В. С. Гроссман
Творчество В. С. Гроссмана характеризуется трагической эволюцией: от романтических взглядов на революцию и советское государство писатель переходит к резкой критике и революции, и тоталитаризма.
Первая публикация Гроссмана – рассказ “В городе Бердичеве” – относится к 1934 году.
В годы войны он пишет замечательные очерки о Сталинградской битве, а также повесть “Народ бессмертен” (1942).
В 1952 году выходит роман “За правое дело”, а с 1953 по 1960 год Гроссман работает над романом “Жизнь и судьба”. Два эти романа составляют дилогию.
Но в 1961 году, в период “оттепели”, роман был арестован и стал не фактом литературы 60-х годов, а одним из произведений “возвращенной литературы”.
Исследователи сопоставляют “Жизнь и судьбу” Гроссмана с “Войной и миром” JI. Н. Толстого.
“Война и мир” и “Жизнь и судьба” – большие эпические полотна, изображающие жизнь нации в переломный момент: в годы Отечественной войны 1812 года – у Толстого, и в годы Великой Отечественной войны – у Гроссмана.
В обеих эпопеях романическое начало связано с жизнями семей – Болконских и Ростовых у Толстого, Шапошниковых и Штрумов у Гроссмана. Смысловыми центрами произведений являются сражения, изменившие ход войны, ход истории: Бородинская и Сталинградская битвы соответственно…
Что касается художественного метода “Жизни и судьбы”, то Гроссман верен соцреалистической эстетике. Новые идеи выражены у него в старых формах. Об этом произведении Лейдерман сказал: “Соцреализм с человеческим лицом”. “Жизнь и судьба” – панорамный роман соцреализма.
В нем 15 сюжетных линий и главных героев, сюжеты которых развиваются параллельно: все – через призму войны. Всего в произведении около 260 действующих лиц. Организационным центром является голос автора и герои, которые выступают рупором его идей.
Роман идеологичен, и главная идея – идея духовной свободы человека.
В связи с темой свободы Гроссман исследует проблему массовой покорности людей и антисемитизма; показывает разнообразие насилия (коллективизация, фашизм, Лубянка, НИИ); о свободе, насилии и покорности рассуждает автор в лирико-публицистических отступлениях. В изображении Сталинградской битвы как призмы войны – разоблачение вождизма: воюет народ!
Главным конфликтом “Жизни и судьбы” является спор между победившим народом и победившим государством, проблема насилия государства над народом. Сюжетные линии героев противопоставляются: Новиков – Гетманов, Штрум,- ученые в НИИ, Осипов – Ершов, Крымов – Греков.
Эти частные цепочки противостояния выливаются в идеи противостояния народа и государства: “соотношение тяжести хрупкого человеческого тела и колоссального государства”. Гроссман сказал новое о войне. По мнению писателя, нет разницы между фашизмом Германии и тоталитаризмом СССР.
Тогда зачем же война? Кто и за что воюет? Это борьба против сверхтоталитаризма обеих держав. Бой идет за свободу личности.
Лучшие страницы в антитоталитарном романе посвящены теме любви – это линии Жени и Новикова, Штрума и Маши Соколовой, Сережи Шапошникова и Кати, Веры и Викторова.
Здесь частное, мелкое (очереди, прописки, автобусы, коммунальные кухни) – как главное.
Частная жизнь изображается Гроссманом как главное, иногда – с позиций экзистенциализма (письмо Штруму из гетто, прощание Людмилы Николаевны с сыном на могиле).
В “Жизни и судьбе” Гроссман утверждает идею свободы многообразия жизни. Он отрицает психологию “винтика” и показывает многообразие всего и неповторимость. По Гроссману, это единственно возможное условие свободы. При сложной композиции, множестве героев каждому из них (Штрум, Крымов, Даренский, Новиков, Греков и др.) Гроссман дает пережить миг свободы.
Романом “Жизнь и судьба” Гроссман на десятилетия опередил свое время.
(No Ratings Yet)
Источник: https://goldsoch.info/v-s-grossman/
Сочинение по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»
Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» – одно из тех произведений, путь к читателю которых складывался непросто. Роман писался почти три десятилетия назад, но не был напечатан. Как и многие, он увидел свет уже после смерти автора.
Можно сказать, что это одно из самых ярких и значительных произведений послевоенной русской литературы. «Жизнь и судьба» охватывает события военных и предвоенных лет, захватывает важнейшие события нашего бытия.
Через весь роман проходит мысль о том, что во всех жизненных ситуациях главное – судьба человека, что каждый человек – это целый мир, который нельзя ущемить, не ущемляя одновременно интересов всего народа. Эта мысль глубоко гуманистична.
Утверждая высокий гуманистический идеал любви и уважение к человеку, В. Гроссман разоблачает все то, что направлено против человека, что уничтожает его неповторимую личность. В романе сопоставляются два режима – гитлеровский и сталинский. По-моему, В.
Гроссман одним из первых наших писателей, критикуя то, что мы сегодня смело называем «сталинщиной», пытается определить корни, причины этого явления. Как гитлеризм, так и сталинизм уничтожают в человеке главное – его достоинство.
Вот почему роман, воюя со сталинизмом, защищает, отстаивает достоинство личности, рассматривая ее в самом центре всех поставленных вопросов.
Личная судьба человека, живущего в тоталитарном государстве, может сложиться благополучно или драматически, но она всегда трагична, так как человек не может исполнить свое жизненное предназначение иначе, как став деталью машины. Если машина совершает преступление, человек не может отказаться быть ее соучастником. Он им станет – хотя бы в качестве жертвы. Жертва может сгнить в лагере или счастливо умереть в кругу семьи.
Трагедия народа, по В. Гроссману, заключается в том, что, ведя освободительную войну, он, по сути дела, ведет войну на два фронта. Во главе народа-освободителя стоит тиран и преступник, который усматривает в победе народа свою победу, победу своей личной власти.
На войне человек получает право стать личностью, он получает возможность выбора. В доме «шесть дробь один» Греков совершает один выбор, а Крымов, пишущий на него донос, – другой. И в этом выборе выражается суть данного человека.
Идея романа, мне кажется, заключается в том, что война у В. Гроссмана – огромная беда и в то же время огромное очищение. Война точно определяет, кто есть кто и кто чего стоит. Есть Новиков, и есть Гетманов. Есть майор Ершов, и есть те, кто даже на краю смерти шарахаются от его смелости и свободы.
Новиков – умный, совестливый комкор, который не может относиться к солдатам как к живой силе и побеждает врага военным умением на поле боя. Рядом с ним бригадный комиссар Гетманов – человек номенклатуры. На первый взгляд он кажется обаятельным и простым, но на самом деле он живет по классовым законам: к себе он применяет одни мерки, а к другим – иные.
