Следом за ними тянутся легионы подвластных им духов. Сатана объявляет своё решение, которое должно навеки посрамить имя Иеговы (Бога). Он убеждает своих приспешников, что Иисус не Сын Божий, а «смертный мечтатель, создание праха», и клянётся погубить его.
Продолжение после рекламы:
В душе Иуды Искариотского пробуждается тайная злоба к Спасителю и зависть к Иоанну, любимому ученику Иисуса. Итуриил, небесный хранитель Иуды, с великой печалью видит, как от Иуды летит Сатана.
Иуда видит посланный Сатаной сон, в котором его покойный отец внушает ему, что Учитель ненавидит его, что Он отдаст другим Апостолам «все богатые, чудные царства».
Душа Иуды, жаждущего земных богатств, стремится к мести, а дух зла, торжествуя, летит ко дворцу Каиафы.
Каиафа созывает собрание священников и старейшин и требует предать смерти «презренного мужа», пока тот не истребил «веками освящённый закон, священную заповедь Бога».
Лютый враг Иисуса неистовый Филон тоже жаждет гибели Пророка, но после речи мудрого Никодима, угрожающего всем повинным в смерти Иисуса Божиим мщением на Страшном суде, собрание «застывает, потупивши взоры». Тогда является презренный Иуда.
Предательство Ученика Каиафа выставляет как доказательство виновности Учителя.
Итуриил неслышным для ушей смертных языком рассказывает Иисусу о предательстве Иуды.
С глубокой печалью вспоминает Серафим, какие думы лелеял он когда-то об участи Иуды, которому суждено было умереть праведной смертью мученика, а потом занять своё место рядом с Победителем смерти, Мессией.
А Иисус после своей последней трапезы с Учениками молит Господа уберечь их от греха, сохранить от «духа погибели».
Иегова в Божественной славе своей поднимается с предвечного трона и шествует «путём лучезарным, склонённым к земле», чтобы совершить свой Суд над Богом Мессиею. С высокой вершины Фавора обозревает Он землю, над которой лежит ужасный покров греха и смерти.
Иисус, услыхав звуки трубы Архангела Элоа, скрывается в пустыне. Он лежит во прахе перед лицом Отца Своего, долго длятся святые Его страдания, и, когда свершается непреложный суд, весь мир земной три раза содрогается.
Сын Божий встаёт из праха земного «Победителем, полным величия», и все небо поёт Ему хвалу.
Брифли бесплатен благодаря рекламе:
С неистовой злобой приближается толпа к месту молитвы. Предательский поцелуй Иуды, и вот Иисус у руках у стражников. Исцеляя рану, нанесённую Петром одному из стражников, Иисус говорит, что, если бы Он попросил защиты у Отца своего, на зов явились бы легионы, но тогда не могло бы свершиться Искупление.
Мессия предстаёт перед судилищем, теперь людской суд вершится над тем, кто испытал тяжесть грозного суда Божьего, и Ему же предстоит прийти на землю со славою и вершить последний суд над миром. В то время, когда Мессию судит Пилат Понтийский, в душе Иуды просыпается невыносимый страх.
Он бросает к ногам жрецов «предательства цену» и бежит из Иерусалима в пустыню, чтобы лишить себя презренной жизни. Ангел смерти поднимает свой пламенный меч к небесам и возвещает: «Пусть падёт грешника кровь на него же!» Иуда душит себя, и душа отлетает от него.
Ангел смерти оглашает последний приговор: предателя ожидают «неисчислимые вечные муки».
Святая Дева, в отчаянии разыскивающая сына, встречает римлянку Порцию, которую уже давно неизвестная сила влечёт к истинному Богу, хотя имени его она не ведает. Порция посылает служанку к Пилату с известием о том, что Иисус невиновен, а Мария открывает ей, что Бог один, и имя его — Иегова, и говорит о великой миссии Сына своего: «Он должен людей от греха искупить» своей смертью.
