Сочинения об авторе кондратьев

Сочинение на тему Великой Отечественной войны (по произведениям В.Кондратьева, В.Быкова) – Сочинения

Я всегда с волнением читаю произведения о Великой Отечественной войне. В сложных ситуациях проявлялись лучшие черты характера человека.

Превозмогая страх и усталость, голод и холод, бойцы отчаянно вступали в схватку с врагом, защищая товарищей по оружию и свою родную землю. Многие из них были очень молоды.

Они хотели свободно жить, искренне любить, мечтать, заниматься любимым делом. Война перечеркнула беззаботную юность. Многим мечтам, желаниям не суждено было осуществиться.

Он твердо знает, что только победа над фашизмом позволит жить свободной и счастливой жизнью. Солдат старается все решать честно и по совести. Он просто не умеет иначе жить. События происходят под Ржевом, в трудном 1942 году.

Сашка имеет доброе сердце, обладает смекалкой и незаурядной силой духа. Он сердечно относится к раненому бойцу, утешает его, приводит санитаров. Выручает в трудных обстоятельствах смелого и решительного лейтенанта Володьку.

Его глубокая человечность проявляется в отказе убивать пленного немца. Даже война не смогла ожесточить его юную душу, поступиться нравственными принципами, заставить жестоко обращаться с людьми.

Трагические события войны очень правдиво описаны Василием Быковым в произведении «Журавлиный крик». Шестеро бойцов вступают в неравный бой с фашистами, обеспечивая отход батальона. Они понимают, что погибнут, но не могут поступить по-другому. Защита Родины – их священный долг.

Как тяжело далась победа нашим воинам! Нельзя без трепета в душе читать про героизм Фишера. Он первым замечает немецких мотоциклистов, предупреждает об опасности товарищей, старшину Карпенко. Ему страшно, но он даже не пытается спрятаться, не ищет для себя спасение, хотя в его положении это приемлемо. Фишер первым гибнет в страшном бою.

Не думает о себе и старшина Карпенко. Для него важно выполнить задание, не пропустить врага, защитить Родину. Солдат Свист пытается подорвать немецкие танки. Он бросает под них гранаты, но не успевает отбежать и укрыться от взрыва. В конце повести остается в живых лишь юный Василий Глечик. Бой продолжается.

Благодаря мужеству и стойкости солдат, мы живем в прекрасной стране. Никогда нельзя забывать, как тяжело досталась победа над врагом.

Источник: https://sochinenienatemu.com/otechestvennaya-vojna/sochinenie-na-temu-velikoj-otechestvennoj-vojny-po-proizvedeniyam-v-kondrateva-v-bykova/

Кондратьев Н.Л. Избранные сочинения

скачать! (doc -> rar, 365 Kb)

По своему содержанию законы мира неорганического, органическо­го и социального глубоко различны. Нельзя говорить о физических законах Ньютона, Архимеда применительно к социальному миру как таковому. В этом различии законов raison d^tre автономных физико-химических, биологических и социальных наук.

Но по своей логической природе закон един, потому что познавательная функция его всюду одна и та же. Вот почему можно говорить о по­нятии закона вообще, не прилагая всякий раз определения “социа­льный”. Вот почему такое отношение к закону мы находим и у вид­нейших мыслителей прошлого и нашего времени.

Закон как родовое понятие, взятое вне зависимости от природы “подзаконных” объектов, есть формула единообразной связи явле­ний материальных, психических, социальных или идеальных. Та­ким образом, понятию закона присущи два элемента.

Можно ут­верждать, что указанные два элемента понятия закона, при всех разногласиях в других вопросах, принимаются большинством мыс­лителей. Это мы докажем, если приведем ряд выдающихся опреде­лений закона. Милль, определяя закон, говорит: “Различные еди­нообразия, когда они обнаружены тем, что признается достаточ­ным наведением, мы называем, на обыкновенном языке, законами природы” 2 .

Rumelin в иных терминах указывает на те же два элемента. Он говорит: “Закон есть выражение для элементарного, по­стоянного образа действия сил, признаваемого во всех единичных случаях за основную форму” 3 . Rumelin говорит здесь, правда, о си­лах, а не о явлениях в широком смысле. Поэтому его определение не подошло бы к идеальным законам.