И побеждает только совесть, правда, человечность, проходящая жестокое испытание. Ни соображения Сталина, ни его лозунги и призывы не были победоносны. Дрались за другое, что-то светлое и необходимое, даже если оно прикрывалось звонким лозунгом.
Деление на категории, навешиванье ярлыков «врагов народа» – все это ушло, как навязанная фальшь. Открылось главное: во имя чего и ради чего должен жить человек, ценящий себя и свободу духа. Очень ярким в этом смысле мне кажется образ Грекова, один из самых привлекательных в романе.
Греков не боится никого – ни немцев, ни начальства, ни комиссара Крымова. Это смелый, внутренне свободный, независимый человек.
Дискуссии о свободе, о добре и доброте, о дружбе, о причинах полной покорности человека перед лицом тотального насилия развертываются у В. Гроссмана под пулями, на пороге газовой камеры, на квартирах ученых в Казани и в камерах Лубянки. В.
Гроссман погружается в самые ндзы бесчеловечной войны и бросает взгляд на ее верхи: в штаб Еременко и в штаб Паулюса.
Писатель наблюдает воронку, в которой одновременно прячутся от смерти русские и немец, видит физический страх и духовное благородство, святой порыв и предательство, грубость, нежность, слезы.
Греков уже недвусмысленно поглядывает на радистку Катю, желая урвать от жизни хоть что-то, пока он жив. Но и это циничное чувство в конце концов растворяется в самоотрешении, и он отсылает Катю и ее возлюбленного Сережу прочь из дома, спасая их самих и их любовь.
Вместе с тем В. Гроссман показывает и античеловеческую сущность войны: осажденный Сталинград воюет на последней кромке берега, героически сопротивляются защитники города. А рядом – будничные заботы, борьба зависти, тщеславия и настоящей любви.
Впервые писатель показывает не сюжет, а философствует о войне. Широкомасштабность охвата явлений роднит роман В. Гроссмана с толстовской эпопеей «Война и мир». У В. Гроссмана тот же размах, то же сплетение линий жизни, судеб в один узел, их схождение в одно историческое действо.
Источник: http://www.school-essays.info/sochinenie-po-romanu-vasiliya-grossmana-zhizn-i-sudba/
Гроссман, Виктор Азриэлевич, сочинения
| Имя | Виктор Гроссман |
| Дата рождения | 27.09.1887 |
| Место рождения | в Батуми |
| Дата смерти | 1978 |
| Место смерти | в Вологде |
| Род деятельности | литературовед, прозаик |
| Жанр | биография |
| Язык произведений | русский |
Гроссман, Виктор Азриэлевич (27.09.1887, Батуми — 1978, Вологда) — писатель и литературовед.
Автор исследований об А. В. Сухово-Кобылине («Дело Сухово-Кобылина»), романов «Арион» (об А. С. Пушкине), «После восстания», «Минувшие дни», пьес «Пушкин в Москве», «Ахилл», «Дубровский» и других. Писал статьи о К. Н. Батюшкове, М. Ю. Лермонтове, А. С. Пушкине.
Литературой стал заниматься еще в 1905 году, по высокой рекомендации В. Короленко. Родился в семье присяжного поверенного. Окончил Одесскую гимназию, получил прекрасное юридическое образование в Лейпцигском университете и Сорбонне.
До 1926 года занимался адвокатской практикой и активной политической деятельностью в Москве. Еще до революции был гласным Московской Думы от партии эсеров. После революции в его личном деле стояла пометка: «Пригоден для занятия высших должностей в государстве».
Работал в Рабоче-крестьянской инспекции, был представителем в Наркомате по делам национальностей.
Особо увлекался исследованием творчества Пушкина. Был научным редактором книги В. В. Вересаева «Спутники Пушкина». Ему принадлежит предисловие к этому литературному исследованию. В 1920-х-1930-х годах работал завлитом во МХАТе. Его пьеса «Дубровский» («Искусство», 1937 год), написанная по пушкинской повести, шла во многих театрах страны.
В ответ на книгу Леонида Гроссмана «Преступление Сухово-Кобылина» Виктор Гроссман написал в 1936 году книгу «Дело Сухово-Кобылина» (Москва, государственное издательство «Художественная литература»), в которой защитил доброе имя писателя, доказав его непричастность к убийству Луизы Симон-Деманш.
Был репрессирован, в общей сложности провёл в лагерях больше полутора десятка лет (1938—1946, 1948—1955). В ГУЛАГе задумал роман о Пушкине «Арион», который написал после освобождения.
Роман вышел в свет в 1966 году (Москва, издательство «Советский писатель»), переведен на чешский язык, печатался во Франции.
Роман «После восстания» уже после реабилитации автора написан в Вологде в 1967 году и издан в «Северо-Западном книжном издательстве», в Архангельске.
После освобождения писатель поселился в Вологде, откуда и был репрессирован повторно. Возвратился опять в Вологду, был восстановлен в Союзе Писателей, стал одним из отцов-основателей Вологодской писательской организации. Преподавал в Вологодском педагогическом институте.
В 1966 году опубликовал в журнале «Север» главы из своих мемуаров «Минувшие дни».
После смерти писателя остались неопубликованными ряд очерков и «Этюды о Пушкине», часть из которых — это главы, вычеркнутые редакторами из рукописей книг, вероятно, по соображениям цензуры. Была создана Комиссия по литературному наследию В. Гроссмана, но по ряду причин ей не удалось довести до читателя неизданные материалы. Часть рукописей была утрачена.
Через двадцать четыре года после его смерти Исаак Абрамович Подольный, профессор Вологодского педагогического университета, опубликовал два первых его этюда в виде миникнижки с блестящими иллюстрациями заслуженного художника России Михаила Копьёва. Весь маленький тираж в подарочном исполнении оформил замечательный мастер, вологжанин Владимир Богачёв. В книгу включены переданные семьей автора две ранее не публиковавшиеся вещи: «Еврейская попадья» и «Почётный академик».
Сочинения
Пьесы
- Пушкин в Москве
- Ахилл
- Дубровский
;Художественные произведения
- Дело Сухово-Кобылина. М., 1936
- Арион, 1966
- После восстания, 1967
- Еврейская Попадья, 2002
- Татьяны милый идеал, 2003
- «Этюды о Пушкине». Евгений Онегин: наблюдения и комментарии.«Заметки на полях «ОНЕГИНА». Выпуск 5. Автор проекта и составитель И.А. Подольный. Вологда, 2012.
;Мемуары
Источник: http://www.cultin.ru/writers-grossman-viktor-azriehlevich
Анализ романа Гроссмана “Жизнь и судьба”
Тема Великой Отечественной войны постоянно тревожит умы и сердца многих современных писателей, поэтов, историков.