Толпа, подстрекаемая Филоном, требует у Пилата: «Распни! Распни же ты его на кресте!», и Пилат, не верящий в Его виновность, желая снять с себя вину за Его смерть, перед лицом народа умывает руки серебристой струёй воды.
Искупитель медленным шагом всходит на Голгофу, неся грехи всего мира. Элоа посвящает Голгофу, вблизи неё на светлых облаках собираются небесные силы, души праотцов, нежившие души.
Когда наступает миг распятия, прекращается вращение миров, «замирает в оцепенении вся цепь мироздания».
Истекающий кровью Иисус с состраданием обращает взор к народу и просит «Прости им, Отец мой, Ты их заблуждения, не знают и сами они, что творят!»
Ужасны страдания Искупителя, и в час этих страданий Он молит Отца своего сжалиться над теми, «кто верует в Вечного Сына и Бога».
Когда взор умирающего на кресте Господа падает на мёртвое море, где скрываются Сатана и Адрамелех, духи зла испытывают невыносимые муки, и вместе с ними все, некогда восставшие против Творца, чувствуют тяжесть гнева Его.
Мессия поднимает потухающий взор к небу, взывая: «Отец мой, я в руки твои предаю Мой дух!» «Свершилось!» — произносит Он в миг смерти.
Души отживших праотцов летят к своим гробницам, чтобы «вкусить блаженство восстания из мёртвых», а те, кто любили Спасителя, стоят, безмолвно глядя на поникнувшее тело. Иосиф из Аримафеи идёт к Пилату и получает разрешение снять тело Иисуса и похоронить его в гробнице у Голгофы.
Над гробницей воцаряется ночь, но бессмертные — небесные силы и воскресшие, обновлённые люди — видят в этом сумраке «мерцание зари воскресения из мёртвых». В убогой хижине собираются Мария, Апостолы и все избранные Иисусом. Нет предела их скорби. Стеная, они призывают смерть, чтобы соединиться с возлюбленным Учителем.
Бессмертные собираются у гробницы и поют славу Сыну Божию: «Святейшую жертву Господь совершил за все прегрешения рода людского». Они видят облако, несущееся от трона Иеговы, в горах раздаётся громовое эхо — это Элоа является в собрание воскресших и возвещает, что настал «священнейший час воскресенья».
Трепещет земля, Архангел отодвигает камень, закрывающий отверстие гробницы, и бессмертные созерцают воскресшего Сына, «сияющего великой победой над вечною смертью». Римская стража в ужасе падает ниц. Начальник стражи рассказывает собранию первосвященников, что земля вдруг затряслась, камень, закрывающий гробницу, был отброшен вихрем, и теперь гробница пуста.
Все замирают, а Филон выхватывает у начальника стражи меч и втыкает себе в грудь. Он умирает с возгласом: «О, Назарянин!» Ангел мщения и смерти несёт его душу в «тёмную пропасти глубь».
Святые жены идут к гробнице, чтобы умастить тело Иисуса бальзамом. Им является Гавриил в образе юноши и возвещает, что их Учитель воскрес. Сам Иисус является Марии Магдалине, которая сначала не узнает его. Ее рассказу поначалу верит только мать Иисуса. Петр в глубоком раздумье преклоняет колена на склоне Голгофы и видит вдруг подле креста Иисуса.
Не видевшие воскресшего печалятся и молят Всевышнего сжалиться над ними и наполнить их сердца тем же святым восторгом, что наполняет души собратьев, которым Он являлся. И вот в скромную хижину, где собираются все друзья Иисуса, слетаются воскресшие души и Ангелы неба, а потом входит туда Спаситель. Все падают ниц, Мария обнимает ноги Спасителя.
Христос стоит среди избранных, провидя, что все они будут страдать за Него, и благословляет их.
Христос восседает на священном троне на вершине Фавора в сиянии величия и славы. Ангел ведёт к трону сонмы душ умерших на первый суд Божий. Христос назначает каждой душе посмертный путь.
Одни из этих путей ведут в «светлую небесную обитель», другие — в «подземную тёмную пропасть». Милосерден, но справедлив суд Его. Горе воителю, клеветнику, горе тому, кто «ждёт награждения в будущей жизни за деяния, в которых мало лишений».