Но это объясняется тем, что он имеет в виду только специальный вид законов, а именно законы природы и общества. Зиммель определяет закон следующим обра­зом: “Законом события вообще можно назвать положение, согласно которому совершение известных фактов безусловно, т.е. всегда и везде имеет своим следствием совершение и некоторых других 4 .

Указав конститутивные элементы понятия закона, которые, по-видимому, в той или иной форме признаются большинством тео­ретиков, перейдем к выяснению основных разновидностей закона. Можно наметить две главные, логически возможные разновидно­сти: это законы абстрактные (основные) и законы эмпирические (производные, конкретные) 6 .

Принципом разделения здесь служит характер связи между явлениями, на которую указывает закон. Ес­ли эта связь будет настолько строгого характера, что мы имеем на­учно обоснованное право утверждать: за явлениями А и В при тож­дественных условиях всегда следуют явления С и D, то перед нами будет абстрактный закон.

Если же такого права мы не имеем и ут­верждаем связь явлений на основании лишь наличного опыта, тог­да в нашем распоряжении будет закон эмпирический. Итак, ударе­ние должно быть поставлено здесь на том, что связь, утверждаемая абстрактным законом, обладает безусловно необходимым характе­ром. В эмпирическом законе она таковым не обладает.

Выходит так, что законам социаль­ным отказывают в необходимом характере лишь потому, что они не могут быть столь “долговечными” и “седовласыми”, как законы естественных наук. Но такой взгляд обнаруживает игнорирование в законе того, что собственно и определяет его, игнорирование идеа­льно-логической природы закона.

Такой взгляд, ставящий логику в зависимость от времени, доказывает старое неумение разграничить ее от психологии 8 . Взгляд этот в основе своей проникнут скепти­цизмом. Но этот скептицизм проистекает не из гносеологических оснований — в этом случае он был бы законный, а из ошибки в ис­ходном положении.

Эта ошибка состоит в том, что относитель­ность бытия, его изменчивость переносят на знание (закон) и на этом основании отказывают социальному закону в присущей ему логической и необходимой значимости 9 .

Между тем правильное понимание природы логики должно привести к заключению, что закон утверждает только необходимый характер связи между явле­ниями, но отнюдь не временную необходимость самой этой связи, т.е. ее наличность. Если есть A , то необходимо есть и В. Вот что ут­верждает абстрактный закон. Но есть ли в действительности А — этого вопроса он не касается 10 .

Отсюда характерным признаком первого типа законов является суждение условной формы: если дано А, то явится и В. Характер­ным признаком второго типа служит суждение категорическое: А есть 11 . Но почему, на каком основании А есть В — на этот вопрос эм­пирический закон ответа не дает.

Отсюда станет понятно то опреде­ление эмпирического закона, которое дает Милль, впервые ясно развивший взгляд на различие абстрактных (основных) и эмпири­ческих (производных) законов. Он говорит: “Эмпирический закон есть наблюденное единообразие, о котором предполагается, что оно разложимо на простейшие законы, но которое еще не разложено на них 12 .

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на харак­теристике и выяснении познавательного значения той и другой ка­тегорий законов. Однако позволим себе сделать несколько допол­нительных замечаний.

Отличительной чертой законов абстрактных и эмпирических, далее, служит различие в степени их точности. В идеале абстракт­ные законы абсолютно точны. Но, как всякий идеал, абсолютная точность не есть факт. Строго говоря, все наше фактическое знание лишь вероятно 14 . Но вероятность абстрактных законов неизмеримо выше, чем вероятность эмпирических законов.

Высота вероятно­сти первых в каждое данное время соответствует вполне наличной системе наших знаний. Пробным логическим критерием абстракт­ных законов служит то, что при наличной системе знаний они ка­жутся нам достоверностью.

Чем же объясняются необходимый характер связи и высшая точность абстрактных законов? Большинство мыслителей объяс­няют ее тем, что абстрактные законы выражают собой причинную и, следовательно, необходимую связь между явлениями. Разло­жить комплекс явлений на составляющие их элементы и устано­вить между этими элементами причинную связь для них и значит открыть абстрактный закон.

Поскольку же мы устанавливаем связь между целыми комплексами, мы не можем говорить о причинной связи и достигаем лишь эмпирических законов. Итак, большинст­во отождествляют абстрактный закон с причинной связью. Риккерт также принадлежит к этой группе. Но он провел свой анализ даль­ше.

