Готовые школьные сочинения
Окт
27 2010
Литературное творчество Пастернака
Сын академика живописи Л.О.Пастернака. Воспитывался в профессионально-артистической семье, рано обнаружил художественные пристрастия. В детстве хорошо рисовал, под влиянием А.Н.Скрябина занимался музыкальной композицией. В 1909 году Б.Л.Пастернак отказался от профессии музыканта и поступил на историко-философский факультет Московского университета.
Весной 1912 года едет в Германию. Однако с философией как предметом профессиональных занятий Пастернак также порывает, хотя философская проблематика оставалась в центре внимания – от ранней работы «Символизм и бессмертие» вплоть до романа и писем последних лет. В 1913 году впервые были опубликованы стихи Пастернака.
Вскоре он завершает первую книгу стихов «Близнец в тучах» (1914).
В предреволюционные годы является участником футуристической группы «Центрифуга». Пастернак не приемлет символистской надмирности и сверхчувственности. В то же время ему чужды футуристические лозунги о разрыве с прошлым, со «старьем» культуры.
Летом 1917 года была написана «Сестра моя жизнь», в которой открылась едва ли не самая важная черта поэзии Пастернака – ее нераздельная слитность с миром природы, с жизнью в целом. Атмосфера революционных перемен входила в поэзию постепенно.
Пастернак рвет с описательностью, внешней живописностью, пейзажем, отказывается от традиционных форм поэтического повествования, ломает привычные синтаксические связи. Он стремится найти особую форму, где «лица» смещены и смешаны.
В эти годы были опубликованы поэмы «Высокая болезнь» (1923), «Девятьсот пятый год» (1925-1926), «Лейтенант Шмидт» (1926-1927), рассказ «Воздушные пути» (1924) и роман в стихах «Спекторский» (1931). В 1930-1931 годах Пастернак создает книгу стихов «Второе рождение».
Она открывается циклом лирических стихотворений «Волны», наполненным ощущением широты, внезапно открывающегося морского простора. Как и прежде, у автора слиты воедино дом и мир, быт и бытие. В 20-е годы Пастернак занимался переводами.
На первом Всесоюзном съезде советских писателей (1934) и в последующие годы обостряются споры вокруг поэзии Пастернака. Его положение в литературе постепенно осложняется, с чем в значительной мере связан его уход в область перевода.
В предвоенные годы и в годы Великой Отечественной войны Пастернак много переводил западноевропейских поэтов. Превосходно владея английским, немецким, французским языками, он предпринимает большую серию переводов из Гете, Шекспира, Шелли, Китса, Верлена.
Перед войной Пастернак создает цикл стихов «На ранних поездах», где намечается отход от прежней поэтики и устремление к классически ясному стилю.
Отчетливее проступает новое измерение, новая грань: народ – как сама жизнь, ее основа (цикл «Художник», 1936).
Суть стихотворения «На ранних поездах» (1941) – в переходе от «зеленой мглы» «лесной теми», по которой рассыпаются одинокие «скрипучие шаги», к тесному и жаркому многолюдству.
В августе 1943 года состоялась поездка Пастернака на фронт в составе бригады для подготовки книги о битве за Орел. Поэт обращается к репортажу, очеркам, стихам, напоминающим дневниковые записи.
Его лучшие стихи – портреты тружеников войны – исполнены подлинной силы («Смерть сапера» и другие). В 1943 году выходит сборник «На ранних поездах», включивший стихи предвоенных и военных лет, и в 1945 году – сборник «Земной простор».
Поэт последовательно и настойчиво стремится к «пояснению» языка, упрощению образной системы. Поэзию Пастернака постоянно упрекали за непонятность. И нет необходимости отрицать справедливость этих упреков. Его поэзия действительно соединяет в себе простоту и непонятность.
Последняя – в большей мере следствие случайности поводов к написанию стихов и случайности ассоциаций, вызываемых этими случаями.
Пастернак говорит иногда стихами по поводу очень личных впечатлений, о событиях его личной повседневности, с которыми незнаком читатель.
Так, в стихотворении «Ложная тревога» из цикла «На ранних поездах» описывается вид из окна в передней на его даче в Переделкино – вид, открывающийся на поле и кладбище, потому что он предчувствует в нем «своей поры последней отсроченный приход».
Понять это можно только тогда, когда знаешь, где писались стихи, какой вид они действительно открывали читателю. Лучший комментарий к стихам Пастернака – это сами места, где он писал их. Пастернак стремился к простоте, вернее, к отсутствию литературности и литературщины.
Поэзия его устремлялась к прозе, как и проза к поэзии. Прозу Пастернака надо читать как поэзию. Но сам писатель считал, что проза 350 литература требовательнее стихов и что стихи – набросок к прозе. Его прозу надо читать медленно. Читать и перечитывать, так как не сразу воспринимаешь неожиданность его впечатлений.
Самая характерная проза Пастернака «Детство Люверс» (1922). Уже здесь раскрылось глубокое сходство прозы и поэзии. Героиня повести – девочка, открывающая мир; в остроте ее переживаний, переворачивающих душу открытий, узнаваний, потрясений читатель неожиданно угадывает черты личности самого автора.
Еще очевиднее обнаруживается родство прозы и лирики Пастернака в «Повести» (1929), связанной с романом в стихах единством героя Сергея Спекторского. После войны писатель решает вернуться к роману в прозе, задуманному давно.
В центре романа «Доктор Живаго» – интеллигент, стоящий на трагическом распутье между личным миром и общественным бытием, связанным с активным действием.