Об этой страшной странице нашей истории мы узнаём из книг, фильмов, старых военных фотографий, из воспоминаний ветеранов, которых, к нашему большому сожалению, остаётся всё меньше и меньше.
Многие наши известные писатели не раз обращались к этой героической теме. М. Шолохов, Б. Васильев, Ю. Бондарев, В. Быков – вот далеко не полный перечень авторов замечательных книг о войне.
Но здесь я хочу обратиться к роману В. Гроссмана “Жизнь и судьба”. Данное произведение было создано в 1960 году, но только спустя двадцать лет эта книга стала известной, и с ней ознакомился повседневный читатель.
В ней автор описывает самый трагический момент Великой Отечественной войны – Сталинградскую битву. Само произведение поражает не только ярким описанием военных действий. Главное – это судьбы и характеры людей.
Герои Гроссмана сталкиваются в неравных, жестоких боях не только с врагом, но и со своим тоталитарным государством бесцеремонно вмешивается во все сферы повседневной жизни.
Один из главных героев романа капитан Греков. Это смелый, отчаянный, с обострённым чувством справедливости, человек. Но система уже взяла его на карандаш. Человек, отразивший более тридцати атак, подбивший восемь тяжелых боевых машин, подозревается в партизанщине, он считается опасным элемент.
Комиссар Крымов, из политуправления фронтом, направляется в окружённый фашистами дом, чтобы не допустить своеволие, так как не вписывается в принятые нормы. Миссия комиссара заключается в установки большевистского порядка на прибывшей позиции.
Да, Греков действительно героически сражается не щадя своей жизни, да, он смеётся над смертью, но – уничтожить “государство в государстве”, уничтожить дух свободолюбия, превратить бойцов в послушное стадо. Но опытному Крымову не удалось выполнить эту подлую задачу.
В этом доме – крепости он встретил достойный отпор от людей сильных и свободных, которые не спасовали перед партийным посланцем. Вместо безропотного внимания, комиссар вынужден выслушивать насмешливые вопросы: когда распустят колхозы, когда начнёт действовать лозунг: “Каждому по потребности”.
Смертельная опасность, нависшая над страной, как ни странно, освободила большинство людей от рабского, бездумного подчинения перед “системой”. На протяжении нескольких десятилетий государство активно подавляло инакомыслие, насаждало страх, поощряло доносы. Только геройская смерть спасла капитана Грекова отвечать по доносу за несуществующие грехи.
Чтобы на себя взять ответственность и не выполнить приказ командования в военное время, требуется большое мужество.
Командир танкового корпуса, генерал Новиков, вопреки приказу командующего фронтом и Сталина, продлил артподготовку на восемь минут, чтобы сохранить больше жизней “юных необстрелянных ребят из пополнения”. Но комиссар Гетманов считает по-другому.
Посылать людей на смерть ради высокой цели это естественно, и не только в военное время, а о проступке Новикова надо сообщить куда следует.
Роман В. Гроссмана – книга о подвиге русского народа в жесточайшей войне за всю историю человечества. Но не только. Через весь роман писатель проводит незримую нравственную черту. По одну сторону писатель ставит таких как Крымов, Гетманов и многих других.
К тому же на этой стороне мощнейший государственный аппарат насилия. По другую – Греков, Новиков и те немногочисленные бунтари, которым свобода и независимость дороже жизни.
После прочтения этого произведения мастер оставляет нам право самим сделать выбор, на чьей мы стороне.
Источник: https://www.lang-lit.ru/2016/01/analiz-romana-grossmana-zhizn-i-sudba.html
Ошеломляющие прозрения (по роману Гроссмана «Жизнь и судьба»)
Казалось, роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» никогда не увидит читателя. Написанный и уничтоженный в шестидесятые годы, этот роман был чудом спасен и возвращен читателям в восьмидесятые.
Некоторые критики сравнивают «Жизнь и судьбу» с романом Л. Толстого «Война и мир». И это, наверное, справедливо. Во всяком случае, когда я читала этот роман, у меня возникали похожие ощущения.
И дело не в том, что Гроссман подражает Толстому — говорить так было бы несправедливо. «Жизнь и судьба» — самостоятельное произведение, не похожее ни на какое другое-.
Дело во внутренней похожести тем: описать судьбу целого поколения можно лишь подробно анализируя поступки своих героев, как это делали и Толстой и Гроссман.
Но Толстой сплетает и связывает ткань повествования, а Гроссман стыкует и сталкивает. Каждый атом его повествования разрывается от внутренних противоречий. Палач плачет над своей жертвой. Национал-социализм входит в жизнь по-свойски, с шуточками.
Лагерь выстроен «ради добра». «В детской кремовой коляске сложены противотанковые мины». Происходит соединение несоединимого. Ад обживается. Бойцы между атаками чинят ходики. Мать, потерявшая сына, продолжает разговаривать с ним, стоя на пороге его пустой комнаты.
Это — безумие, ставшее нормой.
Гроссман, ошеломляет, встряхивает, но сам остается внешне безучастен.
И от этого еще страшнее, и тем сильнее действуют на нас, его читателей, отдельные пронзительные эпизоды: крик Новикова командиру дивизии в момент начала решающей атаки:- «Белов, жарь!» и крик слепого инвалида, отброшенного толпой при посадке в автобус в переполненном эвакуированными тыловом городе — птичий крик; плачущее лицо недорасстрелянного дезертира, приползшего из оврага обратно к конвоирам в барак; прыгающие буквы, какими. Штурм пишет жене на клочке бумаги, что по телефону с ним будет говорить Сталин. Это все эпизоды, которые рассказывают о том времени больше, чем иные трактаты и монографии. Это — классика. Крестный путь Софьи Левинтон в газовую камеру, ее предсмертный монолог, ее мысль, сберечь мальчика, который погибнет на мгновение раньше нее, — это страницы мировой классики. И письмо матери Штурма, прощальное письмо обреченной, загнанной в гетто, ожидающей казни женщины, — сыну, строчки, которыми только и длится еще ее отрезанная от жизни судьба, — это строчки великой книги человечества о себе. Гроссман написал книгу, которая, безусловно, войдет в память человечества.
Человек у Гроссмана — тайна для самого себя. Вот он стоит перед судьбой одинокий, как перст, и вдруг открывает в себе совершенно неведомые силы. Там, на дне души человека, — тайна, неведомая ему самому. Там сила, которая рождается из обреченности.
Мучителен и горек момент, когда личность выпадает из времени — в пустоту. Гроссман раскрывает эту драму в сложнейших сценах, когда «тевтонское воинство», разбитое и окруженное в Сталинграде, распадается на жалкие, безобразные, беззащитные фигуры, и эти фигуры вновь напоминают людей.
