Краткая биография гойтисоло

Краткое содержание

Альваро Мендиола, испанский журналист и кинорежиссер, давно живущий во Франции в добровольном изгнании, перенеся тяжелый сердечный приступ, после которого врачи предписали ему покой, вместе с женой Долорес приезжает в Испанию.

Под сенью родного дома, принадлежавшего некогда многочисленному семейству, от которого остался один он, Альваро перебирает в памяти всю свою жизнь, историю семьи, историю Испании. Прошлое и настоящее мешаются в его сознании, образуя калейдоскопическую картину из людей и событий; постепенно вырисовываются контуры семейной истории, неразрывно связанной с историей страны.

В свое время богатейшему семейству Мендиола принадлежали обширные плантации на Кубе, завод по переработке сахара и множество черных рабов — все это было основой благосостояния процветавшего в ту пору клана. Прадед героя, бедный астурийский идальго, когда-то уехал в Америку, надеясь сколотить состояние, и вполне в этом преуспел.

Обратите внимание

Однако далее история семьи идет по нисходящей: дети его унаследовали огромное состояние, но отнюдь не таланты и не работоспособность отца. Сахарный завод пришлось продать, а после того как в 1898 г. Испания потеряла последние колонии, семья распалась.

Дед Альваро обосновался в предместье Барселоны, где купил большой дом и жил на широкую ногу: помимо городского дома у семьи было имение под Барселоной и родовой дом в Йесте. Альваро вспоминает все это, разглядывая альбом с семейными фотографиями.

С них глядят на него люди, которых давно нет в живых: один погиб в гражданскую войну, другой покончил с собой на берегу Женевского озера, кто-то просто умер своей смертью.

Листая альбом, Альваро вспоминает свое детство, набожную сеньориту Лурдес, гувернантку, читавшую ему книгу о младенцах-мучениках; вспоминает, как вскоре после победы Народного фронта, когда по всей Испании жгли церкви, экзальтированная гувернантка пыталась войти вместе с ним в горящую церковь, чтобы пострадать за веру, и была остановлена милисианос.

Альваро вспоминает, как враждебно относились в доме к новой власти, как отец уехал в Йесте, а вскоре оттуда пришло известие, что его расстреляли милисианос; как в конце концов семья бежала в курортный городок на юге Франции и там ждала победы франкистов, жадно ловя новости с фронтов.

Повзрослев, Альваро разошелся со своими близкими — с теми, кто еще уцелел: все его симпатии на стороне республиканцев. Собственно, размышления о событиях 1936—1939 гг., о том, как они сказались на облике Испании середины шестидесятых, когда Альваро возвращается на родину, красной нитью проходят через всю книгу.

Он покинул родину довольно давно, после того как был в штыки встречен его документальный фильм, где он пытался показать не туристический рай, в который режим пытался превратить страну, а другую Испанию — Испанию голодных и обездоленных. После этого фильма он стал парией среди соотечественников и предпочел жить во Франции.

Теперь, оглядываясь на свое детство, на близких людей, Альваро видит и оценивает их через призму своих нынешних взглядов. Теплое отношение к родным соединяется с пониманием того, что все они были историческим анахронизмом, что умудрялись жить, не замечая происходящих вокруг перемен, за что судьба и наказала их.

Важно

Далекие годы гражданской войны приближаются почти вплотную, когда Альваро едет в Йесте взглянуть на то место, где погиб отец. Герой почти не помнит отца, и это мучает его. Стоя у сохранившегося на месте расстрела креста и глядя на пейзаж, почти не изменившийся за про шедшие годы, Альваро пытается представить, что же должен был чувствовать этот человек.

Расстрел отца Альваро, а вместе с ним еще нескольких человек был своего рода актом мести: за некоторое время до того правительство жестоко расправилось в этих местах с крестьянами, выступившими против воли властей. О бесчинствах и жестокости Альваро рассказывает один из немногих уцелевших очевидцев этой давней трагедии.

Слушая этого крестьянина, Альваро думает о том, что нет и не могло быть правых или виноватых в той войне, как нет побежденных и победителей, есть только проигравшая Испания. Так, в постоянных воспоминаниях проводит Альваро месяц в Испании.