Роман Пастернака – о русской жизни, о жизни России. Это одновременно и философский трактат о культуре, и авторское эссе об искусстве, истории, религии, философии, политике. В одном из писем к сестре, О.М.
Фрейденберг, Пастернак так характеризует свое произведение: «… Начинание совершенно бескорыстное и убыточное, потому что он для текущей современной печати не предназначен. И даже больше, я совсем его не пишу как произведение искусства, хотя это в большем смысле беллетристика, чем то, что я делал раньше.
Но я не знаю, осталось ли на свете искусство и что оно значит еще. Есть люди, которые очень любят меня (их очень немного), и мое сердце перед ними в долгу. Для них я пишу этот роман, пишу как длинное большое свое письмо им в двух книгах». Через год: «… Я принялся за вторую книгу романа.
Я хочу его дописать для самого себя, то есть и в этой части мне на темы жизни и времени хочется высказаться до конца и в ясности, так, как дано мне…»
Передача романа за границу, его опубликование за рубежом в 1957 году и присуждение Пастернаку Нобелевской премии в 1958 – все это вызвало резкую критику в советской печати, что завершилось исключением автора из Союза писателей и его отказом от Нобелевской премии. «… Ехать за границу я не смог бы, даже если бы нас всех отпустили.
Я мечтал поехать на Запад как на праздник, но на празднике этом повседневно существовать ни за что бы не смог. Пусть будут родные будни, родные березы, привычные неприятности и даже – привычные гонения. И – надежда… Буду испытывать свое горе». «Пастернак всегда ощущал себя русским и по-настоящему любил Россию», – добавляет к сказанному поэтом О.
Ивинская.
В цикле стихов к роману (1946-1950) настойчиво повторяется мысль о жизни-сне, «забытье». Торжественная печаль слышится в стихотворении «Август», которое звучит как прощание с жизнью; споря с ним, звучат иные, полные жизнелюбия стихи («Март»).
В середине 50-х годов поэт испытал новый прилив творчества. Его увлекает стремление постичь мир «до оснований, до корней, до сердцевины», он зовет к неусыпному душевному и поэтическому «бодрствованию».
Цикл «Когда разгуляется» подтвердил его верность творческим установкам, раскрытым в автобиографической повести «Охранная грамота» (1931).
В заметках и письмах последних лет Пастернак подводит итоги своим взглядам на искусство: «И должен ни единой долькой не отступаться от лица, но быть живым, живым и только, живым и только – до конца». «Хорошо известны слова Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво».
Это означало, что поэзия, творчество поэта были у него отделены от поэта-человека. Известными и «знаменитыми» должны быть только стихи. Так же точно и рукописи стихов отделены от самих стихов. Над рукописями не надо трястись, хранить их.
Пастернак существует в поэзии, и только в поэзии: в поэзии стихотворной или в поэзии прозаической.
Поэзия Пастернака – это… тот мир, который снова и снова возвращает его к настоящей действительности, по-новому понятой и возросшей для него в своем значении»
Источник: http://www.testsoch.net/literaturnoe-tvorchestvo-pasternaka/
Биография Бориса Леонидовича Пастернака
Борис Леонидович Пастернак (10.02.1890 – 30.05.1960) – родился в Москве в семье академика живописи Л. О. Пастернака и Р. И. Пастернак (урожденной Кауфман), до замужества бывшей профессором Одесского отделения Императорского русского музыкального общества.
Наиболее важными для духовного становления будущего поэта явились три события: приобщение к Христианству, увлечение музыкой и философией.
Родители исповедовали Ветхий Завет, а русская няня тайком от них водила мальчика в православную церковь. Первое творческое увлечение Пастернака, наряду с рисованием, – музыка. Но, получив признание А.
Н. Скрябина, юноша порвал с музыкальным сочинительством.
По окончании гимназии (1906) учился в Московском университете; с юридического факультета перешел на историко-филологический (окончил в 1913 году). Здесь под руководством Г. Г. Шпета Пастернак знакомится с феноменологией Э. Гуссерля, а в апреле 1912 года на скудные средства родителей отправляется в Марбург для обучения у главы неокантианцев Германа Когена.
Там он получает возможность продолжать карьеру профессионального философа, но прекращает занятия философией и возвращается на родину.
“Прощай, философия”- эти слова из автобиографической повести Пастернака “Охранная грамота” (1931) теперь значатся на мемориальной доске дома в Марбурге, где некогда проживал безвестный студент, ставший всемирно почитаемым классиком.
В печати Пастернак впервые выступил в альманахе “Лирика” (1913; 5 стихотворений), затем появились его книги стихов “Близнец в тучах” (1914) и “Поверх барьеров” (тысяча девятисот семнадцатого). Возвратившись к этим стихам, многое исключив и переработав, добавив появившиеся затем в периодике, поэт выпустил через двенадцать лет новый сборник – “Поверх барьеров.
Стихи разных лет” (1929) – своего рода расчет с прошлым. Настоящим своим поэтическим рождением Пастернак считал лето тысяча девятисот семнадцатого года – время создания книги “Сестра моя – жизнь” (вышла из печати в 1922 году).
До того Пастернак в 1913 году в литературном кружке “Мусагет” прочитал доклад “Символизм и бессмертие”, где уже проступала программа нового, постсимволистского сознания.
Рубеж 1920-1930-х годов сказался в эволюции Пастернака мучительной напряженностью. После завершения поэмы “Высокая болезнь” (1923-1928) Пастернак завершает роман в стихах “Спекторский” – о судьбе русского интеллигента, “которого должно вернуть истории” (1931, начат в 1925 году).