И это же мучительное освобождение человека из силы в бессилие происходит в Крымове, когда следователь, спокойно обойдя стол, «дает ему в зубы». И в этом следователе Крымов впервые в жизни признает не «чужака», не «плохого человека», пробравшегося на важный пост, а свое собственное отражение, самого себя в прошлом, свою непримиримость, свой фанатизм.
И в этом — все то же «ошеломляющее прозрение». Автор «Жизни и судьбы» в 1960 году понимал то, что мы поняли только недавно. Он понимал и больше. И прежде всего в этом тяжелейшем вопросе — кто за что расплачивается. Не «хорошие» люди, претерпевшие от «плохих» людей, а сильные и честные люди, что расплачиваются за свои же иллюзии и дела.
Это нелегко сказать себе, нелегко признать и понять, это страшно сознавать.
Гроссман понял, признал, сказал это еще в 1960-м. Сказал так, что и поныне это открытие обжигает. «Ошеломляющее прозрение» — и мы увидели и с болью осознали себя и то запутанное в клубок время, в котором мы живем. Так — было. А как — будет? Решать только нам.
(No Ratings Yet)
Источник: https://school-essay.ru/oshelomlyayushhie-prozreniya-po-romanu-grossmana-zhizn-i-sudba.html
Чем закончились попытки Василия Гроссмана рассказать правду о войне?
Будущий писатель родился 12 декабря (29 ноября) 1905 года в Бердичеве, где его отец работал инженером-химиком, а мать преподавала французский язык. Правда, звали его тогда Иосифом, а отчество было Соломонович. «Русифицировал» свое имя он уже в советское время.
Когда подошло время получать образование, родители определили сына в киевское реальное училище. Но вскоре по стране прокатилась череда революций, а затем и гражданская война. Пришлось Гроссману вернуться в родной Бердичев и доучиваться там в единой трудовой школе. В 1921 году Василий поступил в Киевский институт народного образования, а затем перебрался в Москву, где продолжил обучение на химическом отделении физмата МГУ.
Именно к периоду учебы Гроссмана в Москве относятся «пробы пера». Первые небольшие рассказы были во многом подражательными, ничто в них не предвещало, что автор со временем вырастет в крупного прозаика. Писать Василий продолжил в Донбасе, где работал после окончания Университета. Здесь Гроссман встретился со многими интересными и самобытными людьми, глубже узнал жизнь народа.
Этапным в судьбе Гроссмана стал рассказ «В городе Бердичеве» о беременной женщине-комиссаре, оказавшейся в захваченном белыми городе, написанный в начале 30-х годов. О рассказе благожелательно отозвался Максим Горький, с которым у автора был долгий разговор. После этого Гроссман решил серьезно заняться писательским трудом. В 1934 году увидела свет его первая повесть «Глюкауф», в которой писатель попытался многопланово показать жизнь шахтеров. Вскоре были опубликованы несколько сборников рассказов.
Воодушевленный успехом, Гроссман принялся за серьезный роман о жизни рабочего парня, втянутого силой обстоятельств в революционную борьбу и ставшего сознательным большевиком. Две части романа «Степан Кольчугин», задуманного как трилогия, были опубликованы перед войной и удостоились хороших отзывов критики. Роман даже выдвигался на Сталинскую премию, а это для молодого автора, только что принятого в Союз писателей, несомненный успех.
В этот период Гроссман совершил поступок, на который тогда мог отважиться далеко не каждый. Писатель «увел» жену Ольгу у своего собрата по перу Бориса Губера. А когда в период репрессий 1937 года арестовали Бориса и Ольгу, забрал их детей к себе и стал ходить по инстанциям, добиваясь освобождения женщины. Удивительно, но он смог добиться освобождения Ольги, доказав, что она фактически была его супругой, а не женой арестованного Губера.
Когда началась Великая Отечественная война, Гроссман, как и многие писатели, стал военным корреспондентом. По заданиям газеты «Красная звезда» он бывал на фронтах, не раз попадал под бомбежки и обстрелы, так как всегда стремился добраться до передовой, где и находил героев для своих очерков и рассказов о войне.
Стоит отметить, что в период войны Гроссман пользовался авторитетом не только у читателей, но и у власти. Его избрали в правление Союза писателей, его очерки «Красная звезда» печатала с продолжениями в нескольких номерах, а затем их перепечатывали другие издания. Уже в 1942 году была опубликована его повесть «Народ бессмертен», а в 1943 году — художественно-документальная книга «Сталинград» и большой очерк «Направление главного удара», который по указанию Сталина был перепечатан другими изданиями. С этого времени Сталинград надолго вошел в его творчество. Кстати, под Сталинградом он получил свою первую боевую награду — орден Красной Звезды.
После войны, которую Гроссман до конца прошел военным корреспондентом, для него начались «черные дни». В 1946 году была буквально разгромлена критикой его пьеса «Если верить пифагорейцам». Через три года был уничтожен уже готовый тираж «Чёрной книги», посвященной геноциду. И это притом, что его крупный очерк о геноциде евреев «Треблинский ад» распространялся отдельной брошюрой на Нюрнбергском процессе как документ от обвинения.
Очень тяжело «пробивался» к читателям задуманный еще в 1943 году роман, первоначально названный автором «Сталинград». Его пришлось неоднократно переделывать в угоду цензуре, даже изменить название на «За правое дело». Журнальный вариант романа вышел в «Новом мире» в 1952 году. Его хорошо встретили читатели, благожелательны были и первые рецензии. Но затем появилась разгромная статья в «Правде». Что такое в то время стать автором произведения с «антисоветской сущностью», объяснять не надо.
После смерти Сталина о былой травле романа благополучно забыли и даже разрешили его напечатать сразу в нескольких издательствах. Окрыленный Гроссман принялся за новый роман, не представляя, что ожидает это произведение. В 1960 году Гросман отдал в журнал «Знамя» роман «Жизнь и судьба», в котором, как и в предыдущем, пытался без прикрас рассказать читателям всю страшную правду о войне. Редколлегия журнала «мурыжила» роман более полугода, а затем сделала вывод, что он «для публикации неприемлем».
Над автором снова стали сгущаться тучи. По совету друзей Гроссман отдал несколько экземпляров рукописи на хранение в надежные руки. Сделал он это вовремя. В феврале 1961 года к писателю пришли «люди в штатском». Вели они себя корректно и даже предупредительно, но рукопись романа и все черновики забрали. Любопытно, что черновики и наброски других произведений не тронули, а ведь среди них был и черновой вариант повести «Все течет», в которой тоже хватало «крамолы».