Риккерт различает историческую, индивидуальную, а следова­тельно, не подводимую под закон и естественно-научную, всегда выражающую каузальный закон, причинную связь 15 . От той и другой он отличает высшее понятие, понятие принципа причин­ности. Отсюда вытекает, что причинность не всегда предполагает закон природы, наоборот, закон природы немыслим вне причинно­сти.

Таким образом, хотя Риккерт и обосновывает закон природы на понятии причинности, но не отождествляет их вполне. Только принцип причинности, рассматриваемый под естественно-науч­ным аспектом, встает перед нами как закон природы.

Понятие причинной связи не отождествляют с законом также Спенсер, Ксенополь и Эйленбург. Особенно подчеркивает это Ксенополь.

“Закон, — говорит он, — излагает, как возникает явление, а причина объясняет, почему оно возникает именно так” 16 . Ксенополь признает только точные законы. И мы видим, что, хотя он и не отождествляет причинную связь с законом, но обоснование зако­на, его необходимость ищет все-таки в причинной связи.

Понятие функциональной связи не есть отрицание причинности, а просто попытка освобо­диться от того метафизического оттенка, который связан с предс­тавлением о причинах, и особенно о конечных причинах. В том и другом понятии утверждается все-таки необходимая связь явле­ний, и закон будет обязателен лишь тогда, когда выразит эту необ­ходимую связь.

Таким образом, мы получаем вывод, что необходи­мый характер связи явлений, выражаемой в абстрактном законе, проистекает из того, что в основе закона лежит причинная или функциональная связь явлений. В этом сходятся все авторы.

Но к этому необходимо еще прибавить то различие индивидуальной и естественно-научной каузальности, которое особенно ясное разви­тие получило от Риккерта и его последователей. В таком случае приходится отказаться говорить о тождестве причинной (функцио­нальной) связи закона. Точнее будет выражение, что закон находит свое обоснование в принципе причинности (функциональности).

Абстрактный за­кон, как мы знаем, говорит: если есть, было и будет А , то есть, было и будет В. И только. По отношению к прошлому и настоящему он дает нам могучее орудие понять действительность и воздейство­вать на нее.

Но по отношению к будущему, о чем неизбежно гово­рят законы развития, значение абстрактного закона сильно падает, потому что в нашем распоряжении нет никаких данных утверж­дать, что А будет или что оно не будет. Наоборот, эмпирический за­кон в категорической форме и определенно указывает, что именно будет.

Эмпирический закон, говорилось выше, основан лишь на обобщении из непосредственного опыта, и мы не можем полагать­ся на его необходимость. Но если опыт, лежащий в основании эм­пирического закона, будет очень устойчивым и частным, то этот закон получает колоссальное познавательное значение и служит могучим орудием предвидения. В этом отношении он становится выше абстрактного закона.

1 Говоря о законе общественного развития, мы исходам из предпосылки, что об­щественная жизнь вообще закономерна. Идея этой закономерности, впервые блес­нувшая еще в древности, в настоящее время не оспаривается никем среди сторонни­ков науки.

Своеобразно понимает закономерность социальной жизни Р. Штаммлер. Он разрывает ее с причинностью и переносит в царство телоса. 'Закономерность со­циальной жизни, — говорит Штаммлер, — может быть найдена только в телосе” (Хо­зяйство и право. Т. II./ Пер. ИА.Давыдова. Спб., 1907. С. 115).

2 Милль Дж.Ст. Система логики. Т. 1 / Пер. под ред. П.Л.Лаврова, 1865. С. 366.

3 Rumelin. Reden und Aufsatze. Bd. 1// Ueber den Begriff eines sozialen Gesetzes.

4 Зиммель Г. Проблемы философии истории / Пер. под ред. В.НЛинда. 1898. С. 41.

5 На первый взгляд может показаться, что Э.Мах дает существенно отличное по-нчтие закона. Он говорит: “По происхождению своему законы природы суть ограни­чения, которые мы предписываем нашим ожиданиям по указаниям опыта” (Мах Э. Познание и заблуждение / Пер. Г.Котляра. С. 447). Однако нужно помнить, что здесь Мах подходит к законус чисто генетической точки зрения, как это и указано в приве­денном определении. Поскольку же он дальше касается смысла понятия закона, он также говорит о комбинациях и связях элементов обобщающего характера (см. Там же. С. 453.

6 Терминология, конечно, условна, и с ней не нужно связывать по ассоциации раз­личных дополнений. Мы берем ее как наиболее принятую.