В 1929 году он публикует “Повесть” с одноименным героем стихотворного романа, которую считал первой частью будущей эпопеи и замысел которой восходил к 1918 году. В промежутках он опубликовал несколько прозаических произведений: “Аппелесова черта” (1918), “Письма из Тулы”, “Детство Люверс” (оба – 1922), “Воздушные пути” (1924).
Однако проза Пастернака, опубликованная при его жизни, не получила признания современников. Зато его лирика обретала все большую известность. На I съезде писателей СССР Н. Бухарин даже противопоставил ее поэзии Маяковского как “отжившей агитке”.
Тому были основания, хотя сам Пастернак решительно противился возведению его на “литературный трон”. В книге 1932 года вышла лирика Пастернака “Второе рождение”.
Естественно, что в годы Великой Отечественной войны Пастернак не мог отрешить себя от судьбы своей страны.
В первые месяцы сражений он пишет патриотические стихотворения: “Страшная сказка”, “Бобыль”, “Застава”, в дальнейшем – “Смерть сапера”, “Победитель” и другие.
После эвакуации в Чистополь в октябре 1941 года и по возвращении в Москву в августе 1943 года с бригадой писателей уезжает на Брянский фронт.
Зимой 1945/46 годов Пастернак начал реализацию своего главного замысла – романа “Доктор Живаго” (предварительное название – “Мальчики и девочки”). В эти годы и позже активно занимается переводами трагедий Шекспира, “Фауста” Гете, грузинских лириков.
1950-е годы стали для писателя временем тяжелых испытаний. Предложенный для публикации журналу “Новый мир” роман “Доктор Живаго” был отвергнут редакцией.
После издания его за рубежом (1957) и присуждения автору Нобелевской премии (1958) началась травля писателя как в официально-литературных, так и в политических кругах вплоть до требования выдворения его за пределы страны.
Вне Родины Пастернак себя не мыслил, что и побудило его отказаться от Нобелевской премии. После перенесенного инфаркта поэт умер, по заключению медицинских экспертов, от рака легких.
Похоронен в поселке Переделкино Московской области.
Источник: http://www.sochuroki.com/biografiya-borisa-leonidovicha-pasternaka/
Мое отношение к лирике б. пастернака
Он награжден каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью
Светил,
И вся земля была его наследство,
А он ее со всеми разделил.
Анна Ахматова
Когда-то Марина Цветаева в пылу полемики воскликнула: “Где человек до конца понявший Пастернака?” И сама же пояснила: “Пастернак – это “тайнопись”, “шифр”. Разве это не предупредительный сигнал для таких, как я, для тех, кто отправляется странствовать по морю, название которого “Лирика Бориса Пастернака”.
Творческий путь Пастернака сложен и тернист. Его поэзия вызывала разноречивые оценки. Но его глубокое проникновение в тайны человеческой души, природы, Вселенной, а также свежий, взволнованный стих всегда поражали и поражают ценителей поэтического искусства.
Мы знаем, что крупные русские поэты двадцатого века формировались в сложных и противоречивых связях с различными литературными течениями. А. Блок начинал как символист, В.
Маяковский – как футурист, А. Ахматова – как акмеист. Борис Пастернак как поэт пересекался сразу с двумя течениями; с символизмом и футуризмом, с Блоком и Маяковским.
Влияние литературных направлений освежило язык его поэзии.
Что же позволило Борису Пастернаку выделиться среди современников? Развитию таланта способствовало то, что будущий поэт рос в благоприятной атмосфере: его отец – академик живописи, мать – известная пианистка. Он учился за границей, изучал философию, увлекался историей, литературой, музыкой. Поэтому-то и нравится мне его творчество, изяществом и музыкальностью стиха.
Поэзия Пастернака призывает вслушаться, всмотреться в мир, но не вторгаться в него, чтобы не нарушить гармонию природы. Ранняя лирика Пастернака – это преклонение перед природой:
Февраль.
Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черную горит.
Слезы восторга и трепет души – постоянные спутники его общения с природой. Борис Пастернак провозглашает: природа – огромный живой организм, в котором есть душа, любовь и язык. Об этом он говорит и в стихотворении “Весна” и во многих стихах из сборника “Сестра моя – жизнь”.
У капель тяжесть запонок,
И сад слепит, как плес,
Обрызганный, закапанный
Мильоном синих слез.
В этом стихотворении поэт говорит о саде, по которому пробегают первые лучи солнца, и он, “обрызганный, закапанный” прошедшим ночью дождем (кстати, дождь – любимейшее явление природы Пастернака), загорается, “слепит” невольного наблюдателя.
Говоря о лирике Пастернака, следует отметить, что поэт не мог да и не хотел “замыкаться” только на теме природы. Две революции (1905 и 1917 гг.), три войны (первая мировая, гражданская и вторая мировая), годы сталинщины, хрущевской оттепели – вот что вместилось в рамки одной жизни. Первой русской революции посвящены поэмы “Девятьсот пятый год”, “Лейтенант Шмидт”.
В его лирику ворвалась тревога, истребляющая человеческие жизни гражданская война болью пронизывает его стихи:
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно что жилы отворить.
Об этом говорит он в 1918 году в стихотворении “Разрыв”. Мне дороги произведения Бориса Пастернака, в которых раскрывается его творческая личность. Это стихи “Тишина”, “Ночь”.
