С любовью, сэлинджер
Джером Дэвид Сэлинджер (Jerome David Salinger), южноамериканский писатель, что избрал жизнь затворника вместо популярности, которой он не добивался, но которая сама его отыскала.
Известным он стал практически сходу после выхода в свет романа “Над пропостью во ржи” (The Catcher in the Rye), который, на самом деле, следует именовать повестью, но который является самым большим из размещенных произведений Сэлинджера.
Получив солидный гонорар, писатель приобрел землю в Корнишы и практически выполнил мечту собственного героя Холдена Колфилда: дом на опушке, никаких гостей, минимум дискуссий – и так до конца жизни.
Естественно, такая обособленность от общества побуждала журналистов и проста заинтересованных людей заглянуть в замочную щель, и некие из их публиковали свои наблюдения с претензией на возможность. После выхода в 1965 году повести “Хэпворт 16, 1924” Сэлинджер, мечтая про размеренную жизнь, не издал ни единой строчки.
Только два раза он давал интервью; 1-ое – школьнице Ширли Блейни в 1953 году (опубликованное, оно вызвало у писателя возмущение), 2-ое было связано с судом против печатания его ранних произведений (что создатель совершенно точно воспретил). В 1986-1987 годах он судился с Гамильтоном – опять по поводу будущей публикации. Гамильтон собирался выдавать биографию Сэлинджера (“Дж. Д. Сэлинджер. Жизнь на бумаге”), насыщенную цитатами, но был обязан поправить произведение и выпустить его в печать под заглавием “В поисках Сэлинджера” (In Search of J. D. Salinger).
В 1999 году Пол Александр написал свою версию биографии Сэлинджера, но как первому, так и второму биографу не хватало целостности. Бурную реакцию вызвали мемуары “В мире как дома” (At Home in the World, 1998) Джойс Мэйнард, с которой Сэлинджер прожил 9 месяцев.
В книжке тщательно рассказывается про стиль жизни и нрав писателя, также о том, как тяжело было детям писателя и самой Джойс, совершенно юный девице, привыкнуть к одинокой жизни.
В 2000 году были выданы 80 писем Сэлинджера, к его дочери Маргарет под заглавием “Ловец грез” (The Dream Catcher).
В этих мемуарах много личного: Маргарет возмущается на отца, ведь Сэлинджер, по ее воззрению, создал для себя безупречную семью – Гласов, и эти вундеркинды были его любимчиками, как реальной дочери не хватало любви и заботы. За такую оторванность от действительности и она именует отца “ловцом грез”.
Будущий писатель родился 1 января 1919 года в Нью-Йорке в семье Соломона и Мириам Сэлинджэров. Мама была ирландско-шотландского происхождения, но сменила имя и исповедание. В Джэром была также старшая сестра Дорис.
Отец стремился дать потомку не плохое образование, но из всех учебных заведений, куда поступал Сэлинджер-младший, он окончил только школу в Манхэттене (1934) и военную школу Вэлли-Фордж, штат Пенсильвания (1936).
Обучался он не очень усердно, участвовал в школьном театральном клубе и редактировал выпускной альбом.
Это была закрытая школа, где обучались малыши “коренных обитателей” – в определенной степени она стала прототипом школы Пенсии из романа “Над пропастью во ржи” (1951).
С собственной профессией Сэлинджер совсем определился после 3-х безуспешных попыток окончить институт либо институт.
После возвращения в Америку из поездки в Польшу и Австрию (где по приказу отца Джером изучал технологию производства колбас), писатель поступает в институт Урсинус (Пенсильвания), а в будущем году записывается на вечерние лекции по маленьким рассказы в Колумбийском институте (New-york) – лекции читал редактор журнальчика “Story”. Бернет.
Конкретно в “Story” в 1940 году был написан 1-ый произведение Сэлинджера “Юные люди” (The Young Folks). Понятно, что в это время он втюрился в дочь Юджина О’нила, но любовь была несчастной: женщина переехала в Лос-Анджелес и вышла за Чарли Чаплина.
В 1942 году Сэлинджер призван в армию и кончает сержантскую школу, в 1943 году служить в контрразведке, 6 июня 1944 года участвует в высадке десанта в Нормандии и освобождении концлагерей. Одной из выдающихся событий того периода было знакомство писателя в Париже с Хэмингуэем.
С фронта Сэлинджер отослал $200 в редакцию журнальчика “Story” на поддержку юных литераторов, в особенности студентов из различных американских институтов. Ему приходилось работать с военнопленными, а в конце войны он некое время находился в германском лазарете с корректным диагнозом “боевое переутомление”.
Но через некое время его выписали, а договор продлили еще на 6 месяцев. Военный опыт дал писателю много материала для более поздних сочинений.
В 1945 году Сэлинджер женился с француженкой Сильвией, но брак этот завершился разводом. 2-ой его супругой стала Клэр Дуглас, дочь английского критика Роберта Лагтана, с которой он в 1967 году тоже разошелся.
