Сочинение на тему: “Набоков В.В.”
Набоков В.В.
-
Обзор творчества.
-
Анализ рассказа “ОБЛАКО, ОЗЕРО, БАШНЯ”
“Я не выношу копания в дорогих нам биографиях великих писателей, не выношу, когда люди начинают совать нос в их жизнь, не выношу вульгарности естественного человеческого любопытства, не выношу шуршания юбок в и хихиканья в коридорах времени, и ни один биограф не посмеет заглянуть в мою личную жизнь” (лекции о русской литературе).
Мы не будем разбирать жизнь Набокова.
Цель нашего разговора – увидеть мир, созданный им, и поверьте, для этого совсем необязательно знать, кто был прототипом его Машеньки и была ли Лолита “настоящей”. Мы не дети, чтобы спрашивать после прочитанного: “А это было на самом деле?”, тем более, что Набоков сам ненавидел реализм в общепринятом понимании. “Все великие романы – великие сказки”, говорил он. И создавал эти сказки.
Сказки “душные и холодные”, страшные своей непонятностью тому, кто, подобно сиделке из “Ракового корпуса” Солженицына, восклицает : “Где мне о нас прочесть, о нас?”, чтобы было написано просто и ясно, “по-настоящему”, как в жизни. Набоков отсылает таких читателей к газетным публикациям, к “литературе Больших Идей”, к “картонным тихим донцам”, но вычеркивает их из списка читателей.
Что есть читатель для Набокова? “Одаренный читатель – гражданин мира, не подчиняющийся пространственным и временным законам. Это он – умный, гениальный читатель – вновь и вновь спасает художника от гибельной власти императоров, диктаторов, священников, пуритан, обывателей, политических моралистов, полицейских, почтовых служащих и резонеров.
Позвольте мне набросать портрет этого прекрасного читателя. Он не принадлежит ни к одной определенной нации или классу. Ни один общественный надзиратель или клуб библиофилов не может распоряжаться его душой. Его литературные вкусы не продиктованы теми юношескими чувствами, которые заставляют рядового читателя отождествлять себя с тем или иным персонажем и “пропускать описания”.
Чуткий, заслуживающий восхищения читатель отождествляет себя не с девушкой или юношей в книге, а с тем, кто задумал и сочинил ее. Настоящий читатель не ищет сведений о России в русском романе, понимая, что Россия Толстого или Чехова – это не усредненная историческая Россия, но особый мир, созданный воображением гения.
Настоящий читатель не интересуется большими идеями: его интересуют частности.
Ему нравится книга не потому, что она помогает ему обрести “связь с обществом”(если прибегнуть к чудовищному штампу критиков прогрессивной школы), а потому, что он воспринимает каждую деталь текста, восхищается тем, чем хотел поразить его автор, сияет от изумительных образов, созданных сочинителем, магом, кудесником, художником……Хороший читатель с детства учится остерегаться переводчиков, урезанных шедевров, идиотских фильмов о братьях Карениных, всяческого потворства лентяям и четвертования гениев……Читатели рождаются свободными и должны свободными оставаться”(из лекций по русской литературе). Собcтвенно, уже из этого небольшого отрывка мы можем добыть некоторые сведения о творчестве самого Набокова: во-первых, вопреки распространенному мнению, в его прозе ЕСТЬ ДУША. Во-вторых, мы не найдем в его книгах тех или иных Идей (а как же “для чего написана книга?” Да для того, чтобы избавиться от излишка чудных, восхитительных воспоминаний, сбросить часть их, таких тяжелых, на читателя – и пусть теперь он их носит с собой, кладет на ночь под подушку и заботится об их невредимости).
В-третьих, деталь в его книгах живет почти самостоятельной жизнью, не спрятанной, как у других писателей, а яркой, видимой, ощутимой, отчего язык его называют “очень трудным, чересчур красивым”, а композицию – “строгой и расчетливой” (Жорж Нива, интервью). Но разве может быть красоты “слишком” много? И разве красота совместима с пустотой, в которой обвиняли Набокова и современники (Адамович, Бунин), и сегодняшние критики? О, не верьте тем, кто скажет вам об отсутствии в набоковской прозе жизни, об ее искуственности, о ее бестемности. Писатель, поэт не может писать ни о чем, талант, не найдя выхода в форме, заполнит ее даже непроизвольно (футурист Маяковский, несмотря на ожидаемый от направления формализм, создал чудные, живые стихи. А представительница постмодерна Петрушевская или непонятно за что возведенный в ранг современной классики Шаламов не вызывают ничего, кроме скуки: если подумать, то станет ясно, что это они пишут ни о чем. В их произведениях нет формы – язык их вызывает жалость, и нет содержания художественного, литературного, если только не возводить публицистику в ранг искусства. К чему это я? Да к тому, что в искусстве нет иного критерия, кроме таланта, основывающегося на мастерстве).
А темы Набокова особенно пронзительны, нежны; они созданы воображением, а оно – ничто иное, как “особый род памяти”. Попробуем разграничить их, но не будем забывать, что нет ни одной из них в чистом виде в его прозе, они переплетены (не запутаны, а именно переплетены) в какой-то сложный, единый узор. Итак, вот отдельные нити этого узора:
Детство (“Другие берега”, “Дар”)
Россия (“Машенька”, “Подвиг”, “Дар”)
Любовь (“Камера обскура”, “Король, дама, валет”)
Свобода (“Приглашение на казнь”, “Bend Sinister”)
Творчество (“Подлинная жизнь Себастьяна Найта”, “Пнин”, “Дар”)
Объясню, по какому принципу мы поставили те или иные произведения в соответсвие той или иной теме. Мы руководствовались классическим методом: основная тема романа та, на которой строится интрига. Но никогда не утверждайте, в “Приглашении на казнь” нет темы любви или России, а “Король, дама.
, валет” — всего лишь “классический любовный треугольник”, и ничего более. Еще раз подчеркну: его тема – одна, все остальное – лишь разные грани какой-то единственной, Набоковым не названной.
Возможно, что это “переход из мира творческого в мир реальный ” по Ходасевичу, или же “никого до добра не доводившая” тема Смерти, как считал Адамович, “и другое, другое, другое” — не будем пытаться поймать эту тему в “декольте и вырезах” его прозы.
А оттого, что тема Набокова едина, и все его произведения можно, да , пожалуй, и нужно рассматривать как единое, состоящее из множества фрагментов. Сам Набоков говорил о том, что литература, в отличие от живописи, требует, чтобы произведение было сначала рассмотрено в деталях, во фрагментах, и лишь затем можно охватить его целиком, понять и осознать.
И, не надеясь на сознательность читателя, а может, ограждая свои произведения от обывателя, которому нужна “книжка на ночь”, Набоков строит свои рассказы так, что они ТРЕБУЮТ второго, а то и третьего, четвертого, пятого прочтения.
Первый, общеизвестный его прием, применяемый именно с этой целью (если не рассматривать круг как философский символ творчества Набокова) – кольцевая композиция его рассказов и романов. Даже “Лолита” представляет собой замкнутый контур – помните, зачем Гумберт пишет “свои записки”? Чтобы “употребить их на суде” для спасения души.