В них звучит любовь к жизни, он внушает нам свою любовь к бытию, хотя все отчетливее и глубже осознает, что они от него уходят.
Столь же сильна его любовь к творчеству: “Цель творчества – самоотдача” (“Быть знаменитым некрасиво”), к женщине (“Ева”, “Женщины в детстве”). Все, чем Пастернак так дорожил всю жизнь, сохранено и передано в его последних стихах:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной
В слезах от счастья отстою.
(“Когда разгуляется”).
В стихах последних лет явственно чувствуются ноты глубокого драматизма. Свое место в жизни он называет “бедственным” (“Тени вечера волоса тоньше”). Он просит смягчить ему “горечь рокового часа”:
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета сольного упорство…
Особенно подкупают меня стихи, написанные опальным поэтом. Горечь обиды, боль души вылились в них:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
…Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
(“Нобелевская премия”, 1959)
В последних строках этого стихотворения звучит надежда на пришествие новой эры – милосердия и справедливости. К сожалению, Борис Пастернак мог об этом, как и мы сегодня, только мечтать.
Верю я, придет пора –
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
Трудно читать Пастернака, сложен рисунок творческого пути его, но его вклад в нашу поэзию весьма значителен. Его долгое время от нас прятали. Теперь мы знаем почему. Поэтому с каждым новым прочтением его стихов мы будем любить его больше и больше.
(No Ratings Yet)
Источник: https://goldsoch.info/moe-otnoshenie-k-lirike-b-pasternaka/
Сочинение на тему “Жизнь и творчество Пастернака”, – Сочинения по литературе
ЕДИНСТВО ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА В ПОЭЗИИ Б. ПАСТЕРНАКА
Когда строку диктует чувство, Она на сцену шлет раба, И тут кончается искусство, И дышат почва и судьба.
Б. Пастернак
Когда мне приходит в голову это звонкое необычное имя — Пастернак, я почему-то сразу вспоминаю не «Зимнюю ночь» — таинственную песню-заклинание, не переводы сонетов Шекспира, не отдельные стихотворения, а целую тему его поэзии.
Однажды я даже поймала себя на том, что почти все закладки в моем карманном сборнике Пастернака сделаны по темам: о поэте и поэзии, о творце и творчестве, о человеке, его создании, любви, страданиях и продолжении, о своем следе, оставленном на Земле.
Поэзия Пастернака — не самоцель, не то, что возникает в бумажной тишине письменного стола в определенные часы работы, что можно отложить, сделав перерыв, а потом снова вернуться к начатым стихам. Она рядом, во всем:
Февраль. Достать чернил и плакать!.
Конечно, сразу же, с первой строки понимаешь, что эти таинственные чернила — не для делового письма, не для документа, не для каких-то расчетов. Сейчас невидимый поток пробежит по жилам, вспыхнет… А может, и не сейчас, ведь это нельзя предвидеть. Просто надо быть наготове… Так укрощают коней. Так останавливают кровь. Так поворачивают пламя в нужное русло:
И чем случайней, тем вернее Слагаются стихи навзрыд
Поэзия вокруг и поэзия в себе самом. Это неотделимо от солнца, неба, воздуха — от самой жизни. Поэтому и такое яркое, выпуклое, многоцветное и разноголосое определение поэзии:
Это — круто налившийся лист, Это — щелканье сдавленных льдинок, Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок…
Жизнь, бьющая вокруг, прорастает корнями в твою суть. Ее не отбросишь, как надоевшее, лишнее, второстепенное, ибо это уже — твое, а точнее — часть тебя самого:
Поэзия, я буду клясться Тобой, и кончу, прохрипев; Ты не осанка сладкогласца, Ты — лето с местом в третьем классе,
Ты — пригород, а не припев…
Поэзия, само творчество — это уже не выбор, не роль, это судьба:
О, знал бы я, что так бывает, Когда пускался на дебют, Что строчки с кровью убивают,
Нахлынут горлом и убьют!
Строчки с кровью — это можно понять двояко: как рожденное тобой, частица тебя, что оторвать без крови, отпуская в большую жизнь, на самостоятельную дорогу, нельзя; а также — как храм на крови, как начало большого и настоящего, потому и принесена эта жертва. Игры, роли не будет, жизнь требует «гибели всерьез»:
…Взамен турусов и колес Не читки требует с актера, А полной гибели всерьез. Когда строку диктует чувство, Она на сцену шлет раба, И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.
Другого и не может быть: когда искусство начинается с чувства, с сердца, оно становится судьбой, тернистым путем, испытанием. Это касается не только поэзии, но и какого угодно творчества, любого творца — честного творца:
Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Авва Отче, Чашу эту мимо пронеси.
(«Гамлет»)
Путь творца больше похож на восхождение на Голгофу, чем на путь к славе, и творец своим чутким сердцем ощущает это. Может, еще не поздно сделать шаг назад, в темноту кулис, «утонуть в фарисействе», но тогда ты не будешь героем, не будешь достоин собственных произведений.
Произведений, за которые должен отвечать, как за собственных детей, и за уже рожденных, и за тех, что только появятся на свет. Отвечать, как бы ни было тяжело, даже когда ты наедине с рядом вопросов, на которые нет ответа. Недаром же у этого стихо творения символическое название — «Гамлет».
Выбор поэта — как осознанный бросок на амбразуру, как шаг навстречу обнаженным клинкам, как единоборство, где за победу платят собственной жизнью.