В собственных мемуарах Джойс Мэйнард (3-я супруга) ведает об истории собственного знакомства с Сэлинджэрам. В 1973 году 53-летний писатель прочел в “New-york Times” эссе 18-летней девицы и, заметив у Джойс ее рассуждениях сходство со своими героинями, написал ей письмо.
Для всех 3-х жен Сэлинджер пробовал быть не только лишь супругом, да и духовным учителем (не в последнюю очередь через огромную разницу в возрасте).
Сэлинджер не прекращал работу до конца жизни. Дочь писателя Маргарет утверждает, что в его ящике лежали бумаги с метками, красным — “издать после моей смерти без редактирования”, голубым – “издать после моей погибели с предшествующим редактированием”.
С 1940 по 1965 годы Сэлиджэр отдал в печать 22 повествования. Один из рассказов.
Источник: http://glavbuk.ru/s-lyubovyu-selindzher/
Бернацкая – Дж. Д. Сэлинджер – автор цикла о Глассах
В. И. Бернацкая ДЖ. Д. СЭЛИНДЖЕР – АВТОР ЦИКЛА О ГЛАССАХ (Salinger J. D. Nine Stories. Franny and Zooey. Raise High the Roof Beam Carpenters. – М., 1982. – С. 5-23) Сэлинджера называют в Америке писателем-невидимкой. Он не допускает к себе журналистов, не дает интервью, не читает лекций. Он не продает Голливуду право на постановку своих произведений.
Он упрямо не ищет ни рекламы, ни выгоды. При втором издании «Над пропастью во ржи» он попросил убрать из книги свою фотографию. Друзья и близкие Сэлинджера тщательно оберегают его от посягательств репортеров и праздного любопытства посторонних.
И это в США, где нужно все время быть на виду, чтобы тебя, упаси бог, не забыли, где даже серьезные литераторы подчас не гнушаются рекламой. Сэлинджер же, напротив, долго и упорно боролся за право быть в тени, не делить свою частную жизнь с каждым заштатным журналистом.
И то, что при подобной возведенной в принцип скромности и, надо признать, неспешном пере, его помнят и любят читатели, особенно студенческая молодежь, объясняется особой притягательностью его повестей и рассказов.
Джером Дэвид Сэлинджер родился 1 января 1919 года в Нью-Йорке в семье торговца сырами и копченостями Сола Сэлинджера, даже отдаленно не напоминавшей семейство Глассов, впоследствии воссозданного писателем, – семейство, где царили непринужденность и сердечность, где каждый чутко улавливал тончайшие колебания настроений остальных домашних и отвечал на них лаской и заботой.
Видимо, именно по таким отношениям всегда тосковало сердце мальчика – сам он не находил в семье сочувствия своей мечте стать писателем: отец хотел иметь наследника делу, мальчик сопротивлялся и понемногу замыкался в себе.
Школьный друг вспоминает о Сэлинджере тех лет: «Он всегда предпочитал поступать по-своему: целыми днями никто в семье не знал, где он и чем занят – Джерри приходил только к обеду. Он был славный малый, только не контактный, что ли». Сэлинджер сменил несколько учебных заведений, но закончил лишь одно – военную школу в Вэлли-Фордж (Пенсильвания) в 1936 году.
К этому времени юноша окончательно определил свое истинное призвание: по ночам, пряча под одеялом от дежурного офицера фонарик, он писал первые рассказы. В Вэлли-Фордж Сэлинджер был редактором издаваемого учениками ежегодника и сочинил школьный гимн, который исполняется по сей день.
После окончания школы на время побеждает воля старшего Сэлинджера: отец и сын путешествуют по Европе, сочетая культурную программу с прагматическими целями изучения процесса изготовления разных знаменитых колбас.
Но вернувшись в США, Сэлинджер вновь обращается к мечте о литературной деятельности и, готовя себя к ней, посещает лекции в Урсинус-колледж (Пенсильвания); к этому же времени относится его первая публикация – фельетон в еженедельнике «Урсинус уикли». Затем следуют публикации в журналах «Стори», «Кольeрс», «Эсквайр», «Сатердей ивнинг пост».
Однако в те годы писатель не нашел еще ни своей темы, ни стиля. Рассказы были сентиментальны, псевдомногозначительны и вторичны; в Дальнейшем Сэлинджер никогда не пытался их переиздавать. В 1942 году Сэлинджера призывают в армию; в 1944 он, уже сержантом, участвует в высадке союзных войск в Нормандии.
Военные впечатления обогатили творчество писателя, приблизили его к подлинной. жизни. Многие герои его позднейших произведений – бывшие фронтовики с горьким и мучительным военным опытом.
Страдания и страх, испытываемые человеком на войне, составляют напряженный эмоциональный фон, на котором развертывается действие одного из лучших рассказов Сэлинджера «Посвящается Эсме» (For Esme – with Love and Squalor).
Самым бесчеловечным проявлением войны писатель считает разрыв священных нитей любви и сострадания, обычно связывающих людей при естественном течении их жизни. «Отцы и учители, мыслю: «Что есть ад?» Рассуждаю так: «Страдание о том, что нельзя уже более любить», – вспоминает сержант Икс слова Достоевского.