Это – как бы попытка исправить прошлое, но он лишь повторяет его, и будет повторять до бесконечности, пока живы его “записки”.
Ключом, открывающим нам метод для чтения произведений Набокова, является рассказ “КРУГ”, в нем же отчасти мы находим основу, объяснение тяги писателя к кольцевой композиции: его рассказы – воспоминания, а воспоминания (здесь — Россия), не проходят, как настоящие события, а повторяются, повторяются, повторяются, пока жив человек.
Следующая особенность его прозы, освещающая кольцо композиции так, чтобы оно предстало перед читателем объемно, ощутимо – яркие детали. Набоков — “мастер детали”.
Его детали, как правило создают отдельную линию в произведении, и, не перекликаясь друг с другом, отражают основную тему произведения, часто обгоняя ее или являясь вариацией (это позволило литературоведам говорить о системе набоковских зеркал; также у набоковедов есть понятие “арлекин”, заменяющее “деталь” ).
Внимательный читатель сможет предугадать развязку его романов. Обратимся к “Лолите” (здесь позволю себе использовать терминологию своей работы о взаимодействии природного и культурного в творчестве Набокова):
Гумберт – носитель культуры, Лолита – природы. Итак, каких “арлекинов” мы встретим в этом романе? Гл.13: фотография в журнале. Венера, наполовину скрытая песком –культура, погружающаяся, утопающая в природном – аллюзия на Гумберта, все более отдающегося инстинктам, отходящего от своего культурного начала.
Еще один яркий эпизод – письма попавшей под колеса Шарлотты: они растерзаны в клочья. Здесь культура олицетворяется письмами, а факт их уничтожения говорит сам за себя. Письма, разорванные, а не прочитанные, вопреки логике, Гумбертом, также отражают его обращение к природному. В 27 гл.
читатель обнаружит бабочку, “надежно приколотую к стенке” – мертвая, разрушенная природа Бабочка – предвестница смерти Лолиты.
Таким образом, культура в параллелях подавляется природой, исчезает – так в конце исчезнет и Гумберт; но и бабочка (кстати, о бабочках – они имеют огромное значение в творчестве Набокова, являясь одним из любимых образов писателя, всегда “отражают” любимых героев) мертва, разрушена “человеком разумным” — так Гумберт сломает мир Лолиты, что в конце концов приведет к ее смерти.
И, разумеется, Набоков блестяще владеет техникой “сочинительства”, в совершенстве зная теорию литературы и ее историю, что может создать проблемы обывателю, не интересующемуся ролью слова в произведении, и понятия не имеющем о Флобере, Уайлде, Кафке, не говоря уже о русской литературе. Повторюсь: так Набоков спасает свои произведения от пошлости, которая вместе с обывателем проникает везде, где есть зацепка, шероховатость, трещинка. А за прозу Набокова “не зацепиться” (А. Битов).
Но, думается, в общих чертах мы описали творчество ВВ Набокова, а теперь подойдем ближе к огромной трехмерной картине, рассмотрим “фрагмент” ее в деталях.
Итак, “Облако, озеро, башня”. Сразу определим героев рассказа: один – Василий Иванович, о котором известно, что он эмигрант, “скромный, кроткий холостяк, прекрасный работник”, “один из ЕГО представителей”, другой – “ОН”, его мы определим позднее.
Василий Иванович выигрывает “увеселительную поездку” и, не сумев от нее отказаться, отправляется в путь. В один из дней экскурсии ему “открылось то самое счастье, о котором он как-то вполгрезы подумал” — чудное место, где он захотел остаться навсегда.
Он быстро решил, как выпишет из Берлина свое нехитрое имущество, и будет жить здесь всегда. Но немцы, остальные члены экскурсии, запрещают ему оставаться, и тащут “как в дикой сказке”, обратно в Берлин.
В Берлине он встречается с тем, чьим “представителем” является, и тот отпускает Василия Ивановича.
Теперь самое время узнать, кто этот загадочный, предстающий в рассказе всесильным распорядителем судеб, человек, который, собственно, и рассказывает нам эту историю. “Он” не какой-то безымянный берлинский работодатель, это Набоков В.В. Как мы приходим к такому выводу?
Во-первых, логически: немцы в рассказе– олицетворение пошлости (“пошлость в набоковской характеристике – переведение единичного во всеобщее” Кузнецов “Утопия одиночества”), а ОН отпустил Василия Ивановича.
А если ОН – такой же эмигрант из России, как сам герой? — спросите вы, — ведь в рассказе о нем ничего не сказано… Исключено: эмигранты с трудом зарабатывали на жизнь, и уж точно не имели возможности быть работодателями.
Во-вторых, исходя из его всесильности: если мы прочитаем рассказ внимательно, мы поймем, что это не повествование с чьих-то слов.
Мир рассказа создается на наших глазах. Проследим это рождение по авторским размышлениям, восклицаниям: “Воспоминание любви, переодетое лугом…..Нас с ним (вот она, вездесущесть и всесильность автора!)…….туда, навсегда, к тебе, моя любовь…”, — это первый пейзаж, не существующий за окном берлинского поезда; эта любовь – Россия.
В описании озера мы встретим возглас “Любовь моя! Послушная моя!” – это обращение к ней, к стране детства., так послушно возникающей по желанию автора. Кроме этого, еще несколько указателей присутствия Набокова обнаружим мы в этом рассказе: “До чего я тебя ненавижу, насущный!” — воскликнет он.
Ненавидит за то, что реальность – здесь “хлеб” — разрывает приглушенный мир мечты, воображения, памяти, отвлекает… Или другое: Василий Иванович завопит, когда ее потащут прочь от его озера, облака, башни “Да ведь это какое-то приглашение на казнь”, — здесь Набоков уже открыто обозначает связь рассказа с одним из своих романов, который в нашей классификации относится к теме СВОБОДЫ. Помимо связи с “Приглашением…”, мы обнаружим сходство и с другим романом, одна из основных тем которого та же – с “Bend Sinister”. Сходство в том, что Набоков отпустил героя романа, профессора Круга, по той же причине, что и Василия Ивановича: и тому, и другому надоело “быть людьми”, у них не осталось сил “жить”. И несомненным символом, объединяющим два произведения, можно назвать ночную бабочку, появляющуюся перед исчезновением героев из произведений (Именно ночную; в “Лолите” она – просто “цветитая”, в “Приглашении на казнь” — снова ночная). Т. е. основных тем рассказа две – Россия и свобода, и это позволяет нам определить место рассказа как фрагмента в общей картине произведений писателя.
Теперь перейдем непосредственно к художественным деталям текста: рассмотрим немецкую компанию экскурсантов, сравним ее с нашим героем. Как мы уже отметили, немцы – олицетворение пошлости в этом рассказе. Первое, что сообщает о них Набоков – их “несколько персон”. Настораживает все словосочетание.