«Стихи из романа» — поэтические страницы «Доктора Живаго «, как бы подчеркивающие неразрывную духовную связь автора с героем — развивают гамлетовскую тему. Судьба поэта подобна судьбе Христа с его тяжким испытанием в Гефсиманском саду:
Он отказался от противоборства, Как от вещей, полученных взаймы, От всемогущества и чудотворства, И был теперь, как смертные, как мы. И, глядя в черные провалы, Пустые, без начала и конца, Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил отца.
Ведь и в высшем проявлении таланта, своей могущественной власти чудо-слова так порой не хватает поддержки и понимания, хотя бы простого участия! Можно, конечно, обратиться к Главному Творцу с просьбой даже не об освобождении — об отсрочке, хоть о каком-то облегчении. Но ведь ответ известен наперед.
Именно их, избранников, лучших, посылают на страдания, чтобы искупить собой Зло жизни!
Когда я в который раз перечитывала стихотворение «Гефсиманский сад», у меня сложилось впечатление, что это уже не конкретный образ жертвенного пути Христа на Голгофу и даже не просто символ мученического пути творца, а в чем-то это пророчество собственной судьбы Пастернака:
Ты видишь, ход веков подобен притче И может загореться на ходу. Во имя страшного ее величья Я в добровольных муках в гроб сойду. Я в гроб сойду и в третий день восстану, И, как сплавляют по реке плоты, Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.
Так понимал Борис Пастернак назначение поэта и поэзии в жизни человечества. Так понимал он и свое предназначение.
Внимание! Для получения значительной скидки, заполните поля и следуйте дальнейшим подсказкам.
Источник: https://referatbooks.ru/literature/essay/sochinenie-na-temu-zhizn-i-tvorchestvo-pasternaka/
Биография Пастернак Б. Л. – Вариант 6
Борис Леонидович Пастернак родился 29 января (10 февраля) 1890 года в Москве, в районе старых Тверских-Ямских, в небольшом доме, построенном после московского пожара в 1817 году.
Сохранилось свидетельство: в метрической книге за 1890 год в статье под номером 7 значится: «У действительного студента Леонида Осиповича Пастернака и его жены Розы Исидоровны Кауфман, января 30–го в 12 часов ночи родился здесь, по Оружейному переулку, дом Веденеева, сын, которому дали имя Борис».
Пастернак с младенчества оказался на перекрестке больших трудов русской и мировой культуры, часть которых, и немаловажная, совершалась у него на глазах. Его отец был крупным художником, академиком, вечным тружеником, мать — выдающейся пианисткой. В доме запросто бывали Толстой, Скрябин, Серов, Ге.
Из окна кухни можно было наблюдать за работой скульптора Паоло Трубецкого. Квартира примыкала к мастерским, где замечательные педагоги обучали молодых художников, многие из которых составили потом славу русского искусства.
Таким образом, Пастернак с детства был включен в атмосферу серьезного творческого труда. Когда Борису Пастернаку исполнилось четыре года, он вместе со всей семьей переехал в казенную квартиру. Там были училища живописи, ваяния и зодчества.
О роли музыки в своей жизни, и в особенности Скрябина, с которым семья дружила в его отроческие годы, Пастернак писал: «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней Скрябина.
Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства.
К его возвращению из-за границы я был учеником композитора Гриэра. Мне оставалось еще только пройти оркестровку.
Говорили всякое, впрочем, важно лишь то, что, если бы говорили и противное, все равно, жизни вне музыки я себе не представлял».
Раскат импровизаций нес Ночь, пламя, гром пожарных бочек, Бульвар под ливнем, стук колес, Жизнь улиц, участь одиночек. Так ночью, при свечах, взамен Былой наивности нехитрой, Свой сон записывал Шопен На черной выпилке пюпитра.
Или, опередивши мир На поколения четыре, По крышам городских квартир Грозой гремел полет Валькирий. Или консерваторский зал При адском грохоте и треске До слез Чайковский потрясал Судьбой Паола и Франчески. (из стих.
«Музыка») Дома у Пастернаков устраивались небольшие домашние концерты, участие в которых принимали и Скрябин, и Рахманинов. Пастернак называл началом своего сознательного детства ночное пробуждение от звуков фортепианного трио Чайковского, которое играли для Л. Н. Толстого и его семьи.
Это было 23 ноября 1894 года. В одиннадцать лет Пастернак поступил в Пятую Московскую гимназию, годы учения в которой совпали с упорными занятиями музыкой, приведшими к мечте о композиторской деятельности. Другим толчком его внутреннего роста послужили звуки сочиняемой «Поэмы экстаза».
Он услышал их в лесу и, как оказалось, недалеко от той дачи, в которой жили Скрябины. Было это так. В 1903 году семейство Пастернаков снимало дачу в Оболенском под Москвой. Там они познакомились с соседями Скрябиными.
Лето, проведенное в Оболенском, было отмечено двумя событиями, сказавшимися на всей последующей жизни: встречей с музыкой Скрябина, в результате которой он стал мечтать о композиторской деятельности, а с другой стороны — несчастным случаем, сделавшим его хромым.
Уже с 13 лет он начал сочинять музыку. По выражению самого Пастернака, «музыкально лепетать» он начал раньше, чем «лепетать литературно». И эта его музыкальная одержимость не могла не сказаться на его отношении к слову. Музыкальные сочинения Пастернака заслужили одобрение его кумира Скрябина. Ему предсказывалось композиторское будущее.
Но Пастернака удручало отсутствие у него абсолютного слуха, этой редкой способности указывать высоту любой произвольно взятой ноты. Он оставил музыку оправданно для себя, неожиданно и огорчительно для окружающих.