Много раз встаёт солнце, а непреложный суд Спасителя мира все продолжается. Тихо сходит Искупитель в подземную пропасть.
Быстрее мысли Ангела свершается падение царства мрака: рушится трон владыки ада, рассыпается храм Адрамелеха, слышатся дикие вопли и стоны, но и сама смерть не являет сострадания к навеки погибшим изгнанникам неба, и нет конца их страшным мучениям.
На Фаворе собираются все ученики Иисуса, все убогие, которых Он исцелял Своею силою, все смиренные духом. Лазарь призывает их «сносить с терпением жестокие муки, насмешки и злобную ненависть не знающих Бога», ибо им уже готовится свыше блаженство пролить свою кровь за Него. Пришедшие видеть Спасителя мира просят Его укрепить их на пути к высокой цели.
Мария возносит к небу молитву: «Хвала Тебе вечная там в небесах, хвала Тебе вечная здесь на земле, Тебе, искупившему род человека». Христос спускается с вершины Фавора и обращается к людям. Он говорит, что придёт за каждым в час его смерти, и кто исполнит повеления Его, того поведёт Он к «блаженству той жизни загробной и вечной».
Он молит Отца Всеблагого за избранных, за тех, кому открыта святая тайна Искупления.
В сопровождении Апостолов Христос поднимается на вершину Масличной горы. Он стоит в «дивном величьи» в окружении избранников Божьих, воскресших душ и Ангелов.
Он повелевает Апостолам не оставлять Иерусалим и обещает, что Дух Божий снизойдёт на них.
«Пусть взор обратит на вас Сам Милосердный, и мир ниспошлёт Он душам вашим вечный!» Спускается светлое облако, и на нем Спаситель поднимается к небу.
Господь Воплощённый возносится «путём лучезарным к предвечному трону» в окружении воскресших душ и небесного воинства. Серафимы и Ангелы славят Его святым пением. Шествие приближается к трону Иеговы, «сияющему божественным блеском», и все жители неба бросают пальмовые ветви к ногам Мессии. Он восходит на вершину небесного трона и садится одесную Бога-Отца.
Источник: https://briefly.ru/klopshtok/messiada/
КЛОПШТОК
Фридрих Готлиб [Friedrich Gottlieb Klopstock, 1724—1803] — поэт, который начинает период высшего расцвета немецкой лит-ры XVIII в. К. — выдающийся лирик, создатель иррационалистического течения в немецкой буржуазной культуре нового времени, враг Готтшеда (см.) , кумир молодых штюрмеров (см.
«Sturm und Drang») , благоговейно чтивших в лице поэта патриарха немецкой «национальной» лит-ры. Живя в эпоху значительного подъема культуры немецкого бюргерства, К. отражает в своих произведениях все те противоречия, к-рые сопутствовали росту названной культуры, развивавшейся в условиях враждебного социально-политического окружения.
В этом смысле весьма характерна лит-ая история монументальнейшего создания К. — поэмы в гекзаметрах «Der Messias» (Мессиада, 1745—1773). Еще на школьной скамье ознакомившись с Мильтоном (см.) , К. задумал религиозную эпопею в духе «Потерянного рая».
Знаменателен уже самый факт обращения к Мильтону, поэту английской революции, свидетельствовавший о сдвигах, происшедших в классовом сознании передовых групп немецкой буржуазии. Но т. к. последняя была еще слишком незрелой, слишком слабой для активной революционной борьбы со «старым порядком», то К.
не мог возвыситься до мятежного пафоса английского поэта, ограничившись усвоением ряда особенностей его поэтического письма. Только в очень редких случаях в поэме звучат нотки социально-политического протеста, как напр. в сцене страшного суда (песнь 18),
313 где наряду с «жителями крытых мхом хижин» осуждаются «обитатели золоченых дворцов», «позор человечества» — «преступные монархи». Библия, бывшая в XVII в. знаменем буржуазной революции, в XVIII в.