Сначала на эмоциональном уровне – странное звуковое сочетание [н] — [с] — [с] — [н]: змеиный свистящий [с] в обрамлении гладкого и почти нейтрального по звуковым ассоциациям [н]. Затем – на сознательном: они – не люди, не экскурсанты, они – “персоны”, что-то неиндивидуальное, а усредненно-общее.
А такая усредненность и есть пошлость для Набокова. Даже фамилии двух немцев одинаковы, две девицы похожи друг на друга и имеют одинаковые имена, а руководитель этого мероприятия – Шрам, а при обратном прочтении – Марш. Топот многих одинаковых ног, пыль, и ничего яркого, живого.
Жуткая симметрия во всем, недопустимость чего-то единичного (вот почему фамилия Шрам, не имея двойника, отражает себя сама).
Набоков противопоставляет им своего героя, рисует его лишним в этой шумной компании: группа состояла из 4ех женщин и стольких же мужчин, и Василий Иванович не вписывался в эту парность даже в “славной забаве, которой руководил Шрам”: наш герой “три раза ложился в мерзкую тьму, и трижды никого не оказывалось на скамейке, когда он из под нее выползал”. Следующий момент – “нотные листки со стихами от общества”. Не будем сейчас разбирать текст этой песни, но заметим, что “петь ее нужно было хором” — снова навязывание, усреднение, пошлость. Компания стремится и Василия Ивановича лишить индивидуальности, то заставляя его петь, то отбирая и выкидывая “любимый огурец из русской лавки”, который был признан несъедобным только потому, что не входил в обычный набор провизии – т. е. нагружая его “насущным”. И вдруг, среди этой пошлости появляется Россия, и даже немец-хозяин дома с видом на озеро “смутно инвалидной внешности”, “плохо и мягко изъясняющийся по-немецки” — не похож на ту бодрую команду, в которую попал Василий Иванович. Герой хочет остаться здесь, “он зарабатывал достаточно на малую русскую жизнь” у Набокова (почему “на малую”? Да потому, что сам этот герой поддался общей пошлости, нарушив тем самым принципы писателя. Помните, как он прочтет строку из Тютчева: “Мы слизь. Реченная есть ложь”, — это набоковская пародия на непонятные никому социально-обличительные идеи, и его герой ими увлечен, хотя в конце рассказа откажется от них ). “Друзья”, — закричит он немцам, — “Нам с вами больше не по пути”, и, разумеется, они не потерпят такого отступления от правил, такой вызывающей попытки оторваться от коллектива. Они уведут его с собой, согласно намеченному маршруту, вопреки его воле.
Собственно, рассказ имеет три плана: пошлость в лице немцев, противопоставление ей красоты, замечаемой “урывками” Василием Ивановичем, и авторский, который является исходным пунктом первых двух: если бы не было любви к России, не было бы и ужасной пошлости немцев, не было бы и идеи освобождения от нее. Т. е. основной темой этого рассказа является все-таки Россия.
Источник: https://globuss24.ru/doc/sochinenie-na-temu-nabokov-v-v
Владимир Набоков – Эссе и рецензии
(Впервые: “Руль”, 28 октября 1921.)
Есть милая поговорка: на чужбине и звезды из олова. Не правда ли? Хороша природа за морем, да она не наша и кажется нам бездушной, искусственной.
Нужно упорно вглядываться, чтобы ее почувствовать и полюбить; а, спервоначала, оранжерейным чем-то веет от чуждых деревьев, и птицы все на пружинках, и заря вечерняя не лучше сухонькой акварели.
С такими чувствами въезжал я в провинциальный английский городок, в котором, как великая душа в малом теле, живет гордой жизнью древний университет.
Готическая красота его многочисленных зданий (именуемых колледжами) стройно тянется ввысь; горят червонные циферблаты на стремительных башнях; в проемах вековых ворот, украшенных лепными гербами, солнечно зеленеют прямоугольники газона; а против этих самых ворот пестреют выставки современных магазинов, кощунственные, как цветным карандашом набросанные рожицы на полях вдохновенной книги.
Взад и вперед по узким улицам шмыгают, перезваниваясь, обрызганные грязью велосипеды, кудахтают мотоциклы и, куда ни взглянешь, везде кишат цари города Кэмбриджа — студенты: мелькают галстухи наподобие полосатых шлагбаумов, мелькают необычайно мятые, излучистые штаны, всех оттенков серого, начиная с белесого, облачного и кончая темно-сизым, диким, — штаны, подходящие на диво под цвет окружающих стен.
По утрам молодцы эти, схватив в охапку тетрадь и форменный плащ, спешат на лекции, гуськом пробираются в залы, сонно слушают, как с кафедры мямлит мудрая мумия, и, очнувшись, выражают одобренье свое переливчатым топаньем, когда в тусклом потоке научной речи рыбкой плеснется красное словцо.
После завтрака, напялив лиловые, зеленые, синие куртки, улетают они, что вороны в павлиньих перьях, на бархатные лужайки, где до вечера будут щелкать мячи, или на реку, протекающую с венецианской томностью мимо серых, бурых стен и чугунных решеток, — и тогда Кэмбридж на время пустеет: дюжий городовой зевает, прислонясь к фонарю, две старушонки в смешных черных шляпах гагакают на перекрестке, мохнатый пес дремлет в ромбе солнечного света… К пяти часам все оживает снова, народ валом валит в кондитерские, где на каждом столике, как куча мухоморов, лоснятся ядовито-яркие пирожные.
Сижу я, бывало, в уголке, смотрю по сторонам на все эти гладкие лица, очень милые, что и говорить, — но всегда как-то напоминающие объявления о мыле для бритья, и вдруг становится так скучно, так нудно, что хоть гикни и окна перебей…
Между ними и нами, русскими, — некая стена стеклянная; у них свой мир, круглый и твердый, похожий на тщательно расцвеченный глобус.
В их душе нет того вдохновенного вихря, биения, сияния, плясового неистовства, той злобы и нежности, которые заводят нас, Бог знает, в какие небеса и бездны; у нас бывают минуты, когда облака на плечо, море по колено, — гуляй, душа! Для англичанина это непонятно, ново, пожалуй заманчиво.
Если, напившись, он и буянит, то буянство его шаблонно и благодушно, и, глядя на него, только улыбаются блюстители порядка, зная, что известной черты он не переступит. А с другой стороны, никогда самый разъимчивый хмель не заставит его расчувствоваться, оголить грудь, хлопнуть шапку оземь… Во всякое время — откровенности коробят его.
Говоришь, бывало, с товарищем о том, о сем, о скачках и стачках, да и сболтнешь по простоте душевной, что вот, кажется, всю кровь отдал бы, чтобы снова увидеть какое-нибудь болотце под Петербургом, — но высказывать мысли такие непристойно; он на тебя так взглянет, словно ты в церкви рассвистался.
Оказалось, что в Кэмбридже есть целый ряд самых простых вещей, которых, по традиции, студент делать не должен.