В его жизнь решительно входила поэзия. Летом 1903 года с 13-летним Пастернаком произошел несчастный случай.
Вот как описал его сам Пастернак: «В ту осень возвращение наше в город было задержано несчастным случаем со мной.
Отец задумал картину «В ночное». На ней изображались девушки из села Бочарова, на закате верхом во весь опор гнавшие табун в болотистые луга под нашим холмом.
Увязавшись однажды за ними, я на прыжке через широкий ручей свалился с разомчавшейся лошади и сломал себе ногу, сросшуюся с укорочением». Постоянным усилием воли Пастернак умел скрывать свою хромоту.
В результате он разом выбыл из двух предстоящих мировых войн и одной гражданской.
Если учесть, что эти войны наряду с тремя революциями стали для пастернаковского поколения средоточением истории, то ясно, что сама судьба изначально поставила поэта в позицию созерцателя, гостя на жизненном пиру, и предопределила глубинное своеобразие его исторического и художественного мышления. Не случайно он подчеркивал, что именно с этого «падения» начался его путь в творчество. Хромота стала знаком отмеченности, избранничества. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, он страстно увлекался музыкой, находился под сильным воздействием Скрябина.
Уже тогда была и на всю жизнь осталась жалость к женщине как к существу поруганному, оскорбленному. Он был крайне застенчив, излишне целомудрен и в отношениях между полами боялся всего, что называл пошлостью. Это, вероятно, была обратная сторона просыпающейся мужественности.
Это признак здорового естественного развития, и через это обычно проходят нормальные неиспорченные дети. Мог влюбляться в товарищей и страшно ревновал, когда такой товарищ оказывал кому-нибудь предпочтение, например, становился в паре с ним.
Уже тогда он знал Рильке, увлекался Белым, Пшибышевским, вкусы в искусстве были самыми левыми, отрицал всю классику, чем очень огорчал отца.
Спортом никогда не занимался. Любил ходить. До болезни возился на огороде, копал. Ходил на охоту. Стихи Пастернак начал писать летом 1909 года, но первое время не придавал им серьезного значения и свои занятия поэзией не выказывал.
Впоследствии Пастернак писал про свои первые стихи: «В то время и много спустя я смотрел на свои стихотворные опыты как на несчастную слабость и ничего хорошего от них не ждал».
В 1908 году Пастернак заканчивает классическую гимназию и поступает учиться на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Заканчивает его в 1913 году.
Кроме этого, еще учась в гимназии, он за шесть лет прошел предметы композиторского факультета консерватории и готовился сдавать экстерном. В сущности, в Пастернаке проявился не только потенциальный музыкант и потенциальный философ, но и профессиональный живописец.
Начиная с детских воспоминаний и до последних дней, он всегда видел мир своей поэзии, лирической и традиционной прозы в красках и линиях.
Пастернак как бы не разлучался с мольбертом и палитрой, и мысленно смешивать краски для него было наибольшим удовольствием. К 1912 году мать скопила денег и предложила ему поехать за границу.
Пастернак выбрал Марбург, где в те годы процветала знаменитая философская школа, во главе которой стоял Герман. Пастернак поехал на летний семинар.
Его занятия протекали успешно, и внешним признаком этого явилось приглашение прийти к знаменитому философу домой — пообедать в кругу семьи и ближайших учеников. Но вдруг все переменилось. Пастернак на обед не пошел и внезапно уехал повстречаться со своей двоюродной сестрой, занимавшейся античной литературой.
Тем самым он отказался от философской карьеры. На оставшиеся деньги он на две недели уехал в Италию. Внутренним основанием к этому изменению его планов, очевидно, послужило то, что он был совершенно чужд философской систематичности.
И эта его чуждость подготовила его внешне внезапный разрыв. Его тянуло к пластическому восприятию действительности. О поэзии еще было рано думать, но она уже влияла на его судьбу, невидимо притягивая и выделяя. Он не стремился к изучению мира, он — созерцал.
Тем не менее, занятия философией не прошли для него даром, как и занятия музыкой.
В его поэзии и прозе можно встретить постоянные попытки осмыслить эстетическое познание мира, своего рода эстетическую гносеологию, теорию поэтического познания мира. Среди знакомых семьи особую роль сыграл поэт Р. М.
Рильке. Увлечение его творчеством формировало поэзию Пастернака. Огромное значение в его жизни имел Маяковский, неизменно ценивший Пастернака.
Несмотря на различные расхождения и даже небольшие ссоры, Маяковский и Пастернак, конечно, любили друг друга. Во всяком случае, они признавали каждый другого большим талантом. Но единомыслия между ними не было. Никогда!
И не потому, что один из них был — эстетически и политически — «левее» другого. Их недовольство друг другом имело причину более глубокого свойства.
Каждый из них, собственно, хотел, чтобы большой талант собрата безропотно восполнил его поэтическую неповторимость. С 1912 года Пастернак начинает заниматься литературной деятельностью.
Борис Пастернак был интересным человеком во всех отношениях.
Интересен он был и внешне, и при разговоре. Речь его была неслыханно содержательна, и потому мысль его нередко кружила запутанными витиеватыми ходами с неожиданными ответвлениями. Тогда казалось, что он безнадежно забыл, с чего начал, увлекшись случайными частностями или попутными находками.
Но нет, все ненужные, казалось, объяснения, перескакивания, отступления вдруг обретали свое назначение, и в пространном ветвистом дереве рассуждения обнаруживалась внутренняя стройность, превращавшая плоскую схему ожидавшейся логики в живой объемный организм, существующий по своим неписанным законам.