в условиях немецкой действительности не могла играть подобной роли, поскольку немецкий пиетизм, в отличие от пуританства, не был силой, враждебной самодержавию.
Доминирующая в «Мессиаде», этом крупнейшем лит-ом памятнике германского пиетизма, идея покорности высшей, недоступной человеческому рассудку мудрости не могла надолго увлечь бюргерскую аудиторию, постепенно освобождавшуюся от влияния пиетистской идеологии, чем и объясняется падение интереса ко 2-й части поэмы, прошедшей почти незамеченной.
Характерно, что герои поэмы (Христос и его приближенные, падший ангел Аббадона и др.) по существу чрезвычайно пассивны, они не столько действуют, сколько следят за действием, уподобляясь неподвижным зеркалам, отражающим вне их растущее движение. Любимый прием Клопштока — заставить своего героя, застывшего в экстазе,
Иллюстрация: Титульный лист 1-го изд. трех начальных песен «Мессиады»
314 повествовать в гимнической форме о происходящих событиях. В период создания «Мессиады» К. не покидал интерес к сюжетам из священного писания, о чем свидетельствуют его трагедии: «Adams Tod» (Смерть Адама, 1757), «Salomo» (Соломон, 1764) и «David» (Давид, 1772), в к-рых воплощается все та же идея смирения, осложняемая создающей трагическую ситуацию проблемой своеволия.
Мудрость трагедии «Давид» заключена в словах пророка Натана: «Отречемся от посягательств на волю судии». Здесь же мы встречаемся с популярным в эпоху Барокко мотивом бренности человеческого «я», приравниваемого праху, тлену (Натан: «Мы прах! что пред тобой, всемогущий бог, человек, сын Адама»! Давид: «О, гордость безумного, несчастного праха!)».
В трагедии «Соломон» возникает предвосхищающий Фауста Гёте образ мудреца, разочаровавшегося в познавательных способностях рассудка и восклицающего: «Я устал предаваться изысканиям! Я устал ползать по лабиринту мысли и не находить света, ничего, что бы походило на истину!» Это — первые вспышки немецкого иррационализма XVIII в.
Связанные общностью проблем и лит-ого источника, библейские произведения К. (включая «Мессиаду») образуют как бы некоторый завершенный пласт творчества поэта. Сюда следует также отнести и его многочисленные духовные песнопения.
Другой пласт составляют произведения, могущие быть названными патриотическими — драматическая трилогия: «Hermannsschlacht» (Битва в Тевтобургском лесу, 1769), «Hermann und die F?rsten» (Арминий и князья, 1784), «Hermanns Tod» (Смерть Арминия, 1787), — оды, в которых К.
пытается не только реабилитировать немецкую культуру раскрытием ее огромного исторического значения, но и воссоздать дух древнегерманской поэзии, интерес к к-рой, по его мнению, должен вытеснить склонность отечественных писателей к традициям античной лит-ры. Чрезвычайная популярность К.
в период «Бури и натиска» в большой степени основывалась на его энтузиастическом культе национальной старины, к-рый импонировал передовым представителям немецкого бюргерства, по мере своего подъема все более интересовавшегося культурно-исторической генеалогией Германии.
А поскольку хранителем классических традиций был известный своим придворным сервилизмом Готтшед, антиклассические выступления К., — дающего в оде «F?rstenlob» [1775] клятву «никогда не осквернять музу придворной лестью», — имели значение скрытой политической демонстрации. Неслучайно в бардитах [от Barditus (см.) ] — так К. назвал свои драмы, посвященные истории полководца Арминия (Hermann), вождя херусков — римская государственность символизирована топорами палачей, римляне названы рабами тирана, германцы же противопоставлены им в качестве свободного, не знающего гнета тирании племени,
315 а их вождь — Арминий — показан тираноборцем, врагом императорского самодержавия. В «Битве в Тевтобургском лесу» впервые прозвучал крылатый лозунг: «Кровь тиранов за святую свободу!», имевший такой шумный успех в среде молодых штюрмеров.