7 Ср. Зомбарт В. Современный капитализм / Пер. под ред. В.Базарова и И.Степа­нова. т 1. Предисловие; Шмоллер Г. Наука о народном хозяйстве, ее предмет и метод / Пер. Е.Котляревской, 1897. С. 94-107.

8 См. блестящую попытку сделать это разграничение и критику психологизма у Гуссерля // Гуссерль Э. Логические исследования. Ч. 1. С. 42, 107.

9 См. Лосский Н.О. Введение в философию. Ч. 1. С. 34-37.

10 См. Зиммель Г. Проблемы философии истории. С. 50 и cл.

11 Зигварт. Логика. Т. II. Вып. 2. С. 89.

12 Милль Дж. Ст. Указ. соч. Т. 2. С. 39.

13 Гуссерль Э. Указ. соч. Ч. 1. С. 200-224.

14 Там же. С. 60-63.

15 См. Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. 1903. С. 351-353; Гессен С. Individuelle Kausalitat.

16 Xenopol A.D. La theorie de l'histoire. 1908. P. 38, 35-47.

Кондратьев Н.Л.
Избранные сочинения / Ред. колл. Л.И. Абалкин и др.- Сост. В. М. Бондаренко, В. В. Иванов, С. Л. Комлев и др. – М.: Экономика, 1993. – 543 с. – (Экон. наследие) – ISBN 5-282-01499-8
скачать! (doc -> rar, 365 Kb)

Источник: http://socioline.ru/pages/kondratev-nl-izbrannye-sochineniya

Кондратьев

Автор этой повести – бывший фронтовик. Он открывает нам правду о войне, пропахшей потом и кровью. Действие повести разворачивается подо Ржевом в 1941 году. Мы первый раз застаем Сашку, когда ночью он задумал достать валенки для ротного. Война есть война, Read More …

Среди книг, способных взволновать молодых, вызвать глубокие переживания и размышления не только о герое, об авторе, но и о себе, – повесть В. Кондратьева “Сашка”. Когда Кондратьева спросили, как получилось, что в немолодые уже годы он вдруг взялся за повесть Read More …

Повесть “Сашка” посвящена одной из важнейших проблем военной литературы вообще, человек на войне. В центре художественной вселенной В. А. Кондратьева ов-сянниковское поле – в воронках от мин, снарядов и бомб, с неубранными трупами, с валяющимися простреленными каска ми, с подбитым Read More …

Сашка влетел в рощу, крича: “Немцы! Немцы!” – чтоб упредить своих. Ротный велел отойти за овраг, там залечь и ни шагу назад. Немцы к тому времени неожиданно замолкли. И рота, занявшая оборону, тоже притихла в ожидании, что вот-вот пойдет настоящий Read More …

Наверное, до конца своих дней мы не сможем разобраться с наследием Великой Отечественной войны. И кому, как не писателям, лучше всего понимать это. Война – это событие, которое надо было не только пережить, но и осмыслить. И поэтому вновь и Read More …

Я прочитал повесть В. Кондратьева “Сашка”. Повесть “Сашка” была сразу же замечена и оценена по достоинству. Читатели и критики решили, что эта повесть может стоять в ряду самых больших удач нашей военной литературы. Можно сказать, что эта повесть самая лучшая Read More …

В течение четырех лет войны не было ни одного хоть сколько-нибудь значительного события, которое не находило бы немедленного отражения в литерату­ре. Произведения тех лет на военную тему создава­лись буквально по горячим следам. Эту прозу называ­ют “лейтенантской”, что многое говорит о Read More …

Нет ничего страшнее войны. Она ломает и коверкает человеческие судьбы. Война проверяете людей на прочность. На войне жизнь течет по-другому: быстрее и стремительнее, она увлекает человека от одного кровавого водоворота к другому. На войне у человека почти нет выбора, а Read More …

Вторая мировая война жирной чертой разделила мировоззрение многих миллионов людей на две части: жизнь до войны и после нее. Великая Отечественная унесла с собой в небытие сотни тысяч душ, сломала немало человеческих судеб и оставила глубокий след в сердцах тех, Read More …

Источник: https://rus-lit.com/kondratev/

Кондратьев В

КОНДРАТЬЕВ, ВЯЧЕСЛАВ ЛЕОНИДОВИЧ (1920–1993), русский писатель. Родился 30 октября 1920 в Полтаве в семье инженера-путейца. С 1922 жил в Москве. В 1939 поступил в Московский автодорожный институт, был призван в армию, служил на Дальнем Востоке. В 1942–1944 – на фронте, участвовал в тяжелых затяжных боях, в т.ч. под Ржевом, был комиссован после ранения.