Самого героя спасает от острого психического расстройства подарок английской девочки Эсме, возвративший его в мир любви и добра. После войны Сэлинджер первое время живет у родителей на Парк-авеню в Нью-Йорке, проводя вечера в Гринвич-вилледж. Однако многоголосье шумных вечеров в Гринвич-вилледж, споры, застолья, ученые речи отнимали слишком много времени.
Именно тогда родился его афоризм: «Злейший враг писателя – другой писатель». Чтобы закончить работу над своей первой повестью, Сэлинджер снял комнату в отдаленном квартале и жил там уединенно, никого не принимая и нигде не показываясь.
Опубликование повести «Над пропастью во ржи
» (The Catcher in the Rye, 1951), имевшей большой читательский и коммерческий успех, принесло Сэлинджеру долгожданную материальную независимость.
Он покупает большой земельный участок с домом на берегу реки Коннектикут в Корнише, где с удовольствием ведет незатейливое хозяйство – пилит дрова, носит воду, умудряясь одновременно большую часть дня работать над циклом о Глассах. В 1955 году добровольное одиночество Сэлинджера заканчивается: он женится на Клэр Дуглас, студентке Рэдклифского колледжа. Однако для любопытных он по-прежнему недосягаем, что дало повод журналистам именовать его «Гретой Гарбо литературы». Сравнение с великой актрисой, рано покинувшей Голливуд и оставившей неизгладимый след в истории кино, не может не льстить, однако уединение писателя порождает подчас и совсем нелепые слухи вроде того, что он вступил в буддийский монастырь или лежит в психиатрической клинике. В настоящее время Сэлинджер по-прежнему живет с женой и детьми в Корнише, где у него есть кабинет-библиотека – в саду, в отдельном строении, – там писатель ежедневно трудится, но книг давно не публикует, оставляя критику и публику в неведении относительно его нынешней работы. * * * Сэлинджер вступил в литературу в послевоенные годы, которые обычно называются американской критикой «молчаливыми», в разгул холодной войны и маккартизма, когда была чрезвычайно сильна тенденциозная, охранительная литература, слепая к социальным вопросам. Однако именно тогда в литературе США появились молодые силы (Дж. Болдуин, Дж. Джонс, Т. Капоте, Н. Мейлер, У. Стайрон и др. – многие из них бывшие фронтовики), которые яростно противостояли конформизму в литературе. Именно эти писатели, в том числе и Сэлинджер, во многом подготовили антиконформистское движение молодежи 60-х годов, вернули американской литературе утраченную была социальную смелость, динамизм и психологизм повествования.
Все они, пережив увлечение философией экзистенциализма, были, по существу, реалистами.
Некоторое сходство повести «Над пропастью во ржи» с авангардистским наследием битников существовало разве что в выбранном «типаже» – в характере центрального героя.
Четкая проза Сэлинджера с выверенным стилем и многообразием мотивировок не имела ничего общего с расхлябанной прозой «разбитых». Писатель с самого начала творческого пути неуклонно ориентировался на классику.
Сэлинджер избегает разговоров о своем творчестве.
Однажды, можно сказать, припертый к стенке журналистом из «Харпера», который во что бы то ни стало хотел предпослать рассказу «В ялике» (1949) несколько слов от автора, Сэлинджер все же сказал нечто определенное: «Пишу серьезно около десяти лет…
Не скажу, что я прирожденный писатель, но прирожденный профессионал, несомненно. Не думаю, что сознательно выбирал литературу как карьеру. Просто начал писать, когда мне было 18 или около того, да так и не бросил… Я почти всегда пишу об очень молодых людях».
И в другом интервью: «Писатель, когда ему задают вопрос о его творчестве, обязан встать и прокричать во весь голос одни только имена любимых им писателей.
Лично я люблю Кафку, Флобера, Толстого, Чехова, Достоевского, Пруста, О'Кейси, Рильке, Лорку, Китса, Рембо, Бернса, Э. Бронте, Джейн Остин, Генри Джеймса, Блейка, Кольриджа. Умышленно не называю имена современных писателей. Не думаю, что стоит это делать».
Этот список имен может показаться слишком широковещательным: писатели разных веков, национальностей, направлений.
У каждого свой запас творческой мощи. Однако при всей их несхожести (перебросим мостик к первому интервью) все они – профессионалы высокой пробы, труженики, знатоки человеческой души. Имена из золотого фонда…
Всех этих писателей характеризует пристальный интерес к духовному миру человека, сопричастность его судьбе. Сэлинджер тоже рано задумался о характере американской цивилизации и точно определил ее главное качество: бездуховность.
Особенно страшно она сказывалась на незрелой душе ребенка – общество могло либо сломать ее, либо уподобить себе, омертвить.
Писатель взволнованно перебирал варианты: что может помочь выжить юному существу в этом сумасшедшем мире? Что защитит его? Любовь?
Семья?.. Так Сэлинджер постепенно шел к циклу о Глассах.