Годы, которые он прожил вдали от нее, опьяненный свободой, теперь представляются ему пустыми — он не научился ответственности, которую обрели многие его друзья, оставшиеся в стране. Это чувство ответственности дается тяжелыми испытаниями, такими, например, какие выпали на долю Антонио, друга Альваро, с которым они вместе снимали документальный фильм, вызвавший столько нападок.

Антонио был арестован, провел восемнадцать месяцев в тюрьме, а потом выслан в родные края, где он должен был жить под постоянным наблюдением полиции. Областное полицейское управление следило за каждым его шагом и вело записи в специальном дневнике, копию которого адвокат Антонио получил после процесса, — дневник этот обильно цитируется в книге. Альваро вспоминает, что делал он в то время.

Его вживание в новую, парижскую жизнь тоже было непростым: обязательное участие в собраниях различных республиканских групп, чтобы не порывать связи с испанской эмиграцией, и участие в мероприятиях левой французской интеллигенции, для которой — после истории с фильмом — он был объектом благотворительности.

Альваро вспоминает свою встречу с Долорес, начало их любви, свою поездку на Кубу, друзей, с которыми участвовал в антифранкистском студенческом движении. Все его попытки связать прошлое и настоящее преследуют лишь одну цель — вновь обрести родину, чувство единения с нею. Альваро очень болезненно воспринимает происшедшие в стране перемены, то, с какой легкостью острейшие проблемы были прикрыты картонным фасадом процветания ради привлечения туристов, и то, с какой легкостью народ Испании смирился с этим. В конце своего пребывания в Испании — ив конце романа — Альваро едет на гору Монжуик в Барселоне, где был расстрелян президент Женералитата, правительства Каталонии, Луис Компанис. И невдалеке от этого места, где конеч но же нет никакого памятника, видит группу туристов, которым гид рассказывает о том, что тут в годы гражданской войны красные расстреливали священнослужителей и высших офицеров, поэтому тут поставлен памятник павшим. Альваро не обращает внимания на привычно официальную трактовку национальной трагедии, к этому он давно привык. Его поражает то, что туристы фотографируются на фоне памятника, переспрашивая друг друга, о какой войне говорил гид. И глядя с высоты Монжуика на лежащую внизу Барселону, Альваро думает о том, что победа режима — еще не победа, что жизнь народа все равно идет сама по себе и что он должен попытаться запечатлеть правдиво то, чему был свидетелем. Таков внутренний итог его поездки на родину.

Краткое содержание “Особые приметы” Гойтисоло
Гойтисоло Х.
Стр. 1

Краткое содержание “Особые приметы” Гойтисоло
Гойтисоло Х.
Стр. 2

Краткое содержание “Особые приметы” Гойтисоло
Гойтисоло Х.
Стр. 3

Источник: http://my-soch.ru/sochinenie/kratkoe-soderzhanie-osobye-primety-gojtisolo

Солон – краткая биография

Солон – один из древнегреческих мудрецов, афинский политик, законодатель-реформатор, поэт. Точная дата рождения неизвестна, считается, что он родился около 640 г. до н. э. Был потомком старинного знатного рода Кодридов, представители которого некогда являлись царями.

Читайте также:  Краткая биография джонсон

Есть версия, что Солон был уроженцем Саламина, но, согласно общепринятому мнению, он родился в Афинах. Чтобы обеспечить себя материально, Солон занимался морской торговлей, совершил множество путешествий.

Вероятнее всего, до того, как выступить на политическом поприще, он уже получил известность в качестве первого афинского поэта.

Совет

Впервые имя Солона упоминается при описании конфликта двух городов-полисов – Афин и Мегары – за владение островом Саламин. Солон, поправив финансовое положение и возвратившись в Афины, был удручен тем, что там действовал закон, запрещающий продолжать военные действия и даже агитировать за них.

Плутарх рассказывал, что Солон предпринял хитрый ход: прикинувшись умалишенным, он выступал с элегией «Саламин», взывавшей к былой отваге афинян. Примерно в 600 г. до н. э.

он предпринял успешную экспедицию на Саламин, в результате чего Афины снова овладели этим стратегически важным островом, открывавшим доступ к морским путям.