Нельзя, например, кататься по реке в гребной лодке, — нанимай пирогу или плот; не принято надевать на улице шапку — город-де наш, нечего тут стесняться; не полагается здороваться за руку, — и, не дай Бог, при встрече поклониться профессору: он растерянно улыбнется, пробормочет что-то, споткнется. Немало законов таких, и свежий человек нет-нет да и попадет впросак.
Если же буйный иноземец будет поступать все-таки по-своему, то сначала на него подивятся — экий чудак, варвар, — а потом станут избегать, не узнавать на улице. Иногда, правда, подвернется добрая душа, падкая на зверей заморских, но подойдет она к тебе только в уединенном месте, боязливо озираясь, и навсегда исчезнет, удовлетворив свое любопытство.
Вот отчего, подчас, тоской набухает сердце, чувствуя, что истинного друга оно здесь не сыщет. И тогда все кажется скучным, — и очки юркой старушки, у которой снимаешь комнату, и сама комната с ее грязно-красным диваном, угрюмым камином, нелепыми вазочками на нелепых полочках, и звуки, доносящиеся с улицы, — крик мальчишек-газетчиков: пайпа! пайпа!..
Но ко всему привыкаешь, подлаживаешься, учишься в чуждом тебе подмечать прекрасное.
Блуждая в дымчатый весенний вечер по угомонившемуся городку, чуешь, что, кроме пестряди и суеты жизни нашей, есть в самом Кэмбридже еще иная жизнь, жизнь пленительной старины.
Знаешь, что ее большие, серые глаза задумчиво и безучастно глядят на выдумки нового поколения, как глядели сто лет тому назад на хромого, женственного студента Байрона и на его ручного медведя, запомнившего навсегда родимый бор, да хитрого мужичка в баснословной Московии.
Промахнуло восемь столетий: саранчой налетели татары; грохотал Иоанн; как вещий сон, по Руси веяла смута; за ней новые цари вставали золотыми туманами; работал Петр, рубил сплеча и выбрался из лесу на белый свет; — а здесь эти стены, эти башни все стояли, неизменные, и все так же, из году в год, гладкие юноши собирались при перезвоне часов в общих столовых, где, как ныне, лучи, струясь сквозь расписные стекла высоких окон, обрызгивали плиты бледными аметистами, — и все так же перешучивались они, юноши эти, — только, пожалуй, речи были бойчее, пиво пьянее…
Я об этом думаю, блуждая в дымчатый весенний вечер по затихшим улицам. Выхожу на реку. Долго стою на выгнутом жемчужно-сером мостике, и поодаль мостик такой же образует полный круг со своим отчетливым, очаровательным отражением.
Плакучие ивы, старые вязы, празднично пышные каштаны холмятся там и сям, словно вышитые зелеными шелками по канве поблекшего, нежного неба.
Тускло пахнет сиренью, тиневеющей водой… И вот по всему городу начинают бить часы… Круглые, серебряные звуки, отдаленные, близкие, проплывают, перекрещиваясь в вышине и на несколько мгновений повиснув волшебной сеткой над черными, вырезными башнями, расходятся, длительно тают, близкие, отдаленные, в узких, туманных переулках, в прекрасном вечернем небе, в сердце моем… И глядя на тихую воду, где цветут тонкие отражения — будто рисунок по фарфору, — я задумываюсь все глубже, — о многом, о причудах судьбы, о моей родине и о том, что лучшие воспоминания стареют с каждым днем, а заменить их пока еще нечем…
Источник: https://libking.ru/books/nonf-/nonf-publicism/162782-vladimir-nabokov-esse-i-retsenzii.html
Владимир владимирович набоков
Владимир владимирович набоков (1899-1977)
“Основным содержанием, или, скажу иначе, онтологией, набоковских романов являются авантюры “я” в призрачном мире декораций и поиски “я” такого состояния стабильности, которое дало бы ему возможность достойного продолжения существования… Воспоминание о рае драматично и сладостно одновременно. Это расколотое надвое чувство, и и роза Набокова, с ее особой чувственной фактурой, призвана не только
Отразить это чувство, но и преодолеть его антиномичность, тем самым превращаясь не просто в воспоминание, но и в обретение рая, доступное в акте творчества. Обретение рая я рассматриваю как глобальную творческую сверхзадачу Набокова” (Виктор Ерофеев).
Среди писателей первой волны эмиграции жизнь Владимира Владимировича Набокова сложилась наиболее благоприятно. Набоков принадлежал к дворянской аристократической семье.
Дед писателя был министром юстиции при Александре III, а отец, юрист по образованию, – один из первых русских либералов, входил в состав Конституционнодемократической (кадетской) партии, был членом Государственной Думы. Он много сделал для демократических преобразований в законодательстве Российской империи.
После Октябрьской революции Набоков-старший отправил семью в Крым, а сам остался в столице, надеясь, что еще можно предотвратить большевистскую диктатуру. Вскоре он присоединился к семье и вошел в Крымское краевое правительство как министр юстиции. В 1919 году Набоковы эмигрируют в Германию.
Семья утратила почти все свое состояние, но даже того, что осталось, хватило, чтобы Набоков-младший закончил престижнейшее учебное заведение Европы – Кембриджский университет.
Набоков-старший преклонялся перед английской культурой и с раннего детства отдал своего сына на попечение английским гувернерам. Известно, что в шесть лет будущий писатель лучше говорил на английском и французском языках, чем на русском.
Только когда отец заметил, что сын не понимает некоторые слова родного языка, были приглашены русские учителя. Такое воспитание привело к тому, что Владимир Набоков в совершенстве владел тремя языками – английским, французским и русским.
Он знал их настолько хорошо, что, оказавшись в эмиграции, пока не было постоянных литературных гонораров, зарабатывал преподаванием английского и французского языков. Набоков – это редчайший случай двуязычного писателя, одинаково блестяще писавшего и по-русски, и по-английски.
Сам о себе он говорил: “Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию….Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце – по-русски, и мое ухо – по-французски”.
После эмиграции Набоков-старший основал в Берлине эмигрантскую газету “Руль”. В то время в немецкой столице сосредоточилась литературная и интеллектуальная эмиграция из России, русские заселили целые кварталы.
В 1922 году на одном из эмигрантских собраний отец Набокова был убит. Он заслонил собой П. Н. Милюкова (лидера кадетской партии) от выстрела монархиста (по другим версиям – фашиста).
Набоков покинул Германию, когда в правительство Гитлера вошел убийца его отца.
Окончательно талант Набокова как писателя и поэта сформировался в эмиграции. В 1922-1937 годах, проживая в Берлине, Набоков создает большую часть стихотворений и прозы на русском языке. Им было написано девять романов на родном языке и восемь на английском. Работал Набоков много и плодотворно. Помимо романов за свою жизнь
Набоков написал около пятидесяти рассказов и более трехсот стихотворений, объединенных в четыре книги. Кроме того, он перевел многих иностранных классиков на русский язык, а лирику русских поэтов – на английский.
“Слово о полку Игореве”, “Евгений Онегин” Пушкина и “Герой нашего времени” Лермонтова также были переведены Набоковым. К “Евгению Онегину” Набоковым был написан подробный комментарий объемом в тысячу страниц.