Его повышенный интерес к проблемам семьи, семейных уз заметен уже в ранних рассказах, многие из которых теперь забыты. Постепенно на первый план выдвигаются два клана – Глэдуоллы и Колфилды («Братья Вариони» – The Varioni Brothers, «Юноша во Франции» – A Boy in France и т. д. ), затем внимание Сэлинджера сосредоточивается на юном Холдене Колфилде (рассказ «Я сошел с ума» – I'm Crazy, 1945). Этот обаятельный и пылкий подросток становится центральным персонажем самого знаменитого произведения писателя – повести «Над пропастью во ржи», где Холден, мучимый чувством социального сиротства, сбегает в Нью-Йорк и слоняется по городу, не в силах принять какое-либо решение, пестуя самые невероятные планы на будущее. Взяв в герои подростка с повышенной потребностью в любви и заботе, которую не удовлетворяют ни семья, ни общество, Сэлинджер открыто подверг сомнению «американский» путь – именно это и привлекло к повести молодых американцев. На какое-то время Холден, с его требовательностью к себе и окружению, становится совестью и кумиром студенческой молодежи, чувствовавшей, что у этого незадачливого неудачника есть собственная «американская» мечта, и равняется он не на материальный успех или самодовольство конформиста, а на нечто другое – возможно на людей равных духом Вашингтону или Линкольну. Максимализм Холдена не мог оставить равнодушным поколение, стоящее в преддверии студенческих революций. Один американский юноша написал в сочинении: «Мне нравится повесть «Над пропастью во ржи», потому что там правдиво показаны проблемы, с которыми сталкиваются подростки моего возраста, а также та неловкость, с которой подчас мы пытаемся их разрешать. Я восхищаюсь Колфилдом – он так и не сдался… Некоторые осуждают его: им кажется, что он «ничего не любит», но это не так – он любит, но только то, что действительно заслуживает любви. Он искренний и не может довольствоваться малым» . Читателей заворожил и неподражаемый стиль холденовского монолога – смесь отчаяния и шутовства, – точно так же, как в свое время их отцов покорил мужественный лаконизм диалога Хэмингуэя. Сэлинджер не объяснял подростка, но говорил от его имени; разделяя недоверие своего героя к обществу, автор тем не менее оставался в тени. Любой американский юноша, читающий книгу, мог легко идентифицировать себя с героем – в нем нет ничего идеального. В этом была притягательность и сила образа, но там же таилась и слабость: у Холдена Колфилда нет собственного позитивного мировоззрения, нет даже цельности восприятия – ему нечего противопоставить прогнившим идеалам общества. Яд проник и в его душу: мучимый отвращением ко всему на свете, в том числе и к себе, он тянется к своей былой «чистоте» – к прошлому «неведению», находя его в сестренке Фиби и в других детях. Холден так и не выходит из тупика: он действительно «не сдается», но «ломается» и оказывается в больнице. Мальчик предельно одинок: хрупкие плечики Фиби не столь уж надежная опора. В повести «Над пропастью во ржи» Холден Колфилд раскрылся до конца: исчерпав этот характер, Сэлинджер в дальнейшем к нему не возвращался. Глассы – герои рассказов и нескольких небольших повестей («Фрэнни» – Franny, 1961, «Зуи» – Zooey, 1961, «Выше стропила, плотники» – Raise High the Roof Beam, Carpenters, 1963, «Симор – знакомство» – Seymour – An Introduction, 1963, «Хэпворт 16, 1924» – Hapworth 16, 1924, 1965) – большое и дружное семейство. Актеры Лес и Бесси Гласе – родители семерых детей: Симора (род. 1917), филолога, философа и поэта, покончившего с собой в 1948 году; Обадии (Бадди, род. 1919), писателя, «летописца» семьи, которого Сэлинджер как-то назвал своим alter ego; дочери Беатрис (Бу-Бу), впоследствии матери семейства; близнецов-Уокера (католического священника) и Уолта – «самого беспечного» из детей, погибшего в Японии в 1945 году; Зэкери (Зуи, род. 1929), талантливого актера, и Фрэнсис (Фрэнни, род. 1934) – в 1954 году студентки колледжа. Все они поочередно с 1927 года в течение 18 лет выступали в радиопрограмме «Умные ребята», зарабатывая таким образом на свое обучение. Сжившись, подобно Фолкнеру, со своими персонажами, писатель четко прослеживает судьбу Глассов, не впадая в событийную путаницу и противоречия. Семейство Глассов – это содружество высоко чувствительных, тонко организованных людей. По природе своей они художники, а значит изначально обречены чувствовать себя неуютно в прагматическом американском обществе. Некоторые американские критики говорили о подчеркнутой элитарности Глассов. Это не совсем так: у них действительно немного братьев «по духу», но они все же есть – это маленький мудрец Тедди, утверждающий, что в Америке «трудно
Источник: http://www.testsoch.info/bernackaya-dzh-d-selindzher-avtor-cikla-o-glassax/
Сэлинджер
Этот раздел, посвящённый творчеству поэта Сэлинджер, здесь вы найдете множество сочинений и кратких содержаний для 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 , 9, 10, 11 классов. Все сочинения по русскому и литературе, по картинам, а также краткие содержания Сэлинджер вы можете отыскать у нас на сайте онлайн.