Особых репрессий в отношении Гроссмана не последовало, его просто практически перестали печатать. Времена были уже не сталинские, и Гроссман обратился с письмом к Хрущеву. Генсек не откликнулся, но писателя принял Суслов, который посоветовал об этом романе забыть, но работать продолжать и даже пообещал выпустить пятитомное собрание сочинений Гроссмана. Вскоре с одним из издательств начались переговоры об издании пятитомника, но их постепенно умело свели на нет.
Источник: https://ShkolaZhizni.ru/biographies/articles/21741/
Сочинение по роману В. Гроссмана “Жизнь и судьба”, – Сочинения по литературе
Сочинение на тему «Проблема человека и общества в романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба»
У Л. Аннинского, в его статье, посвященной роману «Жизнь и судьба «, есть интересное наблюдение: «Время у Гроссмана — природная мания, и никакое противостояние здесь невозможно.
Можно лишь совпасть со временем, с фазой потока. Или не совпасть. Василий Гроссман вместе со своей книгой не совпал. Он ушел вперед. Мы только теперь созрели, чтобы обнародовать, понять и принять правду этой книги. Поэтому роман и не кажется устаревшим.
Он и сегодня, спустя четверть века, выходит все еще вовремя» (Л. Аннинский).
Название книги глубоко символично. Наша жизнь определяет нашу судьбу: «Человек волен идти по жизни. Потому что он хочет, но он волен и хотеть».
Как же тогда «договаривается» человек с жизнью (обществом, государством)? В чем тогда осуществляется принцип «добра» и «свободы» в условиях существующего строя? Именно эта глобальная проблема — человек и общество — в первую очередь интересует автора романа.
Как же он решает ее? Все события, значительные и незначительные, и судьбы каждого из героев связаны со Сталинградской битвой. В образах ключевых фигур романа — Штрума, Крымова и Гетманова — Гроссман воплотил свое представление о трех исходных вариантах взаимоотношений человека и общества, о сынах и пасынках истории.
Крымов — старый большевик, комиссар, верой и правдой служивший революции, идею свободы отдавший за идею долга перед государством, одобрявший насилие над инакомыслящими. После посещения дома шесть дробь один он пишет донос на Грекова, командира маленького отряда красноармейцев, многие дни сдерживающего атаки гитлеровцев.
Здесь, окруженные врагами, обреченные на гибель люди Грекова чувствуют себя более свободными, чем раньше, до войны. Они не боятся говорить правду. Не скрывают своих мыслей, ощущают свое равенство друг с другом. Философия Грекова о необходимости свободы человека от государства кажется Крымову крамольной, вредной, даже вредительской.
Недаром у него возникает подозрение, что его ранила не случайная пуля, а именно пуля Грекова. Комиссар чувствует в этом сильном, независимом человеке не только своего личного врага, а врага общества, в строительство которого он, Крымов, вложил столько сил.
Комиссар сомневается, размышляет, постоянно думает над жизнеустройством и не находит в себе чувства удовлетворения тем, что сотворили из своей страны, своего народа он и его товарищи по борьбе… «С живого тела революции сдиралась кожа, в нее хотело рядиться новое время, а кровавое живое мясо, внутренности пролетарской революции шли на свалку.
Новое время не нуждалось в них. Нужна была шкура революции… Но был другой мозг, другие легкие, печень, глаза… Великий Сталин! Раб времени и обстоятельств.
А те, кто не кланялся перед новым временем, шли на свалку… Теперь он знал, как раскалывали человека”. Осмысливая свою жизнь и путь, пройденный страной, он мысленно возвращается к дому шесть дробь один и теперь не находит в Грекове врага — его мучают угрызения совести за тот донос.
Крымов дорог Гроссману тем, что в ужасных обстоятельствах несвободы, насилия он не отдал свою комиссарскую душу на поругание, сохранил в себе человеческое достоинство. «Самое трудное быть пасынком времени. Нет тяжелее участи пасынка, живущего не в свое время.
Время любит лишь тех, кого оно породило, — своих детей, героев, тружеников».
Крымов предпочел остаться пасынком, не приняв ни философии, ни морали, ни идей тех, кто были детьми времени. Интересна в этом отношении судьба Штрума — талантливого физика, сделавшего открытие, способное умножить мощь советского государства, — но при этом чуть не превращенного им в пасынка.
И здесь важный поворот в его судьбе совершает автор. Виктор Павлови ч Штрум, страшась быть уничтоженным, подписывает верноподданни ческое письмо, которое может сыграть негативную роль в судьбе других людей, например евреев, ученых поменьше масштабом. Но не будем торопиться осуждать поступок героя, негодовать по этому поводу.
Сам герой судит себя: не к подвигу нужно стремиться, размышляет он, не делить жизнь во имя идеи на «белое-черное», а сомневаться, страдать. Переживать по-своему все происходящее, т. е. быть человеком, жить по совести своей, а не навязанной обществом, — только тогда можно быть свободным человеком.
В тоталитарном государстве совестливый человек — всегда пасынок времени. Его судьба трагична. Штрума спасает звонок Сталина. Но это случайность. Закономерность же такова, что мы не можем предсказать итог его жизни, ведь впереди еще 1947 год.
Чтобы понять Крымова и Штрума до конца, нужно ответить и на вопрос, кто же сыны своей эпохи. Кого она взлелеяла и кому дала власть над людьми.
Гетманов — человек, на первый взгляд, обаятельный, демократи чный, умный. «Но самым искренним, был самим собой и когда требовал плана с секретарей райкомов и срезал последние граммы с колхозных трудодней, и когда занижал зарплату рабочим…», и когда пекся о благе тех самых рабочих. Он совершенно не подозревал в себе «двойного дна».
Восхищаясь комбригом Новиковым, который, задержав наступление своих войск на несколько минут, выждал подходящий момент и тем самым не дал погибнуть многим бойцам, Гетманов тут же пишет на него донос и не находит ни в своих чувствах, ни в своем поступке ничего противоречивого, безнравственного. Двойная мораль, двойственность чувств и поступков — плоть и дух.
Как бы поделенные на две половины, черную и белую, — вот суть этих людей.
Бывший редактор республиканской газеты Сагайдак искренне считал, что «главная цель его газеты воспитывать читателя, т. е. пройти мимо какого-нибудь события, замолчать жестокий недород, идейно не выдержанную поэму, падеж скота, землетрясение, — события эти не имели для него значения».
Он проповедовал «нужные, служащие воспитательной цели взгляды». Гетманов и Сагайдак — это люди, которые правду, совесть, здравый смысл подчинили служению огосударствленной идее: индивидуальное поглощается общественным, отдельный, ничего не значащий, человек, только масса, единодушная, серая, достойна жить.
Несмотря на то, что в романе много трагических эпизодов, ситуаций, судеб, связанных с идеей взаимоотношений человека и общества и ее реализации при существующем строе, — в целом мироощущение Гроссмана вселяет веру и оптимизм.