Работал художником, учился в Полиграфическом институте (факультет художественного оформления печатной продукции).

Поддержка К.М.Симонова помогла Кондратьеву опубликовать свое лучшее произведение – повесть Сашка (1979), сразу выдвинувшую ее автора в ряд ведущих писателей военной тематики.

По точному замечанию Симонова, «история Сашки – это история человека, оказавшегося в самом трудном месте и на самой трудной должности – солдатской».

, Дорога в Бородухино, Семежаровский тракт, рассказы Овсянниковский овраг, Мы подвигов, увы, не совершали…, Будни, На сто пятом километре, На станции Свободный, объединенный с двумя последними повестями общим героем – Андреем Шергиным; Лихоборы и др.).

Продолжая художественное исследование особенно близкой Кондратьеву проблемы нравственного состояния человека и общества в период войны, о ржевском немецком лагере для военнопленных и мало отличающемся от него советском фильтрационном лагере рассказывает Кондратьев в повести Борькины пути-дороги (1980), о затемненной и малолюдной Москве 1942 и живых ростках теплого чувства, пробуждающегося в ее холодных стенах, – в повести Отпуск по ранению (1980), о сложной жизни девушек на фронте – в рассказах Женька и Не самый тяжкий день, о радости победы и обманутых надеждах фронтовиков, столкнувшихся в мирной жизни уже в 1945 с молохом бюрократического бездушия – в повести Встречи на Сретенке (1983). Ностальгия по суровым и святым временам фронтовой юности, скорбь о погибших зачастую напрасно, из-за равнодушия, некомпетентности, неумного рвения или хвастливой самонадеянности отдающих приказ; мысль о величии человечности как высшего подвига на войне пронизывает большинство произведений писателя, напряженно и глубоко, при всей сдержанности традиционно-реалистического и «физиологической» скрупулезности натуралистически-детального повествования, размышляющего над судьбами страны, оправданности ее пути и ее жертв, печальной трансформацией ее нравственного облика, синдромах социального разочарования и апатии (роман Красные ворота, 1988, и др.). Умер Кондратьев в Москве 23 сентября 1993 (покончил жизнь самоубийством).

Вячеслав Леонидович Кондратьев родился в Полтаве. Прозаик. Один из писателей фронтового поколения. С первого курса института в 1939 году был призван в армию. Служил в железнодорожных войсках на Дальнем Востоке. В декабре 1941 года ушел на фронт. В 1942 году воевал под Ржевом в составе стрелковой бригады.

Был ранен, награжден медалью “За отвагу”. После отпуска по ранению служил в железнодорожных войсках, был снова тяжело ранен, пробыл полгода в госпитале, стал инвалидом. В 1958 году закончил Московский заочный полиграфический институт. Много лет работал художником-оформителем.

Его повести “Отпуск по ранению”, “Встречи на Стретенке” и роман “Красные ворота” объединены общим героем – лейтенантом Володькой. В первой из них он после короткой передышки в Москве возвращается воевать под Ржев. Вторая повесть и роман – книги о возвращении героя с войны, о трудностях вхождения в будничную мирную жизнь.

Свои повести и рассказы Вячеслав Кондратьев писал о главном в жизни своего поколения, о тех, кто воевал и погибал подо Ржевом, пусть и не получившим официального статуса города-героя, но оставшимся в памяти всех, кто там воевал, одной из самых героических и трагических страниц Великой Отечественной войны.

Его проза, его “ржевский роман”, по определению В.Астафьева, стала погружением в прошлое, переживанием заново “своей войны”.

Писатель покончил жизнь самоубийством во время тяжелой болезни 21 сентября 1993 года.

Источник: https://sochrulit.ru/biography/kondratev-v

Проза второй половины XX века: В.Л. Кондратьев

Вячеслав Кондратьев пришел в литературу через двадцать лет после «ранних» Бондарева, Бак­ланова, Быкова с их суровой окопной правдой, и через десять лет после романтичного Бориса Ва­сильева. Он снова поставил читателя лицом к лицу с суровой фронтовой реальностью.