До нашего времени сохранилось девять пьес писателя, но большинство его сценических миниатюр было утрачено безвозвратно. Сохранились также многие статьи и рецензии Набокова о писателях как прошлого, так и современности.
Кроме литературной деятельности, Набоков в разные периоды своей жизни работал тренером по теннису, составлял и публиковал шахматные задачи, он первым начал составлять русские кроссворды, а для заработка часто снимался в небольших ролях или массовке кино.
С 1948-го по 1959 год Набоков работал профессором русской литературы в американских высших учебных заведениях. Необычайную известность он приобрел в Корнеллском университете. В отличие от других преподавателей, Набокову нравилось перед своими учениками разделывать под орех гениев.
К примеру, он утверждал, что “Братья Карамазовы” – скверный роман или что Сервантес не знал обстановки, в которой разворачивается действие “Дон Кихота”.
Подобные на грани скандала утверждения, возможно, как раз и делали его привлекательным в глазах студентов. “Америка – единственная страна, где я чувствую себя интеллектуально и эмоционально дома”, – писал Набоков. Именно в Америке он в 1952 году доработал свой самый значительный роман на русском языке – “Дар”, и написал свое самое известное произведение – роман “Лолита”.
С 1919 года Набоков не имел своего дома. Он снимал квартиры, жил в профессорских коттеджах при американских университетах, а последние годы жизни провел в самых комфортабельных комнатах швейцарского отеля “Монтре – Палас”.
Правительство Москвы подарило городу Монтре скульптурный портрет писателя, выполненный в бронзе скульптором из династии Рукавишниковых. Этот портрет был установлен рядом со стойкой консьержа в отеле, где писатель жил с 1960 года и до самой смерти.
Администрация “Монтре-Палас” до сих пор гордится своим знаменитым постояльцем, сохранявшим верность отелю столь беспрецедентно длительный срок.
Многие литературоведы отмечают автобиографические черты, присущие роману “Дар”.
Но как пишет сам Набоков: “Мы всегда должны помнить, что произведения искусства – это непременно сотворение нового мира, а первое, что нам следует сделать, – это изучить сотворенное как можно внимательнее, подходя к нему, как к чему-то совершенно новому, не имеющему никаких очевидных связей с мирами, уже известными нам”.
В романе “Дар” Набоков изображает процесс художественного творчества. Характерный пример из произведения: Годунов-Чердынцев, главный герой романа, разбужен телефонным звонком. Оказалось, что кто-то ошибся номером.
Это будничное происшествие помимо воли самого героя дало толчок его воображению и в прозу рассуждений неожиданно и незаметно вплетается текст, написанный пятистопным ямбом: “На минуту зашел в ванную, выпил на кухне чашку холодного кофе и ринулся обратно в постель. Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина, полу-мерцанье в имени твоем, – и странно мне по сумраку Берлина с полувиденьем странствовать вдвоем. Но вот скамья под липой освещенной… Ты оживаешь в судорогах слез: я вижу взор, сей жизнью изумленный, и бледное сияние волос”.
Самое известное из произведений Набокова – роман “Лолита”. Вышедший в 1958 году, он был посвящен табуированной до этого теме – любви пожилого мужчины к тринадцатилетней девочке.
Скандальный роман был почти сразу переведен на многие языки, часто переиздавался и принес писателю значительное состояние. Слово “нимфетка”, созданное Набоковым для обозначения эротически привлекательной девочки, вошло в словари разных языков мира.
Роман до сих пор вызывает противоречивые толкования. Однако многие критики сходятся во мнении, что в этом произведении Набоков переступает черту дозволенного.
В своем творчестве Набоков часто использовал окказионализмы – слова, которые создаются для единичного использования, для конкретного произведения. Кроме общеизвестного термина “нимфетка”, Набокову принадлежат такие неологизмы, как “бюстодержатель”, “животоскрадыватель”, “либидобелиберда” и другие.
Тому, что “Лолита” вышла в свет, читатели должны благодарить Веру Набокову – жену писателя. Она в буквальном смысле слова спасла “Лолиту” из огня, когда Набоков, изнуренный трудом над рукописью и сомнениями по поводу того, как поймут это произведение, бросил ее в камин.
Свидетелем этого происшествия стал один из учеников, видевший, как жена Набокова появилась на пороге дома и размахивала горящей рукописью, пытаясь сбить с нее огонь. Спасение “Лолиты” из пламени было не единственной формой помощи Веры мужу. Жена Набокова сидела за рулем, когда писатель, вынашивая бессмертный роман, объезжал все места, которые описаны в этом произведении.
Она читала, перечитывала и перепечатывала его на машинке. По ее собственному признанию, она боялась, что память о романе, если он не получит завершения, будет терзать Набокова всю жизнь. Поэтому нет ничего удивительного в том, что это произведение было посвящено писателем своей жене.
По воспоминаниям американских студентов, больше всего разговоров вызывало то обстоятельство, что на занятия Набоков никогда не являлся один. За рулем “олдсмобиля”, на котором он приезжал в университет, всегда сидела седовласая женщина. Припарковав автомобиль, она подавала профессору руку и провожала его в аудиторию.
Иногда она садилась где-нибудь в первых рядах или на просцениуме слева от Набокова. На протяжении всей лекции таинственная дама хранила глубокое молчание. Студенты долго строили предположения, кто это такая, и только позже выяснилось, что это жена писателя – Вера Набокова.
Антонио Тригеро, преклоняющийся перед личностью Набокова, рассказывает о такой характерной черте писателя. Набоков не любил телевидение. Телевизор появился в апартаментах Набоковых лишь однажды. Это случилось, когда американцы полетели на Луну. Но как только программа “Аполлон” была завершена, телевизор возвратили в магазин.
Набоков оказал значительное влияние на писателей многих литератур мира. Он до сих пор остается одним из наиболее известных и читаемых русских писателей.
Белла Ахмадулина, единственная из русских писателей, с кем Набоков согласился встретиться, навестила Набокова в Швейцарии перед его смертью. По ее свидетельству, он сказал:
– А жаль, что я не остался в России, уехал.
Жена Набокова покачала головой:
– Но ведь тебя наверняка бы там сгноили в лагерях. Не правда ли, Белла?
И вдруг Набоков покачал головой:
– Кто знает, может быть, я выжил бы… Зато потом я стал бы совсем другим писателем и, может быть, гораздо лучшим…
Источник: https://goldsoch.info/vladimir-vladimirovich-nabokov/
Творчество Владимира Набокова
Творчество Владимира Набокова произвело на меня глубокое впечатление. Блестящий русский писатель XX в., долго не признаваемый у себя на родине, он обрел славу и почитание за границей. Произведения Набокова носят психологическую «окраску». Набоков воспринимал действительность по-особому, не как литераторы старшего поколения, он не столько писатель, сколько стилист, мастер языка
Отсюда — необыкновенная оригинальность его рассказов, повестей, романов, которые оказывают на читателя настолько сильное воздействие, что даже спустя значительное время после прочтения в памяти остаются образы главных героев, сюжет и неповторимая обстановка — неясная, данная как бы сквозь туманную дымку.