Вспомним письмо- трактат Иконникова, сформулировавшего теорию зла и добра и беззащитности последнего, о том, что «история человека — это битва великого зла, стремящегося размолоть зернышко человечности», о том, что принцип добра — это «инстинкт участия, шалости».
Сопоставим эпизод убийства русским офицером немецкого солдата после окружения армии Паулюса (ничего не понимающие глаза, улыбающийся рот, мягкое податливое тело и немой укор в глазах: «Меня убили?») со сценой, когда русская баба, обиженная ненавистью к фрицу, все же протягивает ему кусок хлеба.
Или вспомним страницы романа, описывающие проявления человечности, добра, рождающегося на наших глазах в ужасающих обстоятельствах уничтожения людей в газовых камерах (тут Гроссман — большой художник, сумевший воспроизвести словами почти непередаваемое, то, что не пережил сам!).
Все это потрясает не меньше, чем картины фашистского насилия. Кстати, в душе Штрума, когда он подписывал то подлое письмо, пробудился только инстинкт страха. За что он и судит себя по самым суровым меркам.
Итак, проследив за судьбой трех героев, связанных между собой не только событиями и родственными узами, мы разделяем тревогу и надежду В.
Гроссмана: в стране, в которой взаимоотношения между человеком и государством определены идеологией «тотализированной империи», жить очень сложно. Кажется, что ни о каком добре и свободе речи быть не может.
Тогда во имя чего жить? Через страдания, сомнения героев автор приводит читателя к мысли: человек должен стремиться к свободе.
Разве не понятно теперь, почему мы так поздно узнали об этой книге? Хотя я думаю, что в этом «худе» есть и доля «добра». Мы многое пережили, многое поняли — мы морально подготовились к восприятию этого произведения.
Внимание! Для получения значительной скидки, заполните поля и следуйте дальнейшим подсказкам.
Источник: https://referatbooks.ru/literature/essay/sochinenie-po-romanu-v-grossmana-zhizn-i-sudba/
Готовые школьные сочинения
Авг
03 2010
Основная тема произведения Гроссмана
«Рукописи не горят…» Сколько раз уже цитировали эту фразу Воланда, но хочется повторить ее вновь. Наше время – время открытий, возвращенных мастеров, ждавших своего часа, наконец увидевших свет. Роман В.
Гроссмана «Жизнь и судьба», написанный тридцать пять лет назад, пришел к читателю лишь в 1988 году и потряс литературный мир своей современностью, великой силой своего правдивого слова о войне, о жизни, о судьбе. Он отразил свое время.
Лишь теперь, в девяностые, возможно стало говорить и писать о том, о чем размышляет автор романа. И поэтому это произведение принадлежит сегодняшнему дню, оно злободневно и сейчас.
Читая «Жизнь и судьбу», не можешь не поразиться масштабности романа, глубине выводов, сделанных автором. Кажется, что философские идеи сплетаются, образуя причудливую, но гармоничную ткань. Порой увидеть, понять эти идеи сложно.
Где главное, какая основная мысль пронизывает повествование? Что есть жизнь, что есть судьба? «Жизнь такая путаная, …тропки, овраги, болотца, ручейки… А судьба прямая-прямая, струночкой идешь… Жизнь – это свобода», – размышляет автор.
Судьба же – несвобода, рабство, недаром обреченные на смерть в газовых камерах люди чувствуют, как «силится в них чувство судьбы». Судьба не подчиняется воле человека.
Основная тема произведения Гроссмана – свобода. Понятие «свобода», «воля» знакомо и дикому зверю. Но то свобода или несвобода физическая. С появлением человеческого разума смысл этих понятий изменился, стал глубже. Существует свобода моральная, нравственная, свобода мысли, непорабощенность души.
Так что же важнее – сохранить свободу тела или разума? Почему именно эта философская проблема волновала автора? Очевидно, это было предопределено той эпохой, в которой он жил. Два государства встали над миром в то время, сошлись в борьбе, и от исхода этой битвы зависела судьба человечества.
Обе державы, по словам одного из персонажей романа, – государства партийные. «Сила партийного руководителя не требовала таланта ученого, дарования писателя. Она оказывалась над талантом, над дарованием». Под термином «воля партии» подразумевалась воля одного человека, которого сейчас мы называем диктатором.
Оба государства были сходны между собой тем, что граждане их, лишенные официального права мыслить, чувствовать,
вести себя в соответствии со своей индивидуальностью, постоянно ощущали довлеющую над ними силу страха. Так или иначе, государственные здания, больше похожие на тюрьмы, были возведены и казались несокрушимыми. Человеку в них отводилась незначительная роль; куда выше, чем он, стояли государство и выразитель его воли, непогрешимый и могучий. «Фашизм и человек не могут сосуществовать.
На одном полюсе – государство, на другом – потребность человека». Не случайно Гроссман, сравнивая два лагеря, сравнивает тоталитарные государства – Германию и Советский Союз тридцатых-сороковых годов. Люди сидят там за одни и те же «преступления»: неосторожное слово, плохую работу. Это «преступники, не совершившие преступлений».
Разница лишь в том, что немецкий лагерь дан глазами русских военнопленных, знающих, за что они сидят, и готовых к борьбе. Люди же, находящиеся в сибирских лагерях, считают свою судьбу ошибкой, пишут письма в Москву. Десятиклассница Надя Штрум поймет, что тот, к кому обращены ее письма, по сути, и есть виновник происходящего.
Но письма продолжают идти… Сибирский лагерь, пожалуй, страшнее германского. «Попасть к своим в лагерь, свой к своим. Вот где беда!» – говорит Ершов, один из героев романа. К страшному выводу приводит нас Гроссман: тоталитарное государство напоминает огромный лагерь, где заключенные являются и жертвами, и палачами.
Недаром в лагерь желал бы превратить всю страну «философ» Казенеленбоген, в прошлом работник органов безопасности, ныне попавший в камеру на Лубянке, но продолжающий заявлять, что «в слиянии, в уничтожении противоположности между лагерями и запроволочной жизнью и есть… торжество великих принципов».
И вот два таких государства вступают в войну друг против друга, исход которой решался в городе на Волге в сорок втором году.
Один народ, одурманенный речами своего вождя, наступал, мечтая о мировом господстве; другой, отступая, не нуждался в призывах – он копил силы, готовясь отдать миллионы жизней, но победить захватчика, защитить Родину, Что происходит с душами тех, кто теснит армию противника, и что происходит в сердцах теснимых? Для того чтобы повернуть врага вспять, мало довлеющей над народом власти, необходима свобода, и в это тяжелое время она пришла.