Тираноборческие настроения, слабо намеченные в «Мессиаде» и гораздо более резко в трилогии об Арминии, в 1788 перерастают в восторженное приятие Великой французской революции, к-рой К. посвящает ряд замечательных стихотворений (оды: «Die ?tats g?n?raux», 1788, «Sie und nicht wir», 1790, «Der Freiheitskrieg», 1792, и др.).
Ни один немецкий поэт не откликнулся так бурно на события во Франции, как 65-летний К.
Если обстановка первых десятилетий его творчества подсказывала ему создание пассивных образов «Мессиады», то теперь, став свидетелем открытой борьбы французской буржуазии с абсолютизмом, он словно перерождается, начинает славить революционное действие, поднимаясь до такого пафоса, что обращает на себя внимание Конвента, присваивающего ему звание гражданина Французской республики. Но восхваляя борьбу французских революционеров, К. в то же время со скорбью сознает, что немецкая буржуазия слишком слаба для того, чтобы последовать их примеру. «Франция завоевала себе свободу, — восклицает он, — это величайшее дело века, достигающее вершин Олимпа. О, Германия, неужели ты в своей жалкой ограниченности не можешь
Иллюстрация: П. Бендиксен. Иллюстрация к «Смерти Арминия» Клопштока [1823]
316 постигнуть этого?» (ода «Sie und nicht wir»). Однако и сам Клопшток не смог до конца преодолеть в себе эту проклинаемую им «жалкую ограниченность» немецкого бюргерства, заставившую его в период якобинского террора отшатнуться от революции, определить свою недавнюю преданность ей как заблуждение (оды «Mein Irrthum», 1793, «Mein Gram», 1796, и др.). Половинчатость, проявленная К.
в области политической, — результат недостаточной зрелости немецкой буржуазии. Ей отдали дань в той или другой степени все лучшие представители немецкой буржуазной культуры XVIII в. Интересно проследить, как эта неспособность до конца преодолеть враждебную стихию определяет творческую практику К., хотя бы его борьбу с классицизмом.
Исходя из своей иррационалистически-националистической концепции, он высказывается против подражания древним (программная ода «H?gel und Hain», 1767), проповедует освобождение стиха от античной метрики (свободные ритмы), объявляет войну античной мифологии, стремясь ее вытеснить древнегерманской (большая часть мифологических образов К. почерпнута им из «Эдды» — названная ода и др.
), противопоставляя свою трилогию об Арминий образцам классической драматургии, пытается наметить в ней форму чисто германского драматического действия, и вместе с тем он во всех своих пьесах соблюдает аристотелевские единства, сохраняет фигуры вестников, в лирике не перестает культивировать античные размеры (ода «Sponda», 1764, и др.) и т. п.
Тяга к «освобожденной» от законов рационалистической поэтики форме сталкивается в творчестве К. с приятием классических норм, «рассудочных», по терминологии иррационалистов. Это роднит К. с поэтами эпохи Барокко, с к-рыми у него вообще много точек соприкосновения. Так, характернейшую черту поэтического стиля К. составляет экстатизм. Подобно Грифиусу (см.) К.
увлекаем потоком не связанных рассудком ощущений, нередко принимающих гиперболические очертания. Его чувства всегда до крайности напряжены, он не повествует, но воспевает («Мессиада» — собрание гимнов), не развертывает цепь логических умозаключений, но обрушивает на читателя взволнованную, иногда почти бессвязную, иногда пророчески темную речь.
В этом — корни его своеобразного синтаксиса (разрыв периодов, частые инверсии, связки вводимых одно в другое придаточных предложений, употребление главного предложения в виде придаточного, опущение члена, употребление des absoluten Komparativi и пр.), подвергавшегося нападкам со стороны тогдашних кларистов-классиков. Нередко (новая черта сходства с поэтами Барокко) экстатизм К.