Этот текучий поток речи нес с собой и крупицы тут же рождавшихся афоризмов. То, что для кого-то могло стать темой ученого исследования, щедро разбрасывалось на ходу, как искры от раскаленного железа, которое кует кузнец на наковальне.
«Нельзя быть в искусстве жар-птицей, а в быту мокрой курицей». Или: «Лучше быть талантливой буханкой черного хлеба, чем не талантливым переводчиком». Слово — его профессиональное орудие, и даже в случайных репликах оно сверкает и искрится.
Но бывает, это дается ему трудно, он долго мычит, экает, гудит, ища то единственное, что ему нужно. Тогда кажется, что слышно, как со скрипом проворачивается в его голове туго идущий механизм оригинальной мысли, сопротивляющийся беззаконной, бездушной легкости штампа.
Но чаще его старомосковские богатые модуляции насыщены свободными, барскими интонациями. Говорит он громко, непринужденно, он хозяин своей речи, она послушно повинуется ему и всячески ему подражает.
Как будто она поставила себе цель походить на своего хозяина, добиться единства с ним, и это ей прекрасно удалось.
Они друг с другом слились, стали неотличимо похожи и, по существу, составляют одно целое. А ведь это редко в жизни случается. Мало кто из людей обладает такой цельностью натуры, чтобы между человеком и его речью пропадала дистанция, наполненная толпами многообразных околичностей.
В процессе творческой работы меняется не только материал, над которым трудится художник, но в значительной мере и он сам.
Как же проявлял себя Пастернак в человеческом общении? На всем его облике и на манере общения сказывались и мировоззренческие начала.
Толстовское влияние проявлялось в простоте и непритязательности его одежды и обстановки дома, особенно в аскетически пустой его комнате, солдатской железной койке, накрытой старым линялым одеялом.
Налет толстовского опрощения лежал и на скромной, простой и демократичной манере обхождения. Но еще определенней проявлялись в отношении к собеседнику его духовные установки.
Человек сам себе выбирает мировоззрение и жизненную позицию в соответствии со своими изначальными психофизическими данными.
Прежде всего, поражает его безоглядная открытость и детская доверчивость, однако без тени наивности.
В основе ее лежит некая «презумпция порядочности». Чуть ли не любого незнакомца, если уж Пастернак шел на контакт, он встречал с рыцарской старомодной учтивостью и доброжелательством.
Если он к тому же обнаруживал в собеседнике интерес к себе и понимание, то щедро дарил его сердечностью, одобрением, восхищением. Второй поражавшей чертой Пастернака можно назвать его скромность.
Она проявлялась в его способности восхищаться людьми, находить поводы для одобрения и похвал, порой обескураживающих своей чрезмерностью.
Всю жизнь, начиная с рождения и до последнего дня, рядом с Борисом Леонидовичем были женщины, которых он любил. Сначала — мать, потом — жены. На Волхонке, 14 появилась молодая хозяйка, первая жена поэта — художница, Евгения Владимировна Пастернак, урожденная Лурье.
Первым стихотворением Пастернака о жене-художнице стало «Ирпень». Здесь с любовью дан ее портрет: Художницы, робкой как сон, крутолобость, С огромной улыбкой, улыбкой взахлеб, Улыбкой широкой и круглой как глобус, Художницы профиль, художницы лоб.
В этом эскизе портрета охвачена та милая, особенная привлекательность Евгении Владимировны, которая делала ее схожей с итальянскими мадоннами Кватроченто. Она походила на прототип женских образов Боттичелли. Словесный портрет Евгении Владимировны дает литературовед и друг поэта Н. Н.
Вильмонт в своих воспоминаниях: «Она была скорее миловидна.
Большой выпуклый лоб, легкий прищур и без того узких глаз; таинственная, беспредметно манящая улыбка, которую при желании можно было назвать улыбкою Моны Лизы; кое-где проступившие, еще бледно и малочисленно, веснушки, слабые руки, едва ли способные что-то делать.
Мне нравилось, когда она молча лежала на тахте с открытой книгой и, не глядя в нее, чему-то про себя улыбалась. Тут я неизменно вспоминал строфу Мюссе: Она умерла. Но она не жила, Только делала вид, что жила… Из рук ее выпала книга, В которой она ничего не прочла.
Но, к сожалению, она не всегда молчала». Евгения Владимировна произвела на Вильмонта не очень хорошее впечатление, и он сразу же подумал, что брак этот не будет прочен. И действительно, совместная жизнь Пастернака и Лурье продолжалась всего 7 лет, несмотря на доброту и терпение мужа.
Дело в том, что Евгения Владимировна недооценивала значительность его как поэта, как личности исключительной, требующей к себе особого внимания, нуждающейся в заботе о близких.
Она сама была талантливая портретистка, и ей, очевидно, вовсе не хотелось пожертвовать естественным влечением к этому своему призванию, как это сделала когда-то в подобных обстоятельствах мать Бориса, выдающаяся пианистка Розалия, став женой большого художника Леонида Осиповича Пастернака.
Евгения Владимировна не поставила интересы своего мужа-поэта «во главу угла» их общей жизни. Главное — не поставила внутренне, душевно. Осудить тут нельзя.