С этого события началась политическая карьера Солона, которая продолжилась в 596 г. до н. э. участием в Первой Священной войне. О роли мудреца в этом мероприятии известно намного меньше. Есть сведения, что к 1594 г. до н. э. Солон превратился в авторитетнейшего и влиятельнейшего политического деятеля; его избрали правителем Афин.

Солон остался в истории как политик, проведший целый ряд реформ, которые сыграли немаловажную роль в становлении Афинского государства. Первым структурным изменением (правитель называл его своей главной заслугой) стала сисахфия, отмена долгового рабства.

Благодаря ей переселенцы получили гражданство, бедные слои населения – право участвовать в политической жизни и т.д.

Социально-политические и экономические реформы законодательства были призваны сбалансировать интересы низов и верхов, однако ни те, ни другие в результате не были удовлетворены полностью. Знать выказывала недовольство урезанием ее прав, а беднейшие слои посчитали реформы недостаточно смелыми.

Единомышленники правителя настаивали на том, чтобы он ввел тиранию, но это противоречило принципам Солона. Выход он нашел в том, чтобы на время уехать из города. Когда закончилось его архонство, Солон на протяжении 593-583 гг. до н. э.

путешествовал по Средиземноморью, нанес визиты в Египет, Лидию, на Кипр.

Обратите внимание

Когда он возвратился в Афины, его законы оставались действующими, но в обществе наблюдались сильные волнения, велась подготовка к перевороту. Солон отошел от активной политической деятельности, придерживался стратегии невмешательства, поскольку был человеком преклонного возраста.

В этот период его биографии начал набирать политическое влияние Писистрат, родственник, в итоге установивший тиранию. Бывший правитель предпринимал попытки переубедить афинян в необходимости свергнуть ее.

Некоторые источники свидетельствуют, что впоследствии он изменил точку зрения и превратился в советника Писистрата. Во всяком случае, несмотря на оппозиционные взгляды, Солон не подвергся гонениям. Прожил после этого он совсем немного, скончавшись в 559 г. до н. э.

До наших дней сохранилось множество отрывков из его стихов на самые разные темы, но слава Солона-политика затмила его известность как поэта.

Источник: http://www.wisdoms.one/biografiya_solon.html

Хуан Гойтисоло – Встречаясь с Хемингуэем

Эрнест Хемингуэй

Это было летом 1959 года. Мы с женой проводили отпуск в Торремолинос вместе с нашей приятельницей Флоранс Мальро, дочерью писателя и нынешнего министра культуры в правительстве де Голля.

В один из дней августовской ярмарки в Малаге мы приехали в этот город и решили пойти посмотреть бой быков.

В ту пору газеты много писали о пребывании Хемингуэя в Испании, приводили его высказывания по поводу соперничества между двумя знаменитыми тореро — Антонио Ордоньесом и Луисом Мигелем Домингином. Помню, как, подходя к стадиону, моя жена сказала:

— Что, если мы его тут встретим?

Эта мысль показалась мне абсолютно нереальной: программа вечера была малоинтересной — в афише не значилось ни одного громкого имени. Велико же было мое удивление, когда по ту сторону арены, у барьера, я разглядел хорошо знакомую фигуру писателя.

Публика его не узнала (в Испании весьма почитают футболистов, тореро, велосипедистов, но отнюдь не писателей), а он, видимо, так же как и мы, случал, глядя на неловких молодых тореро.

Радом с ним была какая-то пожилая пара и молодая девушка, мы видели, как время от времени он прикладывался к фляжке с вином.

В тот вечер мы с большим вниманием наблюдали за Хемингуэем, чем за неуклюжими выпадами матадоров, и по окончании корриды ринулись разыскивать его в холле, но — тщетно. Я уже готов был отчаяться, когда жена сказала:

— Поедем в бар лучшего отеля Малаги. Ручаюсь, что он там.

Важно

Несколько минут спустя мы уже были в холле гостиницы и увидели одного из его спутников. Жена подошла и сказала по-английски:

— Мы желали бы поговорить с мистером Хемингуэем,

— Как вас отрекомендовать?