перерастает в визионизм («Мессиада»: видение Адама — песни 18 и 19, ода «Wingolf», 1747, и др.) или в чаяние уводящей в бесконечное смерти (ода «Die Braut», 1749, и др.). Порыв в бесконечное, создающий в «Мессиаде» величественные
317 картины межпланетных пространств, прорезаемых стремительным, «подобным мысли», полетом духов, в большой мере — результат его склонности ко всему грандиозному. Так, славословя Великую фран цузскую революцию, он себя ощущает не только политиком, но и художником, безмерно радующимся величественному зрелищу. Недаром о революции К.
говорит языком персонажей «Мессиады», созерцающих грандиозные космические катаклизмы. Любовь к грандиозному была одной из типичных черт лит-ры Барокко. И так же как у К., она там соединялась с признанием ничтожности окружающей жизни.
Нередко это являлось выражением своеобразного протеста передовых представителей буржуазии, мечты к-рых о большом деле разбивались о неподвижность кое-где начинавшего загнивать классового быта. В известной степени под этим углом зрения следует рассматривать некоторые тенденции «Мессиады». И наконец о драмах К.: будучи по характеру своей одаренности лириком (К.
— один из гениев немецкой Erlebnislyrik), он не сумел создать ни одной пьесы, в нужной мере приспособленной к сценическому воплощению, его драмы лишены динамичности, чересчур разговорны, однако их значение в том, что в них К., игнорируя поэтику Готтшеда, пытается возродить «синтетическое действо», к к-рому в эпоху Барокко пришла католическая драматургия.
В трилогии об Арминии мы имеем опыт новейшей оратории, обнимающей музыку, пение, — хоровое и сольное (гимны бардов: гимн Водану, песнь о деяниях предков, песнь войны и пр.), прозаический диалог и элементы мимической игры. Типологическая близость творчества К. к лит-ре Барокко не случайна. В дни К.
, как и в эпоху Барокко, развитие буржуазной культуры, чреватое кризисными состояниями, шло путем сложных противоречий, взрывавших уравновешенную цельность буржуазного мировоззрения (см. «Немецкая литература»). В 1774 К. выпустил прозаическое сочинение «Die deutsche Gelehrtenrepublik» (Немецкая республика ученых), в к-ром он излагает свои мысли о поэзии, науке, религии и пр.
Библиография: I. На русск. яз.: Мессиада, проз. перев. А. Кутузова, 2 чч., М., 1785—1787 (изд. 2-е, 4 чч., М., 1820—1821); То же, перев. в стихах С. И. Писарева, 3 чч., СПБ., 1868; Смерть Адама, перев. В. Филимонова, М., 1807; Гербель Н. В., Немецкие поэты в биографиях и образцах, СПБ., 1877 (отрывки из «Мессиады»: Песнь неба, перев. П. Шкляревского; Аббадона, перев. В. А.
Жуковского; Герман и Туснельда. Ранние гробницы, стих., перев. А. Соколовского). Оды: «Они, не мы» и «Освободительная война», «Хрестоматия по истории революционного движения Западной Европы», Ц. Фридлянда и А. Слуцкого, изд. 5-е, Гиз, 1928. Klopstock und seine Freunde, hrsg. von Klamer-Schmidt, 2 Bde, 1810; S?mtliche Werke, 1844; Briefe von und an Klopstock, hrsg.
von Lappenberg, 1867; Auswahl von Muncker, 4 Bde, 1887. II. Munker Fr., Klopstock, Geschichte seines Lebens und seiner Schriften, 1888 (2 Aufl., Berlin, 1900); Petri F., Kritische Beitr?ge zur Geschichte der Dichtersprache Klopstocks, Greifswald, 1894; Strich F., Die Mythologie in der deutschen Literatur von Klopstock bis Wagner, Halle, 1910; W?hlert H., Das Weltbild in Klopstocks «Messias», Halle, 1915;
318 Pieper A., Klopstocks «Deutsche Gelehrtenrepublik», Marburg, 1915; Vietor K., Geschichte der deutschen Ode, M?nchen, 1923; Schneider F.