Никаких романтических приподниманий, никаких подкрашиваний, без подгонов сущего под должное. В его повестях — вся мера трудностей, выпавших на долю его поколения, и вся мера солдатской стойкости и мужества.

Творчество Кондратьева можно отнести к так называемой «лейтенант­ской прозе», связанной прежде всего с именем Виктора Некрасова (Кондратьев — первый, кто успел и сумел в советской печати еще при жизни Некрасова сказать на страницах «Московских новостей» доброе слово о нем, которое Некрасов успел прочесть — и обрадоваться этому сло­ву — буквально в последние часы жизни. Сам Кондратьев помог найти свой путь в литературе многим писателям своего фронтового поколения (Константин Колесов, Максим Коробейников, Григорий Шурмак) и более молодым, заставшим войну мальчишками (Вилен Сальковский, Юрий Щеглов).

Повесть «Сашка» — первое напечатанное произведение Кондратьева. Но писать он начал раньше: до «Сашки» был начат «Селижаровский тракт», но новый замысел, родившийся вне­запно, спонтанно, — «Сашка» — потеснил на время старый.

К «Селижаровскому тракту», как и к другим вещам, составившим в сумме как бы предысторию Сашки, предысторию поколения, которому суждено было пережить, пройти и выиграть эту жестокую войну («На 105-м километре, «На станции Свободный» и др.), Кондратьев вернется позже.

Но именно там, в начале работы над «Селижаровским трактом», был нащупан тот ритм, особая интонация, образ не только героя, но одновременно — повествователя, душой и мыслью которого воспринято, словами которого вопло­щено все происходящее — вокруг и с ним самим.

Страшная действительность войны, увиденная глазами 18-19-летнего паренька из Марьиной рощи, учившегося в московской школе 30-х годов, начитанного — и слегка приблатненного (в те годы это сочеталось просто), впитавшего в себя воз­дух этих лет, с их идеалами и иллюзиями, героикой и трагизмом.

Герои Кондратьева, как и сам он в период службы в армии на Дальнем Востоке (куда он, только что зачисленный на первый курс Архитектурного института, «загремел» по призыву 1939 года), постигают нехитрые премудрости армейского быта, зубрят уставы и на­ставления, ходят в наряды и караулы, мерзнут на посту, чистят картошку на кухНе, изредка вырываются в увольнительную (а то и в самоволку) к местным девушкам, столь желанным для изголодавшегося не только по женской ласке, но и просто по человеческому теплу солда­тика; в то же время они учат «Краткий курс…», видя в нем не то что высшую, но чуть ли не единственно возможную истину, — такова была реальность. Однако живая жизнь не вмещалась в схемы. Это хорошо показано у Кондратьева — на конфликте между многообразием жизни и первоначальным однообразием, одномерностью представлений героя о ней.

Герой Кондратьева — действительно открытие писателя.

Открытие, заполняющее тот вакуум, который не заполнили ни многотомные эпопеи о минувшей войне, ни «лейтенатсткая проза», где на первом плане — вчерашний студент или десятиклассник, которому — волею судеб — довере­но теперь командование людьми — такими вот кондратьевскими Сашками.

Сашки проходили в таких произведениях почти как фон, как точка приложения сил. А Кондратьев привел нового ге­роя — человека, который, по определению К. Симонова, оказался «в самое трудное время в самом трудном месте и на самой трудной должности — солдатской».

События повести «Сашка» происходят подо Ржевом. Конечно, война — везде война. И все же Ржев был одним из самых невидных и неблагодарных участков фронта, требовавший нечелове­ческого напряжения сил при столь неутешительных на первых порах результатах.

Это многое объясняет в повести Кондратьева — в том числе и то, что порой вызывало недоверие некоторых товарищей, воевавших на других фронтах (например, то, что не было даже сил рыть окопы — тес­нились в шалашах). Именно здесь, подо Ржевом, погибает и герой бессмертного стихотворения Твардовского («Я убит подо Ржевом…

»), чье обращение к нам, живым, воспринимается как голос всех погибших на фронтах Великой Отечественной.

Кто такой Сашка? Что с ним происходит? На первый взгляд, по военным меркам, ничего осо­бенного. Ну, сходил в атаку, взял немца в плен. Ну, был ранен, попал в госпиталь. Ну, выписали из госпиталя без продаттестата, так ведь санкарта — на руках. А так — даже сподручнее: можно спрыгнуть с поезда, немного не доехав до Москвы, и податься к себе домой, мать повидать, — раз­ве плохо?