Все восемь русскоязычных романов («Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Машенька», «Король, дама, валет», «Подвиг» и др.) посвящены поискам утраченного идеального мира, рая. Романы представляют собой своеобразный цикл — один может пояснить другой. Однако герои везде разные: различны их увлечения, характеры, судьбы.
Особенности стиля, в котором написаны романы, обусловлены темой двоемирия. Писатель делит мир героев надвое. Первый мир — это реальность, в которую погружены герои. Второй мир — мир вымысла.
Подобного рода «раздвоение» происходит в результате конфликта с действительностью.
Для персонажей романов Набокова выдуманный мир оказывается более реальным, менее абсурдным и жестоким, чем существующий на самом деле, это становится одной из центральных проблем.
В романе «Защита Лужина» вымышленный мир предстает в виде шахматного рая. Полный переход из мира реального в мир воображаемый для главного героя является защитой от надвигающегося безумия, вызванного неприятием действительности с ее пошлостью и регламентированностью.
Полное духовное одиночество, непонимание со стороны окружающих приводят к тому, что нелюдимый мальчик, каким мы видим героя в начале романа, к концу произведения превращается в жалкого чудака с полной неразберихой в голове и «манией» игры.
Действительность для Лужина — это проекция шахматной доски. Все, что окружает героя, лишено интереса. Лужин нашел способ защититься от надвигающейся на него страшной реальности — он кончает жизнь самоубийством.
Самоубийство — логический итог жизни героя, полностью перешедшего в шахматный рай.
В романе «Машенька» любовь главного героя Ганина к Машеньке символизирует тоску по утраченному раю, ушедшей молодости и беззаботности, которые он всеми силами пытается вернуть.
Через весь роман проходит трепетное отношение Ганина к своим воспоминаниям о Машеньке.
Чтобы полностью погрузиться в светлый и чистый мир первой любви, Ганин разрывает отношения со своей любовницей Людмилой, раздражающей его своей навязчивостью и неестественностью.
Образ Машеньки для Ганина становится живой реальностью. В его воспоминаниях она постоянно меняется, но остается такой же привлекательной, как и много лет назад. Облик Людмилы вне развития, ведь она только играет в любовь.
К финалу произведения оказывается, что не только Людмила, но и сам Ганин, несмотря на поэтичность и возвышенность своей натуры, не способен на искреннюю любовь. Его удел — воспоминания. И потому в день приезда Машеньки Ганин «уже чувствовал с беспощадной ясностью, что роман его с Машенькой кончился навсегда».
Он до конца исчерпал свое воспоминание о прежней любви и шагнул в новую жизнь, окончательно освободившись от прошлого. Любовь проходит через весь роман как основа, как воплощение духовного и плотского.
Роман «Подвиг» — самый «патриотичный» роман Набокова, потому что только в нем тоска по родному краю заставляет героя вернуться из эмиграции. Главный герой Мартын уходит в свой внутренний мир, в мир сказки. Ключ к его загадке — картина над кроватью, где изображена тропинка, уходящая в лес.
Мечта о прекрасном и таинственном рае, волшебной сказке заставляет главного героя совершать непонятные окружающим поступки. Так, он пытается возвратиться в Россию, причем совершенно необычным способом, который окружающие Мартына люди — ординарные личности — считают совершенно безумным… Герой одинок рядом с матерью, несчастлив в любви. В кругу английских друзей он также не находит понимания.
Единственным шансом избавиться от одиночества и тоски становится бегство. Финал романа — возвращение.
Рекомендуем почитать ►
Человеческая жизнь немыслима без животных
Набоков в своих романах подчеркивает индивидуальность героев, их внутренний мир. Грань между реальностью и миром фантазий героев настолько тонка, что почувствовать ее достаточно сложно.
Романы Набокова заставляют задуматься о судьбах героев, их переживаниях. Произведения захватывают настолько, что от них невозможно оторваться, не дочитав до конца.
Для меня Набоков — художник, способный изобразить мир таким, что он перестает казаться серым и унылым, наполняясь сказочными оттенками.
Источник: http://www.getsoch.net/tvorchestvo-vladimira-nabokova/
Проблема обывательства. По В. В. Набокову
Сочинение по тексту:
Кто такой обыватель? Вот вопрос, над которым задумывается В.В.Набоков.
Размышляя над этой проблемой, автор иронично повествует о людях, встречающихся «во всех классах и нациях», испытывающих постоянную потребность «приспособиться, приобщиться, пролезть», чтобы принадлежать к «избранному кругу».
Они, с презрением отмечает писатель, желают брать от жизни все самое лучшее: останавливаться в дорогих отелях, путешествовать в первоклассных лайнерах, но вот репродукции Ван Гога и Уистлера, произведения Ф. М. Достоевского и других великих классиков чужды обывателям.
Чужды потому, что человеческая пошлость с ее глупостью и неспособностью видеть и понимать прекрасное — это основные черты истинной обывательщины.
Определить позицию В.В.Набокова довольно просто: обыватели — это люди, главной целью в жизни которых является материальное благополучие. Они прячут за внешним лоском свою вульгарность, бездарность, бездуховность.
Я полностью разделяю точку зрения автора. Действительно, пошляк и глупец, постоянно стремящийся к сытой, полной забав и роскоши жизни, — вот он, истинный обыватель. Об этом не раз размышляли русские писатели и поэты.
Вспоминаю главного героя рассказа И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско», путешествовавшего на огромном роскошном пароходе «Аталантида» со своей семьей.
Главной целью в жизни этого персонажа, человека пошлого, ограниченного, всегда было материальное благополучие, достигнув которое, он отправляется вслед за другими обывателями в морское плавание. Но его и там не волнуют красоты пейзажа, прекрасные полотна…
Комфорт, вкусная еда, вина, самые лучшие и дорогие, – вот все, что нужно в путешествии этому истинному обывателю.
Очень красочно и ярко обличает подобных людей В.В.Маяковский в своем стихотворении «Нате!». Сытые, вульгарные, довольные собой, так презираемые лирическим героем, они смотрят на все «устрицей из раковин вещей», не желая понимать «бесценных слов» поэта. Вот они, истинные обыватели!
Таким образом, обыватель — это человек пошлый, ограниченный, стремящийся только к материальному благополучию.
Текст В. В. Набокова:
(1)Обыватель — явление всемирное. (2)Оно встречается во всех классах и нациях. (З)Английский герцог может быть столь же вульгарным, как американский пастор или французский бюрократ. (4)Рабочий или шахтёр нередко оказывается таким же откровенным буржуа, как банковский служащий иди голливудская звезда.
(5)Истинный обыватель весь соткан из заурядных, убогих мыслей; кроме них, у него ничего нет.
(6)Истинный обыватель, с его неизменной страстной потребностью приспособиться, приобщиться, пролезть, разрывается между стремлением поступать как все, он приобретает ту или иную вещь потому, что она есть у миллионов, эта потребность диктуется страстным желанием принадлежать к избранному кругу, ассоциации, клубу. (7) Соседство с главой компании или европейским аристократом может вскружить ему голову. (8)Богатство и титул приводят его в восторг.