, Die deutsche Dichtung vom Ausgang des Barock bis zum Beginn des Klassizismus, Stuttgart, 1924; Witzmann K., Klassizismus und Sturm und Drang in den Hermannsdramen Klopstocks, Jena, 1924; Jellinek M. N.
, Bemerkungen ?ber Klopstocks Dichtersprache, 1924; Schuchard G. C. L., Studien zur Verskunst des jungen Klopstock, 1927. Б. Пуришев
Источник: https://slovar.cc/lit/enc/2142376.html
Фридрих Готлиб Клопшток
Родился в Кведлинбурге, сын чиновника.
Религиозное настроение было для него и отечественным, и семейным преданием: в Кведлинбурге была в то время сильная партия пиетистов, а об его отце рассказывают, что, находясь однажды в обществе людей, слишком вольно говоривших о религии, он ударил рукой по шпаге и сказал: «Господа, кто намерен говорить против Бога, тот будет иметь дело со мной». Он был также восторженным поклонником Фридриха II.
Клопшток провел раннее детство в деревне. Будучи в школе, он зачитывался критическими и эстетическими статьями Бодмера и Брейтингера, и когда начались разногласия между «швейцарцами» и Готшедом, он вполне сознательно стал на сторону первых, в патриотически-религиозном настроении которых находил выражение собственных убеждений.
Рано он задумал осуществить собой мечтания Бодмера о близком появлении великого немецкого эпика; сперва хотел остановиться на историческом лице — Генрихе Птицелове, потом стал разрабатывать план «Мессиады».
В Йенском и Лейпцигском университетах он занимался и теологией, и филологией, но не желал сосредоточиться на какой-нибудь специальности, так как собирался быть только поэтом.
Первые песни «Мессиады» он написал ещё в Йене, сначала прозой. В Лейпциге он сошелся с издателями журнала «Bremische Beitr?ge» и напечатал там в 1748 3 первые песни своей поэмы, без подписи автора. Они возбудили большой интерес в публике и критике; Бодмер приветствовал их восторженно, найдя в лице Клопштоке осуществление своего идеала, немецкого Мильтона.
Готшед и его партия, которым не нравился и сам Мильтон, отнеслись к новой поэме более чем холодно. В том же 1748 Клопшток принял место домашнего учителя в Лангензальце, где влюбился в свою кузину, которую воспевал под именем Фанни.
В 1750 он, по приглашению Бодмера, поехал в Цюрих и пробыл там около полугода; но личное знакомство между главой литературной партии и наиболее талантливым её представителем скорее отдалило, нежели сблизило их.
Бодмер в это время был уже далеко не молод и довольно педантичен; он воображал, что Клопшток будет проводить все время с ним и умственно питаться его наставлениями, — а Клопшток был полон жизни, любил вино и женское общество. Они расстались очень недовольные друг другом, что, впрочем, не повлияло на их отношения, как поэта и критика.
В 1751 Клопшток поехал через Гамбург в Копенгаген, так как датский король Христиан V, по ходатайству министра Бернсторфа, назначил ему 400 талеров ежегодной пенсии впредь до окончания «Мессиады».
В Гамбурге он познакомился с даровитой девушкой Маргаритой (Метой) Моллер, которую он позднее воспевал под именем Сидли и на которой он женился в 1754 (она умерла в 1758, и Клопшток в 1759 издал её сочинения).
«Мессиада» подвигалась вперед довольно медленно, но многочисленные (часто писанные белыми стихами) оды Клопшток: любовные, патриотические, религиозные, небольшие поэмы и «бардиэты» — лирико-драматические пьесы из древнегерманской жизни (впрочем, с очень слабым колоритом эпохи) — приобретали ему симпатии публики и благотворно действовали на пробуждение немецкого самосознания. Когда Бернсторф вышел в отставку и переехал в Гамбург, туда за ним последовал и Клопшток (1771), продолжавший получать датскую пенсию. Здесь в 1773 г. он окончил «Мессиаду» и издал последние 5 её песен. В конце 1774 он, по приглашению маркграфа баденского, поехал в Карлсруэ, откуда через год вернулся в Гамбург с пенсией. В 1792 женился на вдове фон Винтгем (Winthem); умер 14 марта 1803, не пережив своей известности, но пережив популярность.