— Скажите, дочь Андре Мальро хочет поздороваться с ним.

Мы знали, что Мальро и Хемингуэй познакомились на войне в Испании. Расчет наш оправдался. Американец, сопровождавший Хемингуэя, провел нас в бар и представил. Хемингуэй частенько бывал не очень любезен с людьми, но на сей раз проявил неожиданную сердечность. С характерной для него прямотой он обратился к нашей приятельнице:

— Объясните мне одну вещь. Отчего такой умный человек, как ваш отец, мог соблазниться властью? Художник не должен иметь иного честолюбия, кроме творческого.

Мы подсели к его столу, и он представил нас своим друзьям: мистер и миссис Дэвис — американская чета, уже давно обосновавшаяся в Малаге, вот уже несколько недель он пользуется их гостеприимством, и Валери Смит — ирландская девушка, которая два месяца назад приехала, чтобы с ним встретиться, и с тех пор никак не соберется домой. Мы беседовали о быках, о политике, о литературе.

Хемингуэй говорил обо всем с великолепным знанием дела, а его осведомленность в испанской литературе — в литературе молодых — меня просто поразила. Старший брат Домингина пересылал ему наши произведения, и, насколько я помню, он отзывался о них с интересом и благожелательностью.

Когда кто-то из присутствовавших упомянул имя итальянского писателя Чезаре Павезе, Хемингуэй покачал головой и сказал:

— Хороший был писатель, а вот покончил с собой. Я не понимаю, как может человек покончить с собой.

Много раз, уже после самоубийства Хемингуэя, я задумывался над этой фразой. Произнося эти слова, Хемингуэй, без сомнения, не кривил душою. Но тогда мы истолковали их неверно.

Казалось, Хемингуэй боялся поддаться искушению покончить с собой (его отец застрелился сорока лет от роду) и на свой лад боролся с этим искушением: подобно, что ли, солдату, который в разгар боя шепчет заклинание: “А я не боюсь умереть”, стараясь придать себе бодрости и надеясь чудом уцелеть.

Выражая свое мнение о Павезе, Хемингуэй словно обращался не к нам, а к себе, — мы были лишь свидетелями его намерения не уступать дьяволу-искусителю. Только два года спустя, после страшного известия о его смерти до меня дошел истинный смысл его фразы. Не знающий устали боец Хемингуэй пал в борьбе, которая безмолвно происходила в нем самом.

Совет

Случайность? Припадок безумия? Нет. Кульминация жизни. Вспышка ружейного выстрела в Солнечной долине удивительным образом осветила вдруг страшное духовное напряжение, определявшее его двойственную судьбу — человека и писателя.

Читайте также:  Краткая биография тёмэй

В тот вечер Хемингуэй перевел разговор на другую тему. Говорил о Кубе (где жил в течение последних лет) и о ее революции. Сравнивал народный энтузиазм с тем, что видел в Испании в 1936 году, и сказал, что дело, за которое сражались Фидель и его товарищи из “Движения 26 июля”, — большое и справедливое.

— Американское правительство просчиталось, защищая то, что само по себе незащищаемо, — добавил он.

Мы не заметили, как прошло время, и, когда прощались, Хемингуэй обнял меня и расцеловал обеих моих спутниц, пригласив на завтра к себе. Его приглашение не было простой любезностью — по той сердечности и настойчивости, с какой он снова и снова повторял его, я понял, что он включил нас в узкий круг друзей и впредь готов считать нас полноправными членами “куадрильи” своих почитателей.

Увлеченные разговорами, мы совсем забыли, что нагни друзья из Торремолиноса ждал нас к ужину, и явились к ним чуть ли не к полуночи.

Мы с волнением ждали следующего дня и нового свидания с Хемингуэем, но неожиданное обстоятельство нарушило тати планы: Антонио Ордоньес, серьезно раненный быком, который поднял его на рога, был отправлен в мадридскую клинику.

Хемингуэй тотчас переселился в Мадрид вместе с Валери и супругами Дэвис. В гостинице нам вручили его записку — он извинялся и просил приехать повидаться на ярмарку в Ниме недели через две.