Но за видимым течением сюжета, за дотошно, досконально выписанным бытом войны просту­пает ее бытие. Об этом Игорь Дедков сказал так: «…

Источник: http://5litra.ru/proizvedeniya/russian_classik/893-proza-vtoroy-poloviny-xx-veka-vl-kondratev.html

Сочинения о ВОВ по произведениям Вячеслава Кондратьева

“Я вам жизнь завещаю “ А. Твардовский Почти шестьдесят пять лет, что минули после Великой Отечественной войны, не ослабили интереса общества к этому историческому событию. И наряду с традиционно рассматриваемыми произведениями Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Богомолова в нашу жизнь входят «не терпящие полуправды» работы В. Астафьева «Пастух и пастушка», Гроссмана «Жизнь и судьба», повести и рассказы В. Некрасова, К. Воробьева и В. Кондратьева. Среди этих книг меня больше всего взволновала, вызвала глубокие переживания и размышления не только о герое, об авторе, но и о себе повесть Вячеслава Кондратьева «Сашка». Автор этой повести – бывший фронтовик, который «до Берлина не дошел, но свое дело на войне сделал». Он открывает нам правду о войне, пропахшую потом и кровью, хотя сам считает, что «Сашка» – лишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-Победителе. Действие повести разворачивается подо Ржевом в 1943 году. Мы в первый раз встречаем Сашку, когда ночью он задумал достать валенки для ротного. «Всплескивали ракеты о небо, рассыпались там голубоватым светом, а потом с шипом шли вниз к развороченной снарядами и минами земле… Как обычно…» Рисуется страшная картина, а оказывается – это обычно. Война есть война, и несет она только смерть. Мы видим такую войну с первых страниц: «Деревни, которые они брали, стояли будто мертвые… Только летели оттуда стаи противно воющих мин, шелестящих снарядов. Из живого видели они лишь танки…» Читаешь и видишь танки-махины, которые прут на маленьких людей, а они не могут спрятаться на белом от снега поле. О многом говорит заведенный на передовой порядок: «…ранило: отдай автомат оставшемуся, а сам бери родную трехлинейку, образца девяносто первого дробь тридцать». Что это? Иронии автора? Из воспоминаний маршала Жукова: «В период наступления подо Ржевом устанавливается норма расхода боеприпасов – один-два выстрела в сутки на орудие. Поэтому огромные потери. Войска переутомлены, ослаблены». Сашка сожалел, что не знал немецкого языка. Он бы спросил у пленного, как у них с кормежкой, и сколько сигарет в день получали, и почему перебоев с минами нет… Про свое житье-бытье Сашка, разумеется, рассказывать бы не стал, хвалиться нечем. И со жратвой туго, и с боеприпасами… Нету силенок ребят хоронить, нету. Ведь себе, живым, окопчика вырыть не в силах. Совет Ни окопов, ни землянок у первой роты не было, ютилась битая-перебитая в шалашиках. Только у ротного был жиденький блиндаж. И сил нет, и надежды, что завтра здесь не будет враг. Все подчеркивает ненадежность положения. За два месяца из каждых десяти погибли девять… Сашка вызывает симпатию, уважение к себе своей добротой, гуманностью. Война не обезличила, не обесцветила Сашкиного характера. Он любознателен и пытлив. На все события имеет свою точку зрения. Сашке не по себе от почти неограниченной власти над другим человеком. Он понял, какой страшной может стать эта власть над жизнью и смертью. Я ценю в Сашке огромное чувство ответственности за все происходящее вокруг. Ему стыдно перед немцем за никудышную оборону, за ребят, которых не похоронили. Он и старался вести пленного так, чтобы не видел тот наших убитых и незахороненных бойцов, а когда все же натыкались на них, стыдно было Сашке, словно он в чем-то виноват. История Сашки – это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте на самой трудной должности – солдатской. Образ Сашки располагающий, светоносный, внушающий полное доверие и в то же время – глубоко реалистический, несущий в себе немало драматического и трагического смысла. Книга Кондратьева «Сашка» – правдивая, душевная, психологически точная картина событий Великой Отечественной войны. Она помогла мне «заглянуть» в себя, изменить свое отношение к прошлому. Сашка стал одним из моих любимых героев. Не прочитай я «Сашку», мне действительно не хватало бы чего-то в жизни. Истинная цена победы (по повести Вячеслава Кондратьева «Сашка») ” Люди Запада… сейчас знают о некоторых исторических событиях в России больше, чем русская молодежь. Такая историческая глухота привела к развитию поколений молодых, не знающих ни злодеев, ни героев и поклоняющихся разве что звездам западной рок-музыки.”