Никогда раньше люди не вели таких смелых, правдивых, свободных разговоров, как в дни боев под Сталинградом. Дыхание свободы ощущают люди в Казани, в Москве, но сильнее всего она в «мировом городе», символом которого станет дом «шесть дробь один», где говорят о тридцать седьмом годе и коллективизации. Борясь за независимость Родины, люди, подобные Ершову и Грекову, борются и за свободу личности в своей стране. Греков скажет комиссару Крымову: «Свободы хочу, за нее и воюю». В дни поражений, когда вольная сила поднималась с самого дна людских душ, Сталин чувствует, что… побеждали на полях сражений не только сегодняшние его враги.
Следом за танками Гитлера в пыли, дыму шли все те же, кого он, казалось, навек усмирил, успокоил. «Не только история судит побежденных». Сам Сталин понимает, что если он будет побежден, то ему не простится то, что он сделал со своим народом. В душах людей постепенно поднимается чувство русской национальной гордости. В то же время прозрение приходит к окруженным немецким солдатам, к тем, кто несколько месяцев назад давил в себе остатки сомнений, убеждал себя в правоте фюрера и партии подобно обер-лейтенанту Баху. Сталинградская операция определила исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжается. Так кто же победит – государство или человек?
Ведь с человека начинается свобода. Тоталитарная власть подавляет, чувство страха за жизнь сковывает, рождает покорность перед этой властью. Однако многие люди искренне верят, что в преклонении перед государством, партией, в восприятии высказываний вождя как святых истин заключена их сила. Такие могут не согнуться перед страхом смерти, но с содроганием отвергают сомнения в том, во что верили на протяжении жизни. Таков старый большевик, ленинец Мостовской, услышав из уст гестаповца Лисса то, что мучило его, в чем он даже в душе боялся себе признаться, лишь на мгновение утрачивает уверенность: «Надо отказаться от того, чем жил всю жизнь, осудить то, что защищал и оправдывал». Этот сильный, несгибаемый человек сам ищет несвободу, чувствует облегчение, вновь подчиняясь воле партии, одобряя отправку в лагерь смерти презирающего насилие Ершова. Иным, подобным Магару, Крымову, Штруму, потребовалось поражение для того, чтобы очеловечиться, увидеть правду, вернуть свободу своей душе. Крымов прозревает, попав в камеру, Магар, лишившись свободы, пытается донести свои выводы ученику Абарчу-ку: «Мы не понимаем свободы, мы раздавали ее…
Она основа, смысл, -базис над базисом». Но, столкнувшись с недоверием, фанатичной слепотой, Магар кончает жизнь самоубийством. Дорогую цену заплатил он за духовное раскрепощение. Теряя иллюзии, Магар теряет и смысл существования. Особенно убедительно показано влияние свободы на мысли, поведение человека на примере Штрума. Именно в тот момент, когда «могучая сила свободного слова» целиком поглотила мысли, приходит к Штруму его научная победа, его открытие. Именно тогда, когда отвернулись от него друзья и сила тоталитарного государства давила и угнетала, Штрум найдет в себе силы не погрешить против собственной совести, почувствовать себя свободным. Но звонок Сталина задувает эти ростки свободы, и, лишь подписав подлое, лживое письмо, он ужаснется содеянному, и это поражение вновь откроет его сердце и разум свободе. Самой же сильной, несломленной, непорабощенной человеческой личностью окажется в романе жалкий заключенный немецкого лагеря Иконников, провозглашавший смешные и нелепые категории надклассовой морали. Он найдет в себе силы понять, что прежний идеал его лжив, и найти правду, смысл жизни в доброте, в «эволюции добра».
Прав Ремарк, говоря: «Когда у человека не окажется уже ничего святого, все вновь, но гораздо более человечным образом, становится для него святым». И лишь человеческая доброта спасет мир. Та доброта, что заставит Даренского заступиться за обессилевшего немецкого пленного, а немолодую, обездоленную войной женщину побудит протянуть пленному кусок хлеба. Иконников, веря в доброту, погибнет раскрепощенным, провозгласит перед смертью свободу человека перед судьбой. «Если и теперь человеческое не убито в человеке, то злу уже не одержать победы» – к такому выводу придет он. «Развиваться будет не только мощь человека, но и любовь, душа его… Свобода, жизнь победят рабство», – скажет и Ченыжин.
Писатель во всей глубине изведал трагическую сложность конфликта человека и государства в сталинскую эпоху.
Автор «Жизни и судьбы» ведет к мысли, что, пройдя через великие трагические испытания XX века – кошмары гитлеризма и сталинизма, – человечество начинает сознавать тот факт, что покорность, зависимость личности от обстоятельств, рабство внутри него оказались гораздо сильнее, чем можно было предполагать. Писателя нельзя счесть ни пессимистом, ни оптимистом. Художественное видение современного мира у В. Гроссмана трагедийное.
Финал романа в соответствии с этим видением печален. И в этом тоже заключена глубина его правды, правды автора
Источник: http://www.testsoch.net/osnovnaya-tema-proizvedeniya-grossmana/
В.С.Гроссман «Жизнь и судьба»
Традиции Л.Н. Толстого в русской литературе XX века.
Эпическое и лирическое начало в романах
Л.Н. Толстого «Война и мир» и В.С. Гроссмана «Жизнь и судьба»
Литература жива традициями. Кажется, сегодня эта мысль неоспорима. Несмотря на запальчивые призывы футуристов и пролеткультовцев сбросить классиков с «парохода современности», в лучших произведениях русской литературы XX века используются идейно-художественные завоевания писателей предшествующих эпох. Среди них имя Л.Н.
Толстого занимает не последнее место. Мощь творческих открытий его казалась настолько велика, что уже современники (А.П. Чехов, В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк) ощущали несомненное их влияние. Позднее в этом признавались И. Бунин и И. Шмелев, М. Шолохов и Л. Леонов.
Не раз говорил об опоре на толстовские традиции в своих произведениях и В.С. Гроссман.
Особенно интересно в этом смысле сопоставление жанровых особенностей романов Л.Н. Толстого «Война и мир» и В.С. Гроссмана «Жизнь и судьба». Почти столетие отделяет эти произведения друг от друга. Тем удивительнее острота узнавания связей между ними.
Эпическое и лирическое (романное) начало органически сочетается в обоих произведениях, что позволяет назвать их романом-эпопеей.
Эпичность дает себя знать прежде всего в определении пространства. У Толстого это Россия (Москва и Петербург, Лысые Горы и Бородино), Австрия (Браунау), Франция (Париж).
У Гроссмана Советский Союз (Украина, Сталинград, Саратов, Куйбышев, Казань, Москва) и Германия (Бухенвальд). Также широки и временные рамки романного полотна. У Толстого события разворачиваются на протяжении пятнадцати лет (1805-1820 г.).