Мы вернулись в Париж. Несколько дней спустя получили от Хемингуэя письмо. Он подробно рассказывал, как произошло несчастье, и сообщал, что тореро скоро поправится. Вновь упоминал о своем намерении поехать на ярмарку в Ним и со своим обычным великодушием предлагал оплатить наши расходы, связанные с поездкой, если с финансами у нас трудновато.

Мы встретились в Ниме накануне корриды. У Хемингуэя, как всегда, была в кармане фляжка с виски, и после поцелуев и дружеских объятий он предложил нам выпить. Он казался утомленным после путешествия, но обед и доброе тавельское вино его приободрили. Вместе с нами за столом сидел Ордоньес и старший брат Домингина.

Обратите внимание

Выходцу из бедной семьи, Ордоньесу так и не пришлось учиться, и, пародируя манеру власть имущих называть молодых тореро по имени их родного города (“малый из Пальмы”, “малый из Уэльвы” и т. п.), он называл Шекспира “малым из Лондона”. Меня вновь поразил и порадовал интерес Хемингуэя к нашей молодой литературе.

Ужин прошел очень весело, а потом Хемингуэй пригласил всех нас в свою комнату. Его неразлучная спутница — фляжка с виски — была, как всегда, с ним. Ордоньеса он отправил спать:

— Надо дать ему отдохнуть. Завтрашняя коррида много значит для него. После ранения нужно показать публике, что он умеет делать с хорошим быком.

Я помню, мы говорили о быках, и Хемингуэй поделился с нами некоторыми своими мыслями, которые потом развил в репортаже для журнала “Лайф”. Манолете он считал типичным образцом плохого тореро, а Домингина, несмотря на свою с ним дружбу, — слишком холодным и рассудочным.

— Единственный тореро, — говорил он, — искусство которого отвечает классическим канонам, — это Ордоньес.

— Что вы разумеете под словом “классик” применительно к профессии тореро? — спросил кто-то из присутствовавших.

— Абсолютное уважение бычьего достоинства, — не задумываясь, ответил Хемингуэй.

На следующий день мы снова встретились — в саду возле отеля.

Мы потягивали тавельское, а Ордоньес со своей куадрильей раздавал автографы (в глазах его поклонников он был фигурой куда более значительной, чем Хемингуэй, который интересовал публику лишь в качестве друга великого тореро).

Неподалеку от нас расположились с полдюжины американок и француженок, кочевавших вслед за своими любимчиками тореро из одного города в другой, на свой лад заполняя пустоту своей жизни. Хемингуэй знал их всех по имени и дружески называл “каторжницами”.

В тот вечер Ордоньес выступил с огромным успехом, и после праздничного обеда я поехал с ним и с Доминго Домингином в Барселону, а Хемингуэй отправился с Валери и супругами Дэвис в Париж. Недели через две я заехал повидать его в имении Дэвис в Чурриане близ Малаги.

Хемингуэя я застал за очередным репортажем о бое быков, но, отложив рукопись, он показал мне комнату, в которой работал, и пригласил распить бутылку тавельского. Он считал, что возраст берет свое и уже заставляет беречься: тавельское, пожалуй, наименее вредно для печени.

— Никогда не надо спешить умирать, — проговорил он задумчиво. — Жизнь всегда что-то дает.

Когда три бутылки были опорожнены, я ушел, а он заперся в своем рабочем кабинете. Еще через несколько недель я снова встретил его в Париже. Жил он в отеле “Ритц”. Мы вместе поужинали в китайском ресторане. Сезон корриды окончился, и он собирался вернуться на Кубу.

Важно

В ту зиму — 1959 — 1960 годов — мы получили от него несколько писем, написанных по-английски пополам с испанскими и французскими выражениями и фразами. Он говорил об “income tax” [Подоходный налог (англ.

)] (неизбежная тема разговоров всех американцев) и о своих домашних делах, о любви, о смерти, о самоубийстве. Его последнее письмо датировано июнем 1960 года. Тем летом он был в Испании, но мы жили во Франции и не смогли повидать его.

Наши друзья, побывавшие тогда у него, нашли его грустным и постаревшим. Здоровье его ухудшилось, и врачи запретили ему пить.