(9)Истинный обыватель не отличает одного автора от другого: читает он мало и всегда с определенной целью, но может вступить в общество библиофилов и смаковать прелестные книги: винегрет из Симоны де Бовуар, Достоевского, Сомерсета Моема, «Доктора Живаго» и мастеров эпохи возраждения. (10)Его не очень интересует живопись, но престижа ради он охотно повесит в гостиной репродукцию Ван Гога, втайне предпочитая ему другого художника.
(11)В своей приверженности к утилитарным, материальным ценностям он легко превращается в жертву рекламного бизнеса. (12)А реклама всегда играет на обывательской гордости обладания вещью, будь то комплект нижнего белья или набор столового серебра.
(13)Я имею в виду определённый тип рекламы.
(14)Глубочайшал пошлость, источаемая рекламой, не в том, что она придаёт блеск полезной вещи, но в самом предположении, что человеческое счастье можно купить и что покупка эта в какой-то мере возвеличивает покупателя.
(15)Конечно, сотворённый в рекламе мир сам по себе безвреден: каждый знает, что сотворён он продавцом, которому всегда подыгрывает покупатель.
(16)Самое забавное не в том, что здесь не осталось ничего духовного, кроме экстатическах улыбок людей, поглощающих божественные хлопья, не в том, что игра чувств ведётся по законам буржуазного общества.
(17)Нет, самое забавное, что это — иллюзии и в это втайне не верит ни продавец, ни покупатель.
(18)У русских есть, вернее, было специальное название для самодовольною величественного обывателя — пошлость. (19)Это главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность.
(20)Припечатывая что-то словом «пошлость», мы не просто выносим эстетическое суждение, но и творим нравственный суд. (21)Все подлинное, честное, прекрасное не может быть пошлым.
(22)Я утверждаю, что простой, не тронутый цивилизацией человек редко бывает пошляком, поскольку пошлость предполагает внешнюю сторону, фасад, внешний лоск.
(23)В прежние времена Гоголь, Толстой, Чехов в своих поисках простоты и истины великолепно изобличали вульгарность, так же как показное глубокомыслие. (24)Но пошляки есть всюду: и в Америке, и в Европе. (25)И всё же в Европе их больше, несмотря на старания американской рекламы.
(По В. В. Набокову*)
* Владимир Владимирович Набоков (1899-1977 гг.) — русский и американский писатель, поэт, переводчик, литературовед.
Источник: https://vopvet.ru/news/problema_obyvatelstva_po_v_v_nabokovu/2015-08-27-1807
Сочинение по произведениям Набокова
Под псевдонимом Сирин, Владимир Набоков стал известен вначале как автор стихов, которые несли в себе общее настроение эмиграции: тоску по утерянной родине, бесприютность существования вне России (“Россия”, “Билет”, “Расстрел”, “Давно ль…”).
Но подлинную славу автору принесли его прозаические произведения, “самым русским” из которых критика единодушно признала роман “Машенька” (1926).
В произведении связаны воедино два плана повествования: план внешний – жизнь Ганина, героя романа, и людей, окружающих его в Берлине, – и мир воспоминаний, план внутренне-психологический.
Сам автор подсказывает вывод о призрачности эмигрантского существования, пронизанного скукой, вялостью, тоской, и о реальности, ясности вплоть до мельчайших деталей воспоминания героя о юности, любви, Машеньке, которая становится для него символом России. “Воспоминание так занимало его, – пишет В.
Набоков о Ганине, – что он не чувствовал времени. Тень его жила в пансионе госпожи Дорн, – он же сам был в России, переживал воспоминание свое, как действительность.
Временем для него был ход его воспоминания, которое развертывалось постепенно… Это было не просто воспоминание, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо “интенсивнее”… чем жизнь его берлинской тени (курсив мой. – Л. Т.)
Обратим внимание на повторяющийся образ тени, который станет одним из сквозных в романе Набокова. Если классический герой продавал душу, то Ганин “не раз даже продавал свою тень, подобно многим из нас”, – замечает автор.
Души нет, нет корней, почвы, а вместе с этим человек утратил не только родину, но и себя.
Вот почему постоянно возникает в произведении мотив жизни-игры, театра, чего-то ненастоящего, съемки, “во время которой равнодушный статист не ведает, в какой картине он участвует”.
Русский человек на “железном сквозняке” жизни, на улице, где “все казалось не так поставленным, непрочным, перевернутым, как в зеркале”, – так своеобразно откликается Набоков на драму краха бытия, переживаемую эмиграцией, по-своему трансформируя традиционный для русской литературы тип “лишнего человека”.
Но автор не был бы Набоковым, если бы не показал самообман героя, не вскрыл призрачность казавшейся столь реальной “жизни воспоминаний”. Любовь, Машенька, Россия – все осталось в далеком прошлом и не может повториться, все утеряно безвозвратно.
Машенька так и не появилась, встреча не состоялась, это был очередной мираж, еще одна тень… Финал произведения построен как сюжет прощаний: умер старый поэт, так и не уехавший в Париж; ушел в прошлое дом, где жили “семь русских теней”; Ганин простился с Людмилой, с Берлином. Вспыхнув, погасло теперь уже навсегда воспоминание о Машеньке.
Сидя в вагоне поезда, герой погрузился в сон… Здесь сведены воедино основные метафоры произведения, здесь воспоминание переходит в сон, а реальной жизни как не было, так и нет.
Это чувство сломанной судьбы, одиночество становится основой мировосприятия Набокова и определяет особенности его произведений (двуплановость композиции, образы двойников, мотив сна, повышенную роль метафор, характеристику героев).
Усиливается отрешенность от России, память о которой словно бы гасится в сжатом пространстве эмигрантского существования, где душа сначала “притаилась”, а потом вовсе умерла.
Все названные выше особенности произведения Набокова характерны для младшего поколения первой волны, которое критика назвала “потерянным”, “незамеченным”. В судьбе этого поколения (Б. Поплавский, Л. Зуров, Н. Берберова, И. Одоевцева и др.
) критика увидела приметы оскудения и угасания литературы эмиграции, которая была сильна писателями, сформировавшимися еще в России, и не дала в отрыве от нее яркой молодой плеяды (этот вывод разделял А. Амфитеатров, В. Ходасевич, Ф. Степун, М. Слоним, Г. Струве).
Но творческая судьба В. Набокова стала исключением для писателей его поколения.
Произведения 20-30-х годов заставили говорить о нем как о крупном художнике, великолепном стилисте, мастере метафоры и в целом художественной формы, а после второй мировой войны, когда он перешел в своем творчестве на английский язык, книги Набокова получили известность на западе и вызвали дискуссию не только о своеобразии художественного мира автора, но и о том, явлением какой культуры – русской или англоязычной – был В. Набоков.