X. Смит

Чем дальше от нас война, тем больше осознаем мы величие народного подвига. И тем больше – цену победы. Вспоминается первое сообщение об итогах войны: семь миллионов погибших. Потом надолго войдет в оборот другая цифра: двадцать миллионов погибших. Совсем недавно названо уже двадцать семь миллионов.

А сколько искалеченных, изломанных жизней! Сколько несостоявшихся счастий, сколько нерожденных детей, сколько слез материнских, отцовских, вдовьих, сиротских было пролито! Особо следует сказать о жизни на войне. Жизни, которая, естественно, включает в себя бои, но только к боям не сводится.

О быте войны рассказывает Вячеслав Кондратьев в повести “Сашка”, которую “можно было назвать глубочайшим сущностным трагическим прозаизмом войны”. 1943 год. Бои подо Ржевом. С хлебом плохо. Нечего курить. Нет боеприпасов. Грязь. Через всю повесть проходит основной мотив: почти полностью перебитая рота. Почти совсем не осталось однополчан-дальневосточников.

Вот он ползет, чтобы снять с убитого немца валенки. “Для себя ни за что бы не полез, пропади пропадом эти валенки! Но Рожкова жалко. Его пимы насквозь водой пропитались – и за лето не просушишь”.

Хочется выделить самый главный эпизод повести – историю с пленным немцем, которого Сашка, выполняя приказ, не может “пустить в расход”. Ведь написано было в листовке: “Обеспечена жизнь и возвращение после войны”. И Сашка обещает немцу жизнь: “Тех, кто спалил деревню, поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно. Если б попались”.

А как в безоружного? Очень много видел Сашка смертей за это время. Но цена человеческой жизни не уменьшилась от этого в его сознании. Лейтенант Володько скажет, когда услышит историю о пленном немце: “Ну, Сашок, ты человек!” А Сашка ответит просто: “Люди же мы, а не фашисты”.

В бесчеловечной, кровавой войне человек остается человеком, а люди – людьми. Об этом и написана повесть: о страшной войне и сохраненной человечности. Десятилетия не ослабили интереса общества к этому историческому событию.

Время демократизма и гласности, осветившее светом правды многие страницы нашего прошлого, ставит перед историками и литераторами новые и новые вопросы. Не принимая лжи, малейшей неточности в освещении исторической наукой минувшей войны, ее участник, писатель В.

Астафьев, сурово оценивает сделанное: “К тому, что написано о войне, я, как солдат, никакого отношения не имею, я был совершенно на другой войне. Полуправда нас измучила”.

Эти и подобные, возможно, суровые слова приглашают обратиться, наряду с традиционными произведениями, к романам Астафьева “Пастух и пастушка”, В. Гроссмана “Жизнь и судьба”, повестям и рассказам Виктора Некрасова “В окопах Сталинграда”, К. Воробьева “Крик”, “Убиты под Москвой”, “Это мы, Господи!”, В. Кондратьева “Сашка” и другим.

“Это мы, Господи!” – произведение такой художественной значимости, что, по словам В. Астафьева, “даже в незавершенном виде… может и должно стоять на одной полке с русской классикой”. Мы еще очень многого не знаем о войне, об истинной цене победы. Произведение К. Воробьева рисует такие события войны, которые не до конца известны взрослому читателю и почти незнакомы школьнику. Герои повести Константина Воробьева “Это мы, Господи!” и повести “Сашка” Кондратьева очень близки по мировоззрению, возрасту, характеру. События обеих повестей происходят в одних и тех же местах, возвращают нас, говоря словами Кондратьева, “в самое крошево войны”, в самые кошмарные и бесчеловечные ее страницы. Однако у Константина Воробьева другой, по сравнению с кондратьевской повестью, лик войны – плен. Об этом написано не так уж и много: “Судьба человека” М. Шолохова, “Альпийская баллада” В. Быкова, “Жизнь и судьба” В. Гроссмана. И во всех произведениях отношение к пленным неодинаково.

Источник: http://www.otvoyna.ru/kondratiev.htm