Известие о его смерти обрушилось на нас в тот самый день, когда — летом 1961 года — мы приехали в Испанию. Прошли первые минуты оцепенения, и смысл его самоубийства вдруг как-то сам раскрылся: Хемингуэй пал, как солдат в бою, — умер в седле. Мы потеряли не только великого писателя, но и близкого друга.

Во время своей первой поездки на Кубу я побывал в доме в Сан-Франсиско-де-Паула, ныне превращенном в музей. Тогда дом был почти заброшен, по саду бродили совсем одичавшие кошки, которых он так любил при жизни. Я вошел в его комнату и над изголовьем кровати увидел фотографию: он — в форме республиканца на мадридском фронте зимой 1939 года.

Снова сорокалетний и молодой Хемингуэй, казалось, смотрел в глаза жизни прямо и мужественно. Мысль о том, что он сдался смерти, больше ко мне не приходила, навязчивая мысль о том, кто кого победил. Он погиб, но слава его осталась жить.

Читайте также:  Краткая биография кольцов

Источник: http://hemingway-lib.ru/sovremenniki/juan-goitisolo-vstrechayas-s-hemingueem.html

Краткое содержание Особые приметы – Гойтисоло Хуан

Особые приметы Краткое содержание романа Альваро Мендиола, испанский журналист и кинорежиссер, давно живущий во Франции в добровольном изгнании, перенеся тяжелый сердечный приступ, после которого врачи предписали ему покой, вместе с женой Долорес приезжает в Испанию.

Под сенью родного дома, принадлежавшего некогда многочисленному семейству, от которого остался один он, Альваро перебирает в памяти всю свою жизнь, историю семьи, историю Испании.

Прошлое и настоящее мешаются в его сознании, образуя калейдоскопическую картину из людей и событий; постепенно вырисовываются контуры семейной истории, неразрывно связанной с историей страны.

В свое время богатейшему семейству Мендиола принадлежали обширные плантации на Кубе, завод по переработке сахара и множество черных рабов – все это было основой благосостояния процветавшего в ту пору клана. Прадед героя, бедный астурийский идальго, когда-то уехал в Америку, надеясь сколотить состояние, и вполне в этом преуспел.

Совет

Однако далее история семьи идет по нисходящей: дети его унаследовали огромное состояние, но отнюдь не таланты и не работоспособность отца. Сахарный завод пришлось продать, а после того как в 1898 г. Испания потеряла последние колонии, семья распалась.

Дед Альваро обосновался в предместье Барселоны, где купил большой дом и жил на широкую ногу: помимо городского дома у семьи было имение под Барселоной и родовой дом в Йесте. Альваро вспоминает все это, разглядывая альбом с семейными фотографиями.

С них глядят на него люди, которых давно нет в живых: один погиб в гражданскую войну, другой покончил с собой на берегу Женевского озера, кто-то просто умер своей смертью.