Глоссарий:
- обыватель-явление всемирное
- какое настроение передает набоков в родине
- сочинение по произведению набоков
(Пока оценок нет)
Источник: https://ege-essay.ru/sochinenie-po-proizvedeniyam-nabokova/
Жизнь и творчество Набокова
˝Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию. Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце – по-русски, и мое ухо – по-французски. ˝ Жизнь и творчество Владимира Владимировича Набокова(1899-1977)
Владимир Набоков родился 10 (22) апреля 1899 года в семье аристократов. Отец писателя был юристом и политиком, членом государственной думы. В 1900 году родился первый брат Владимира, Сергей, а через год они вместе с матерью переезжают во Францию.
В 1903 – родилась первая сестра Набокова, Ольга, а через три года – вторая, Елена. Детство Владимир Набоков провел в имении Выра. Он вырастал в атмосфере либерализма, избытка материальных и духовных ценностей.
В 1908 – отец Набокова был заключен в тюрьму на 90 дней после подписания политического манифеста. Биография Детство писателя
Елена Рукавишникова – мать Набокова Владимир Дмитриевич Набоков с сыном
Владимир Набоков с братьями и сестрами
Фамильный герб Набоковых Юношеские годы В 1911 году Владимир поступил в Тенишевское училище. В ноябре 1917 года Набоков-старший отправился с семьей в Крым, где вошел в Крымское правительство как министр юстиции.
Набоковы через Турцию, Грецию и Францию добрались до Англии. В том же 1919 году Владимир стал студентом Кембриджского университета, вначале специализируясь по энтомологии, затем сменив ее на словесность.
В 1922-м он с отличием его закончил.
Владимир Набоков во время работы над романом “Дар”. Жизнь в Берлине После окончания университета Владимир Набоков переехал в Берлин, где его отец основал эмигрантскую газету “Руль”.
Переводчик статей для газет, составитель шахматных задач и шарад, преподаватель тенниса, французского и английского языков, сочинитель маленьких скетчей и пьес, голкипер в футбольной команде – этим на первых порах в Берлине Владимир зарабатывал на жизнь. В 1922 году был убит его отец.
Это событие поколебало религиозное чувство поэта, а в дальнейшем он демонстративно подчеркивал свой атеизм.
Начало творческой карьеры В Берлине Набоков прожил до 1937 года, затем переехал в Париж, а в1940 году эмигрировал в Америку. За европейский период написаны почти все лучшие его книги, подписанные псевдонимом Сирин. В 1923 году вышли два сборника стихотворений – “Горний путь” и “Гроздь”.
Как прозаик он начал с рассказов, первый роман “Машенька” был написан в 1926 году. Далее выходят романы “Король, дама, валет” (1928), “Защита Лужина” (1929), “Возвращение Чорба”, “Соглядатай” (оба – 1930), “Подвиг” (1932), “Камера обскура” (1933), “Отчаяние” (1936), “Приглашение на казнь” (1938), “Дар” (1937-1938), “Solous Rex (“Одинокий Король”, 1940).
Поселившись в США, Владимир Набоков перешел, как писатель на английский язык.
Кадр из к/ф “Лолита” (1997) Последние годы жизни Роман “Лолита” о двенадцатилетней американской “нимфетке”, ставшей “смертоносным демоном” для сорокалетнего Гумберта, принес ему мировую славу и деньги.
В 1960 году Набоков поселяется в Швейцарии. В конце жизни Набоков говорил “Я никогда не вернусь в Россию… Не думаю, чтоб там знали мои произведения…” С этим заблуждением он и ушел из жизни в 1977 году.
Похоронен на швейцарском кладбище Клэренс в Монтре.
Набоков в Швейцарии (1960-е-1970е)
Творчество Лирика Войдя в русскую литературу на излете серебряного века, Набоков показал себя в стихах приверженцем классической традиции, заслужив у критиков прозвище ‘поэтического старовера’. Сборник стихотворений 1916 года посвящен его первой любви.
Валентине Шульгиной, прототипу Машеньки в одноименном романе и Тамары в ‘Других берегах’. В целом сборник представляет собою один любовный цикл, состоящий из шестидесяти восьми стихотворений. Коллекции бабочек, собранные писателем, сейчас хранятся в нескольких музеях мира.
Бабочки часто появляются в стихах и текстах Набокова
Творчество Лирика Что нужно сердцу моему, чтоб быть счастливым? Так немного. Люблю зверей, деревья, Бога, и в полдень луч, и в полночь тьму. И на краю небытияскажу: где были огорченья? Я пел, а если плакал я – так лишь слезами восхищенья.
Роман “Лолита” Роман Владимира Набокова ‘Лолита’ был написан в 1955 г. на английском языке. Перевод был осуществлен самим автором. Этот роман принес писателю широкую известность. ‘Лолита.
Исповедь Светлокожего Вдовца’ – таково было двойное название, под которым автор получил этот странный текст.
Если не считать исправления явных описок, да тщательного изъятия некоторых цепких деталей, которые, несмотря на все старания самого ‘ГумбертаГумберта’, еще уцелели в тексте, как некие памятники и вехи, можно считать, что эти примечательные записки оставлены в неприкосновенности.
Роман “Лолита” У нас нет никакого желания прославлять господина ‘ГумбертаГумберта’. Нет сомнений в том, что он отвратителен, что он низок, что он служит ярким примером нравственной человеческой проказы, что в нем соединены свирепость и игривость, которые может быть и свидетельствуют о глубочайшем сострадании, но не придают привлекательности некоторым его измышлениям.
Его чудаковатость, конечно, тяжеловата. Отчаянная честность, которой трепещет его исповедь, отнюдь не освобождает его от ответственности за дьявольскую изощренность. Он ненормален. Он не джентльмен.
Но с каким волшебством певучая его скрипка возбуждает в нас нежное сострадание к Лолите, заставляет нас зачитываться книгой, несмотря на испытываемое нами отвращение к автору исповеди.
Роман “Лолита” Как художественное произведение, ‘Лолита’ далеко выходит за пределы покаянной исповеди, но гораздо более важным, чем ее научное значение и художественная ценность, нравственное ее воздействие не серьезного читателя, ибо этот мучительный анализ единичного случая содержит в себе и общую мораль.
Беспризорная девочка, занятая собой мать, задыхающийся от похоти маньяк – все они не только персонажи единственной в своем роде повести; они, кроме того, предупреждают нас об опасных уклонах; они указывают на возможные бедствия.
‘Лолита’ должна бы заставить всех – родителей, социальных работников, педагогов – с великой бдительностью и проницательностью предаться делу воспитания более здорового поколения в более надежном мире.
Заключение Набоков – писатель интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии.
Вопросы, которые волнуют сегодня человечество – судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность – он преломляет в своем, ярком метафорическом слове.
Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяет его в нашей традиционной литературе. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества впереди; его место в русской и мировой литературе будет определено впоследствии.
Содержание Биография: Детство писателя Юношеские годы Жизнь в Берлине Начало творческой карьеры Последние годы жизни Творчество: Лирика Роман “Лолита” Заключение
Источник: https://schoolessay.ru/zhizn-i-tvorchestvo-nabokova/