У Гроссмана и того больше (первые съезды партии, революция, похороны Ленина, коллективизация, 1937 год – в воспоминаниях героев; Сталинградская битва).
Пространственно-временной размах позволяет воссоздать в обоих романах целую панораму народной жизни. При этом впечатляет количество героев. Среди них и вымышленные персонажи, и реальные исторические лица: Багратион, Барклай, Дохтуров, Бенигсен, Кутузов, Наполеон у Толстого; Гуртьев, Жданов, Сталин, Гитлер у Гроссмана.
Наконец, изображение народной жизни дается в обоих романах на изломе истории, в пору военных испытаний. В «Войне и мире» это Отечественная война 1812 года, у Гроссмана – Великая Отечественная война. Защита отечества, как и Толстому, видится Гроссману «долгой, нелегкой, работой», «великим ратным трудом».
Именно героизм простых солдат и офицеров решает исход войны. Это Тимохин, Тушин, Долохов, Денисов, Николай и Петя Ростовы у Толстого; Греков, Сережа Шапошников, Катя Венгрова, лейтенант Викторов у Гроссмана.
Готовность к подвигу, патриотизм, вера в победу охватывает и тех, кто не должен в силу обстоятельств держать оружие в руках.
Это кузнец Ферапонтов, семья Ростовых, Княжна Марья, Пьер Безухов у Толстого; Штрум, Чепыжин, Маша Соколова, Спиридонов, Вера в «Жизни и судьбе». Напротив, «ловцам наград и выдвижений», таким, как Б. Друбецкой, Берг, номенклатурным работникам и военным карьеристам Гетманову, Гришину, Неудобнову выносится нравственный приговор.
Они «нарост на теле государства», народа.
Отдавая должное роли простых людей в победе над врагом, оба писателя не переоценивают роли командиров. Кутузов лишен всяческого самолюбования, в решающий момент сражения он сознательно уходит на второй план, понимая, что исход битвы решит дух армии, а не его руководство.
Почти аналогичная ситуация у Гроссмана: в результате воздушной атаки засыпан командный пункт батальона, а в нем – командир полка Березкин. Полк успешно сражался без командира.
А вот ощущение командующего фронтом генерал-полковника Еременко, приехавшего на дышащий смертью берег Волги: «он…стоял, как стояли тут, на берегу, тысячи и десятки тысяч солдат, чувствовал, что народная война больше, чем его умение, его власть и воля». Лучший полководец (Кутузов, Новиков) чувствует душу простого солдата: «…то, что в них, то и в нем».
С лирическим (романным) началом связана в обоих романах «мысль семейная». Ростовы и Болконские, Шапошниковы и Штрумы – вот тот «круг отцов, детей, сестер», за которым пристально следят оба писателя. Тема кровного родства, материнства здесь основная. Война же мыслится как сила, разрывающая естественные человеческие связи.
Потрясает изображение горя матери, когда война отнимает у нее сына (у графини Ростовой – Петю, у Людмилы Николаевны – Толю). Своего апогея эта тема достигает в сцене казни Софьи Осиповны Левинтон. Она в газовой камере прижимает к себе шестилетнего Давида, чужого одинокого ребенка. «Я стала матерью», — подумала она. Это была ее последняя мысль».
А как пронзительно по силе материнского чувства прощальное письмо матери Штрума!
Но материнская любовь – это еще и залог победы жизни над смертью, мира над войной. Ждет ребенка Наташа, ждет ребенка и Вера Спиридонова, к котеночку, как к ребенку, проникается нежностью Катя Венгрова в разгар страшных боев, у теленка, которому воин протянул кусочек сахара, «милые глаза огромного младенца».
Характерная черта обоих романов – показ духовных исканий главных героев.
Женя Шапошникова сродни Наташе Ростовой: обаятельная, открытая, естественная в каждом своем движении, она проходит трудный путь и обретает личное счастье, возвращаясь к мужу, от пока благополучного Новикова – к заключенному на Лубянке. Безрассудство? Нет. Она не может позволить себе быть счастливой, когда близкому человеку плохо.
Точно так же Наташа Ростова ухаживала за умирающим Болконским. Путь к обретению внутренней свободы проходят А. Болконский и П. Безухов у Толстого; Новиков, Крымов, Мостовской у Гроссмана. Мысль о духовной свободе, независимости от условностей светской жизни, от власти денег и славы вынашивается героями Толстого. Тема свободы становится основной и в романе Гроссмана.
Только вот обрести ее становится намного сложнее героям XX века, поскольку ценность человеческой жизни в тоталитарном государстве минимальна. Особенно пристально автор всматривается в судьбу Виктора Штрума, образ которого, несомненно, во многом автобиографичен. Поединок с государственной машиной подавления, поединок за свободу дается этому герою очень непросто.
Он пьянеет от смелых, острых разговоров с Каримовым, Марьяровым и – «до жути боится» доноса, страх заполняет все его существо. Он мужественно отказывается от публичного покаяния, но наивно радуется заступничеству Сталина, тому, что бывшие гонители стали ему благоволить. Он забыл, что государство все равно потребует от него демонстрации благонадежности в ответ на защиту.
И он подписывает то, что не должен был подписать, оболгав уважаемых им людей и приняв участие в тех мерзких играх, на которых держалось общество насилия. Почти физически Штрум ощущает, как в нем «росла сила, превращающая его в раба». Но, может быть, именно от его силы поднимается дух сопротивления в его дочери, в ее друзьях, в Соколове.
Капля за каплей приходя к людям, накапливаясь в них, живя в них, свобода точит каменный остров тоталитарной империи.
Судьбы героев обоих романов трагичны, их жизнь полна утрат, однако оба произведения заканчиваются высокой, утверждающей нотой надежды. Война закончена, нарушенная стабильность вековечного порядка восстановлена, а значит – все к лучшему.
«Еще немного и холодно, но совсем уж скоро распахнутся двери и ставни, и пустой дом оживет… пройдет по дому уверенный хозяин».
Значительность, глубина исследования жизни в романах Л.Н. Толстого и В.С. Гроссмана подчеркивается их названиями. Они сходны даже по синтаксическому строению: «Война и мир», «Жизнь и судьба».
Союз «и» призван подчеркнуть диалектическое единство во многом противоположных и взаимодополняющих понятий. Эти понятия глобальны, они обозначают силы, которые часто маленькому человеку неподвластны.
И все же человек, обретающий духовную свободу, может противостоять войне и судьбе, защищая идеалы жизни и мира. Авторы верят в это. И их вера, удесятеренная силой творческого гения, передается читателям.
Share this post for your friends:
Добавить себе
Источник: http://ruslitbalandina.ru/?p=2234
Загрузка...