Последователи стиля Клопштока, «барды», воспевали прошлое Германии. Одним из них был известный поэт Карл Кречманн.
«Мессиада»
«Мессиада» составляет славу Клопштока; но уже во времена Гёте и даже при жизни самого Клопштока справедливо говорили, что её больше хвалят, чем читают. Немецкая нация гордилась ей как великой эпопеей в новом роде, но уже в самом начале XIX в. более наслаждалась сознанием, что у неё есть такая эпопея, нежели чтением её.
Проникнутая искренней религиозностью, блистающая многими глубоко поэтическими эпизодами, поэма Клопштока в общем — мертворождённое чадо, и главная причина этого в том, что Клопшток — по природе своего таланта, не эпик, а лирик, только приурочивший свой лиризм к эпическому сюжету.
Принимаясь за свою поэму, он не изучал ни Палестины, ни людей вокруг себя, а черпал все из своего чувствительного сердца и связывал свои излияния воображением и вкусом, развитым посредством изучения Мильтона и др. эпиков. По справедливому замечанию В.
Шерера: «Мессиада» более походит на ораторию из Нового Завета, нежели на поэму. Более непосредственное и сильное влияние оказал Клопшток своими небольшими поэтическими произведениями, которые поражали современников и формой, и содержанием.
Язык Клопштока несравненно богаче и свободнее языка всех его предшественников; он — великий мастер одним существительным или эпитетом не только дать ясное и поэтическое представление о предмете, но и возбудить то же настроение, какое было в его душе. Далее, К.
почти совсем отказался от рифмы и допускал поразительную свободу размера, причем, однако, благодаря поэтичности, силе и благозвучию его языка, стихи его никогда не бывают похожи на прозу, напечатанную короткими строчками.
В отношении содержания Клопшток — первый по времени национальный поэт новой Германии, глубоко преданный своей стране и гордый ею. Слепое поклонение древнему миру, не говоря уже о современной Франции или Италии, в его представлении — грех и позор для немца.
Он своим примером положил конец рабской подражательности и пустозвонной риторике.
Он изгнал из лирики классические божества и взамен их (совсем без богов и богинь обойтись тогда не считали возможным) ввел божества немецкого, вернее — скандинавского Олимпа, хотя сам недавно познакомился с ними, а читателей должен был наставлять посредством подстрочных примечаний.
Если его патриотизм был напускным, эта новая мифология и восторженное «поклонение предкам» были бы смешны. Но К. писал только тогда, когда был вдохновлен, и только о том, что вдохновляло его; на миссию поэта он смотрел с глубоким уважением и сумел внушить таковое же публике. С XIV в.
и до Клопштока в Германии только в духовной песне находили себе выражение искренняя, сильно возбужденная чувствительность и идеализм, как возношение души над землей. Клопшток перевел их в разнообразные сферы душевной деятельности, в разнообразные формы поэтического творчества; вот почему в минуту полного духовного блаженства Вертер и Лотта выражают свое настроение его именем.
Переводы
В России в XVIII столетии и начале XIX произведения Клопштока охотно помещались в сборниках и журналах.
В 1807 г. В. Филимонов перевел его трагедию «Смерть Адама» (М., отд. изд.).
«Мессиаду» перевел прозой Алексей Кутузов (М., 1785—1787; 2-е изд., 1820—1821). Новый перевод этого произведения стихами был выполнен С. И. Писаревым (СПб., 1868).
Библиография
- Мессиада, прозаический перевод А. Кутузова, 2 чч., М., 1785—1787 (изд. 2-е, 4 чч., М., 1820—1821).
- Мессиада, перевод в стихах С. И. Писарева, 3 чч., СПБ., 1868.
- Смерть Адама, перевод В. Филимонова, М., 1807.
Источник: http://people-archive.ru/character/fridrih-gotlib-klopshtok
Загрузка...