Листая альбом, Альваро вспоминает свое детство, набожную сеньориту Лурдес, гувернантку, читавшую ему книгу о младенцах-мучениках; вспоминает, как вскоре после победы Народного фронта, когда по всей Испании жгли церкви, экзальтированная гувернантка пыталась войти вместе с ним в горящую церковь, чтобы пострадать за веру, и была остановлена милисианос. Альваро вспоминает, как враждебно относились в доме к новой власти, как отец уехал в Йесте, а вскоре оттуда пришло известие, что его расстреляли милисианос; как в конце концов семья бежала в курортный городок на юге Франции и там ждала победы франкистов, жадно ловя новости с фронтов. Повзрослев, Альваро разошелся со своими близкими – с теми, кто еще уцелел: все его симпатии на стороне республиканцев. Собственно, размышления о событиях 1936-1939 гг., о том, как они сказались на облике Испании середины шестидесятых, когда Альваро возвращается на родину, красной нитью проходят через всю книгу. Он покинул родину довольно давно, после того как был в штыки встречен его документальный фильм, где он пытался показать не туристический рай, в который режим пытался превратить страну, а другую Испанию – Испанию голодных и обездоленных. После этого фильма он стал парией среди соотечественников и предпочел жить во Франции. Теперь, оглядываясь на свое детство, на близких людей, Альваро видит и оценивает их через призму своих нынешних взглядов. Теплое отношение к родным соединяется с пониманием того, что все они были историческим анахронизмом, что умудрялись жить, не замечая происходящих вокруг перемен, за что судьба и наказала их. Далекие годы гражданской войны приближаются почти вплотную, когда Альваро едет в Йесте взглянуть на то место, где погиб отец. Герой почти не помнит отца, и это мучает его. Стоя у сохранившегося на месте расстрела креста и глядя на пейзаж, почти не изменившийся за про шедшие годы, Альваро пытается представить, что же должен был чувствовать этот человек. Расстрел отца Альваро, а вместе с ним еще нескольких человек был своего рода актом мести: за некоторое время до того правительство жестоко расправилось в этих местах с крестьянами, выступившими против воли властей. О бесчинствах и жестокости Альваро рассказывает один из немногих уцелевших очевидцев этой давней трагедии. Слушая этого крестьянина, Альваро думает о том, что нет и не могло быть правых или виноватых в той войне, как нет побежденных и победителей, есть только проигравшая Испания. Так, в постоянных воспоминаниях проводит Альваро месяц в Испании. Годы, которые он прожил вдали от нее, опьяненный свободой, теперь представляются ему пустыми – он не научился ответственности, которую обрели многие его друзья, оставшиеся в стране. Это чувство ответственности дается тяжелыми испытаниями, такими, например, какие выпали на долю Антонио, друга Альваро, с которым они вместе снимали документальный фильм, вызвавший столько нападок. Антонио был арестован, провел восемнадцать месяцев в тюрьме, а потом выслан в родные края, где он должен был жить под постоянным наблюдением полиции. Областное полицейское управление следило за каждым его шагом и вело записи в специальном дневнике, копию которого адвокат Антонио получил после процесса, – дневник этот обильно цитируется в книге. Альваро вспоминает, что делал он в то время. Его вживание в новую, парижскую жизнь тоже было непростым: обязательное участие в собраниях различных республиканских групп, чтобы не порывать связи с испанской эмиграцией, и участие в мероприятиях левой французской интеллигенции, для которой – после истории с фильмом – он был объектом благотворительности. Альваро вспоминает свою встречу с Долорес, начало их любви, свою поездку на Кубу, друзей, с которыми участвовал в антифранкистском студенческом движении.

Все его попытки связать прошлое и настоящее преследуют лишь одну цель – вновь обрести родину, чувство единения с нею.

Альваро очень болезненно воспринимает происшедшие в стране перемены, то, с какой легкостью острейшие проблемы были прикрыты картонным фасадом процветания ради привлечения туристов, и то, с какой легкостью народ Испании смирился с этим.

В конце своего пребывания в Испании – ив конце романа – Альваро едет на гору Монжуик в Барселоне, где был расстрелян президент Женералитата, правительства Каталонии, Луис Компанис.

И невдалеке от этого места, где конеч но же нет никакого памятника, видит группу туристов, которым гид рассказывает о том, что тут в годы гражданской войны красные расстреливали священнослужителей и высших офицеров, поэтому тут поставлен памятник павшим.

Альваро не обращает внимания на привычно официальную трактовку национальной трагедии, к этому он давно привык. Его поражает то, что туристы фотографируются на фоне памятника, переспрашивая друг друга, о какой войне говорил гид. И глядя с высоты Монжуика на лежащую внизу Барселону, Альваро думает о том, что победа режима – еще не победа, что жизнь народа все равно идет сама по себе и что он должен попытаться запечатлеть правдиво то, чему был свидетелем. Таков внутренний итог его поездки на родину.

(No Ratings Yet)
Loading…

Характеристика усипка,утруска.

Ви зараз читаєте: Краткое содержание Особые приметы – Гойтисоло Хуан« Чарівна сила таланту (життя і творчість Євгена Гуцала)Сила любви (по новелле О’Генри “Дары волхвов”) (1 вариант) »

Источник: https://ukr-lit.com/kratkoe-soderzhanie-osobye-primety-gojtisolo-xuan/

Ссылка на основную публикацию
Adblock
detector