Независимо от того, что каждый человек пытается найти для себя в хорошей книге, большинство вполне устраивает
считала Селину, да и многих девочек в школе «тусклячками»). Но Фрэнклин (имя брата Селины произносит
дома немотивированны и малопонятны, но действительная трагедия в том, что многие даже не пытаются попробовать
Под конец столетия появилась группа писателей “рассерженные молодые люди”: Джон Уэйн, Джон
Семнадцатилетний Холден Колфилд, находящийся в санатории, вспоминает «ту сумасшедшую историю, которая
Движение битничества широко затронуло молодое поколение Америки 1950 гг. это поколение вступило в жизнь
Американский писатель Дж. Сэлинджер необыкновенно ярко проявил себя в произведениях, посвященных юношеству,
Я познакомилась с творчеством выдающегося американского писателя Джерома Дейвида Сэлинджера, мастера
Роман Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» — одно из самых интересных произведений американской литературы
Роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи» вышел в свет в 1951 году и через несколько месяцев занял первое
Творчество американского писателя Дж. Сэлинджера приходится на середину XX века, но его произведения
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь,
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?
“Над пропастью во ржи” — центральное произведение прозы Сэлинджера, над которым автор работал
Независимо от того, что каждый человек пытается найти для себя в хорошей книге, большинство вполне устраивает
Джером Дэвид Сэлинджер заявил о себе в 40-е годы XX века, опубликовав несколько повестей и рассказов.
Роман «Над пропастью во ржи» (более точный перевод «Ловец во ржи») — центральное произведение известного
ХОЛДЕН КОЛФИЛД (англ. Holden Caulfield) герой-рассказчик романа Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи»
Я познакомилась с творчеством выдающегося американского писателя Джерома Дейвида Сэлинджера, мастера
Фрагменты стихотворения, взятого в качестве эпиграфа к сочинению, принадлежат известному шотландскому
В романе поставлена проблема человеческого общения, соотношения индивида и общества, сделана попытка
Главный герой романа «Над пропастью во ржи» американского писателя Джерома Дэвида Сэлинджера – это семнадцатилетний
Американский прозаик, один из наиболее талантливых представителей «новой волны» писателей, пришедших
Источник: http://sochinenie-class.ru/selindzher/
Джером Сэлинджер – Собрание сочинений
Джером Дейвид Сэлинджер
Собрание сочинений
1
Если по-честному охота слушать, для начала вам, наверно, подавай, где я родился и что за погань у меня творилась в детстве, чего предки делали и всяко-разно, пока не заимели меня, да прочую Дэвид-Копперфилдову[1] херню, только не в жилу мне про все это трындеть, сказать вам правду.
Во-первых, достало, во-вторых, предков бы по две кондрашки хватило, если б я стал про них чего-нибудь личное излагать. Они насчет такого чувствительные, особенно штрик. Не, они нормальные всяко — разно, я ничего не хочу сказать, но чувствительные, как не знаю что.
А кроме того, так я вам и выложил всю автобиографию, ага. Я вам только про безумное расскажу, что со мной случилось на прошлое Рождество, перед тем как меня шарахнуло и пришлось отвалить сюда расслабляться. То есть, это я и Д.Б. рассказывал, а он мне брательник всяко-разно. Живет в Голливуде.
От этих своясей недалеко — считай, каждые выходные в гости ко мне приезжает. И домой меня отвезет, когда я, наверно, туда через месяц поеду. Он только что «ягуар» себе прикупил. Английская хрень такая, двести миль в час выжимает. Выкатил за него аж четыре штуки. У него теперь грошей много. А раньше вот не было.
Раньше он обычный писатель был, когда жил дома. Сочинил уматную книжку рассказов — «Тайная золотая рыбка» называется, если не слыхали про него. Лучший рассказ там — эта «Золотая рыбка» и есть. Про пацана, который никому свою золотую рыбку не показывал, потому что он ее на свои деньги купил. Я чуть не сдох.
А теперь он в Голливуде, Д. Б. то есть, — собой торгует. Кино это я просто ненавижу — как мало что. Про кино вы мне лучше и не заикайтесь.
Я вот откуда начну — с того дня, когда свалил из подготовишки Пеней. Это такая школа в Эйджерстауне, Пенсильвания. Слыхали, наверно. Ну, рекламу точняк видали. Они ее в тыще журналов ляпают — там еще всегда какой-нибудь ферт на лошади через забор прыгает. С понтом, в Пеней мы только в поло и играем.
Я там даже в округе ни одной лошади вообще не видал. А под фертом на лошади всегда написано: «С 1888 года мы лепим из мальчиков великолепных здравомыслящих юношей». Это для лохов. Ни шиша в Пеней не лепят, такая же школа, как другие. И никого великолепного или здравомыслящего я там тоже не встречал. Ну, может парочку. И то много.
Да и те, наверно, до школы такими были.
Короче, в ту субботу был футбол с Саксон-Холлом. В Пеней играть с Саксон-Холлом — всегда кипиш. Последний матч года, и если Пеней не выиграет, прям хоть в петлю. Помню, часа в три стою аж на самой вершине Томсен-хилла, возле этой долбанутой пушки, что в Американской революции бабахала всяко-разно.
Оттуда стадион хорошо видать, и как обе команды по всему полю месятся.
Трибуны разглядишь не сильно, зато как орут — слышно, со стороны Пеней зашибись хай стоит, потому что туда вся школа, считай, вывалила, но без меня, а от Саксон-Холла — совсем сопливо и хило, потому что гости поля почти никого с собой вообще не привезли.
Девчонок на футболе почти не бывает. Подружек водить разрешается только старшим. В общем, жуткая школа, как ни посмотри. Мне-то в жиляк, если хоть иногда девчонок видно, пускай они там чешутся, сморкаются, или хоть пускай хихикают, или еще как-то. Эта Селма Тёрмер — она директорская дочка — на футбол вполне себе часто ходила, только по таким, как она, сохнуть как-то не очень.
Но ничего девка, путёвая. Я как-то с ней сидел в автобусе из Эйджерстауна, и мы чуток даже потрепались. Мне понравилась. Шнобель у нее дай боже, ногти все обкусанные, и кровь от заусенцев запеклась, а лифчик с подкладкой и топорщится во все стороны, но ее все равно как-то жалко. А мне в ней понравилось, что она не лепит тебе всякий навоз, мол, какой у нее штрик четкий.
Наверно, сама знает, что он дутый халдей.
А на верхушке Томсена я стоял и на игру не пошел вот почему — я только что вернулся из Нью-Йорка с командой по фехтованию. Я, нафиг, заведовал фехтовальной командой. Не хрен собачий. Утром мы поехали в Нью-Йорк на турнир со школой Макбёрни. Только никакого турнира у нас не было.
Я, нафиг, забыл все рапиры и прочее в метро. Но я тут не сильно крайний. Там же все время вставать надо было — на карту глядеть, чтоб не проехали. В общем, в Пеней мы вернулись где-то в полтретьего, а не к ужину. Бойкот такой от целой команды всю обратную дорогу в поезде.
Даже смешно местами.
А еще футбол смотреть я не стал потому, что шел попрощаться с этим Спенсером, он у меня историю вел. Спенсер свалился с гриппом, и я прикинул, что, наверно, до рождественских каникул его не увижу. А он мне записку написал, дескать, хочет встретиться, пока я домой не уехал. Знал, что в Пеней я больше не вернусь.
Про это я забыл сказать. Меня вышибли. После каникул я и не должен был возвращаться, потому что провалил четыре предмета, не брался за ум и всяко-разно. Меня неоднократно предупреждали, чтоб я взялся за ум, особенно в середине семестра, когда предки являлись на беседу с этим Тёрмером, но я не брался.
Вот и выперли. Из Пеней частенько вышибают. Там очень хорошая академическая успеваемость. Куда деваться.
В общем, декабрь и всяко-разно, колотун, как у ведьмы за пазухой, особенно на верхушке этого дурацкого холма. А на мне только двусторонняя куртейка и никаких ни перчаток, ничего.
За неделю до этого у меня сперли верблюжье пальто прямо из комнаты, а в кармане были перчатки на меху и всяко-разно. В Пеней жуликов пруд пруди. Многие из таких богатеньких семей приезжают, а все равно жулья полно. Чем дороже школа, тем больше в ней жуликов, точно вам говорю.
Ладно, стою рядом с долбанутой пушкой, гляжу вниз, где футбол идет, а жопа подмерзает. Только футбол я, в общем, не очень смотрел. Я чего там валандался — я, с понтом, хотел попрощаться. Ну то есть, я и раньше сваливал — и из школ, и так, что даже не дорубал, сваливаю или нет.
Терпеть не могу. Да наплевать, сопли там на прощанье или вопли, но когда я сваливаю, мне надо знать, что я сваливаю. Иначе еще хуже.
Мне повезло. Я вдруг подумал такое, от чего мне сразу стало ясно, что меня, нафиг, тут больше нет. Вспомнил, как где-то в октябре мы с Робертом Тихнером и Полом Кэмпбеллом мячик пинали перед главным корпусом. Они путёвые парни, особенно Тихнер. Время как раз к ужину, почти стемнело, а мы всё пинаем. А темнеет, мяча нам уже почти и не видно, только бросать не хочется.
Но пришлось. Из окна главного корпуса этот биолог высунулся, мистер Замбези, и велел нам в общагу двигать, готовиться на ужин. Вот когда у меня получается такую хренотень вспомнить, прощание выходит, если надо, — считай, почти всегда. И как только получилось, я развернулся и дернул вниз по другому склону, к дому этого Спенсера. Он жил не на территории. На авеню Энтони Уэйна.
[2]Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/473841-dzherom-selindzher-sobranie-sochineniy.html
Джером Сэлинджер – Собрание сочинений
Здесь можно скачать бесплатно “Джером Сэлинджер – Собрание сочинений” в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Современная проза, издательство Эксмо, год 2008.
Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
На Facebook
В Твиттере
В Instagram
В Одноклассниках
Мы Вконтакте
Описание и краткое содержание “Собрание сочинений” читать бесплатно онлайн.
Дж. Д. Сэлинджер (р. 1919) — великий затворник американской литературы, чьи книги уже полвека будоражат умы читателей всего мира. В данном томе собран основной корпус его работ в новых переводах. Роман «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов» и повести о Глассах можно смело считать духовным завещанием XX века грядущим столетиям.
Джером Дейвид Сэлинджер
Собрание сочинений
1
Если по-честному охота слушать, для начала вам, наверно, подавай, где я родился и что за погань у меня творилась в детстве, чего предки делали и всяко-разно, пока не заимели меня, да прочую Дэвид-Копперфилдову[1] херню, только не в жилу мне про все это трындеть, сказать вам правду.
Во-первых, достало, во-вторых, предков бы по две кондрашки хватило, если б я стал про них чего-нибудь личное излагать. Они насчет такого чувствительные, особенно штрик. Не, они нормальные всяко — разно, я ничего не хочу сказать, но чувствительные, как не знаю что.
А кроме того, так я вам и выложил всю автобиографию, ага. Я вам только про безумное расскажу, что со мной случилось на прошлое Рождество, перед тем как меня шарахнуло и пришлось отвалить сюда расслабляться. То есть, это я и Д.Б. рассказывал, а он мне брательник всяко-разно. Живет в Голливуде.
От этих своясей недалеко — считай, каждые выходные в гости ко мне приезжает. И домой меня отвезет, когда я, наверно, туда через месяц поеду. Он только что «ягуар» себе прикупил. Английская хрень такая, двести миль в час выжимает. Выкатил за него аж четыре штуки. У него теперь грошей много. А раньше вот не было.
Раньше он обычный писатель был, когда жил дома. Сочинил уматную книжку рассказов — «Тайная золотая рыбка» называется, если не слыхали про него. Лучший рассказ там — эта «Золотая рыбка» и есть. Про пацана, который никому свою золотую рыбку не показывал, потому что он ее на свои деньги купил. Я чуть не сдох.
А теперь он в Голливуде, Д. Б. то есть, — собой торгует. Кино это я просто ненавижу — как мало что. Про кино вы мне лучше и не заикайтесь.
Я вот откуда начну — с того дня, когда свалил из подготовишки Пеней. Это такая школа в Эйджерстауне, Пенсильвания. Слыхали, наверно. Ну, рекламу точняк видали. Они ее в тыще журналов ляпают — там еще всегда какой-нибудь ферт на лошади через забор прыгает. С понтом, в Пеней мы только в поло и играем.
Я там даже в округе ни одной лошади вообще не видал. А под фертом на лошади всегда написано: «С 1888 года мы лепим из мальчиков великолепных здравомыслящих юношей». Это для лохов. Ни шиша в Пеней не лепят, такая же школа, как другие. И никого великолепного или здравомыслящего я там тоже не встречал. Ну, может парочку. И то много.
Да и те, наверно, до школы такими были.
Короче, в ту субботу был футбол с Саксон-Холлом. В Пеней играть с Саксон-Холлом — всегда кипиш. Последний матч года, и если Пеней не выиграет, прям хоть в петлю. Помню, часа в три стою аж на самой вершине Томсен-хилла, возле этой долбанутой пушки, что в Американской революции бабахала всяко-разно.
Оттуда стадион хорошо видать, и как обе команды по всему полю месятся.
Трибуны разглядишь не сильно, зато как орут — слышно, со стороны Пеней зашибись хай стоит, потому что туда вся школа, считай, вывалила, но без меня, а от Саксон-Холла — совсем сопливо и хило, потому что гости поля почти никого с собой вообще не привезли.
Девчонок на футболе почти не бывает. Подружек водить разрешается только старшим. В общем, жуткая школа, как ни посмотри. Мне-то в жиляк, если хоть иногда девчонок видно, пускай они там чешутся, сморкаются, или хоть пускай хихикают, или еще как-то. Эта Селма Тёрмер — она директорская дочка — на футбол вполне себе часто ходила, только по таким, как она, сохнуть как-то не очень.
Но ничего девка, путёвая. Я как-то с ней сидел в автобусе из Эйджерстауна, и мы чуток даже потрепались. Мне понравилась. Шнобель у нее дай боже, ногти все обкусанные, и кровь от заусенцев запеклась, а лифчик с подкладкой и топорщится во все стороны, но ее все равно как-то жалко. А мне в ней понравилось, что она не лепит тебе всякий навоз, мол, какой у нее штрик четкий.
Наверно, сама знает, что он дутый халдей.
А на верхушке Томсена я стоял и на игру не пошел вот почему — я только что вернулся из Нью-Йорка с командой по фехтованию. Я, нафиг, заведовал фехтовальной командой. Не хрен собачий. Утром мы поехали в Нью-Йорк на турнир со школой Макбёрни. Только никакого турнира у нас не было.
Я, нафиг, забыл все рапиры и прочее в метро. Но я тут не сильно крайний. Там же все время вставать надо было — на карту глядеть, чтоб не проехали. В общем, в Пеней мы вернулись где-то в полтретьего, а не к ужину. Бойкот такой от целой команды всю обратную дорогу в поезде.
Даже смешно местами.
А еще футбол смотреть я не стал потому, что шел попрощаться с этим Спенсером, он у меня историю вел. Спенсер свалился с гриппом, и я прикинул, что, наверно, до рождественских каникул его не увижу. А он мне записку написал, дескать, хочет встретиться, пока я домой не уехал. Знал, что в Пеней я больше не вернусь.
Про это я забыл сказать. Меня вышибли. После каникул я и не должен был возвращаться, потому что провалил четыре предмета, не брался за ум и всяко-разно. Меня неоднократно предупреждали, чтоб я взялся за ум, особенно в середине семестра, когда предки являлись на беседу с этим Тёрмером, но я не брался.
Вот и выперли. Из Пеней частенько вышибают. Там очень хорошая академическая успеваемость. Куда деваться.
В общем, декабрь и всяко-разно, колотун, как у ведьмы за пазухой, особенно на верхушке этого дурацкого холма. А на мне только двусторонняя куртейка и никаких ни перчаток, ничего.
За неделю до этого у меня сперли верблюжье пальто прямо из комнаты, а в кармане были перчатки на меху и всяко-разно. В Пеней жуликов пруд пруди. Многие из таких богатеньких семей приезжают, а все равно жулья полно. Чем дороже школа, тем больше в ней жуликов, точно вам говорю.
Ладно, стою рядом с долбанутой пушкой, гляжу вниз, где футбол идет, а жопа подмерзает. Только футбол я, в общем, не очень смотрел. Я чего там валандался — я, с понтом, хотел попрощаться. Ну то есть, я и раньше сваливал — и из школ, и так, что даже не дорубал, сваливаю или нет.
Терпеть не могу. Да наплевать, сопли там на прощанье или вопли, но когда я сваливаю, мне надо знать, что я сваливаю. Иначе еще хуже.
Мне повезло. Я вдруг подумал такое, от чего мне сразу стало ясно, что меня, нафиг, тут больше нет. Вспомнил, как где-то в октябре мы с Робертом Тихнером и Полом Кэмпбеллом мячик пинали перед главным корпусом. Они путёвые парни, особенно Тихнер. Время как раз к ужину, почти стемнело, а мы всё пинаем. А темнеет, мяча нам уже почти и не видно, только бросать не хочется.
Но пришлось. Из окна главного корпуса этот биолог высунулся, мистер Замбези, и велел нам в общагу двигать, готовиться на ужин. Вот когда у меня получается такую хренотень вспомнить, прощание выходит, если надо, — считай, почти всегда. И как только получилось, я развернулся и дернул вниз по другому склону, к дому этого Спенсера. Он жил не на территории. На авеню Энтони Уэйна.
[2]Я добежал аж до главных ворот, а там притормозил на секундочку, дух перевести. Дыхалка у меня слабая, если по-честному.
С одной стороны, я дымлю как паровоз — то есть, дымил. Заставили бросить. А с другой, за последний год я вырос на шесть с половиной дюймов. Потому и ТБ, считай, подхватил, и сюда приперся — все эти анализы сдавать и прочую херню. Но вообще-то я здоровый.
Ладно, я отдышался и рванул через Трассу 204. А она вся обледенела, как не знаю что, и я там чуть не грохнулся. Фиг вообще знает, зачем бежал — наверно, просто хотелось. А за дорогой вдруг понял, что как бы исчезаю. День вообще долбанутый, неслабая холодрыга, никакого ни солнца, ничего, и как дорогу перейдешь — такое чувство, будто исчез.
В общем, ух как я жал на звонок, когда до этого Спенсера добрался. Весь заледенел. Уши болят, а пальцы почти и не шевелятся.
— Давай, давай, — говорю вслух; ну, почти, — открой же мне кто-нибудь дверь.
Наконец эта миссис Спенсер открыла. У них ни горничной не было, никак, двери они всегда сами открывали. Грошей у них немного.
— Холден! — говорит миссис Спенсер. — Как приятно тебя видеть! Заходи же, дорогой мой! Ты до смерти замерз?
Наверно, она мне обрадовалась. Я ей нравился. Или мне так кажется.
Ух как я рванул внутрь.
— Вы как, миссис Спенсер? — спрашиваю. — Как мистер Спенсер?
— Давай мне куртку, дорогой мой, — отвечает она. Не расслышала, как я про мистера Спенсера спросил. Она как бы глуховата.
Повесила мою куртку в платяной шкаф, а я, с понтом, волосы пятерней себе пригладил. Я часто стригусь под ежик, причесывать там особо нечего.
— Как у вас дела, миссис Спенсер? — снова говорю я, только громче, чтоб услышала.
— Дела превосходно, Холден. — Она закрыла дверцу шкафа. — А как у тебя? — И по тому, как она это спросила, я понял: этот Спенсер ей рассказал, что меня выперли.
— Отлично, — говорю. — Как мистер Спенсер? Одолел уже свой грипп?
Источник: https://www.libfox.ru/473838-dzherom-selindzher-sobranie-sochineniy.html
Загрузка...