Страницы: 1 2 3 4
Источник: http://www.uznaem-kak.ru/biografiya-pasternak-b-l-variant-6/
Сочинение на тему Жизнь и творчество Бориса Пастернака
Борис Пастернак — крупнейший русский поэт двадцатого столетия. Он начал литературную работу еще до Октября, в десятых годах. 1912 годом помечены стихотворения, которыми обычно открываются ныне книги поэта. В 1914 году Пастернак выпустил первый свой стихотворный сборник — “Близнец в тучах”, а в 1917 году второй — “Поверх барьеров”.
Борис Пастернак родился в Москве и рос в атмосфере искусства, — с детства видел художников, музыкантов, писателей, с которыми общалась и дружила его семья. Гостями Пастернаков бывали Лев Толстой и Ключевский, Рахманинов и Скрябин, Серов и Врубель.
Будущий поэт получил философское образование в Московском университете.
Он прошел предметы композиторского факультета консерватории. Нов 1912 году, оборвав занятия и музыкой и философией, осознает себя поэтом.
Пастернак входит в кружок молодых московских литераторов, создавших объединение “Центрифуга”. Оно примыкало к движению футуристов.
Позднее Пастернак знакомится с Владимиром Маяковским, личность и творчество которого произвели на него неизгладимое впечатление.
В двадцатые годы Пастернак полностью отдается поэтическому творчеству, пишет он и прозу. Тогда же появляются его первые переводы.
Широкую известность Пастернаку принесла книга стихов “Сестра моя — жизнь” (1922), посвященная Лермонтову. Затем выходит сборник “Темы и вариации”, создается роман в стихах “Спекторский”, поэмы о первой русской революции — “Девятьсот пятый год” и “Лейтенант Шмидт”. Эти поэмы стали событием в советской поэзии, их высоко оценил Максим Горький.
Начало Великой Отечественной войны поэт встретил, живя в подмосковном поселке Переделкино. Он пишет стихотворения, в которых в полный голос звучит патриотическая тема.
О первых месяцах войны Пастернак рассказывал в журнальной заметке: “Я дежурил в ночи бомбардировок на крыше двенадцатиэтажного дома — свидетель двух фугасных попаданий в это здание в одно из моих дежурств, — рыл блиндаж у себя за городом и проходил курсы военного обучения, неожиданно обнаружившие во мне прирожденного стрелка”.
Стихи, созданные позднее в эвакуации, — такие, как “Зима приближается”, “Ожившая фреска”, “Победитель” (о прорыве блокады Ленинграда), “В низовьях”. “Весна”, — образуют прекрасный лирический цикл, в котором предстает образ автора как гуманиста и патриота.
Все послевоенные годы были заполнены у Пастернака напряженным трудом.
В ту пору он пишет прозу, много переводит. Много сил и времени отнимает работа над романом “Доктор Живаго”. Роман охватывает события с 1903 по 1929 год и повествует о сложной судьбе русской интеллигенции в переломную эпоху.
Получив отказ из редакции журнала “Новый мир”, куда был отдан роман, Пастернак передал рукопись прогрессивному итальянскому издательству.
Выход романа за рубежом, а также последовавшее за этим присуждение Нобелевской премии (от которой Пастернак отказался), вызвало со стороны тогдашних политических и литературных деятелей резкое осуждение творчества Пастернака.
В ответ на критику и как нелепость воспринимаемые сегодня предложения покинуть страну поэт отвечал, что он не мыслит себя вне России, вне Родины.
Роман о Юрии Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением внутренней свободы, радости, смелости, преодолевающей страх смерти. Это роман о мучительных страданиях интеллигента в годы революции, но это и роман о большой любви.
Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Выход романа за рубежом, и последовавшее за этим присуждение Нобелевской премии (от которой Пастернак отказался), вызвало со стороны тогдашних политических и литературных деятелей резкое осуждение творчества Пастернака. В ответ на критику и как нелепость воспринимаемые сегодня предложения покинуть страну поэт отвечал, что не мыслит себя вне России, вне Родины.
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони.
Мне наружу хода нет.
Но и так,почти у гроба,
Верю я, придет нора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
(“Нобелевская премия”)
Весной 1960 года поэт серьезно заболел, и 30 мая 1960 года жизнь Бориса Леонидовича Пастернака оборвалась. Хоронили поэта при стечении многих сотен почитателей, ярким весенним днем.
В тот день буйно цвели деревья и его любимая сирень, а ночью на свежую могилу хлынул дождь, с грозой и молниями, — такие грозы его всегда зачаровывали.
Все, кто знал Пастернака, помнят густой, гудящий звук его голоса.
Весь его облик: смуглое, с огромными лучистыми глазами лицо, его открытость и доброта, пылкость и впечатлительность, непосредственность его реакций необычайно выделяли его.
С первых своих шагов в поэзии Борис Пастернак обнаружил особый почерк. У него свой собственный строй художественных средств и приемов.
К стихам Пастернака читателю надо было привыкать, надо было в них вживаться. Многое в них ошеломляло, ставило в тупик. Они были чрезмерно насыщены метафорами. Уподобления, к которым прибегал поэт, часто производили впечатление слишком субъективных или случайных. Самая обычная картина иногда рисовалась под совершенно неожиданным зрительным углом.
В вихре метафор и стремительно набегавших друг на друга образов читатель порой путался и недоуменно пожимал плечами.
Прерывистые, взбудораженные, как бы задыхающиеся строфы многим было трудно читать. Будто торопясь зафиксировать поток явлений, Пастернак в своих ранних стихах пропускает несущественное.
Он прерывает, нарушает логические связи, предоставляя читателю о них догадываться. Иногда он даже не называет предмет своего повествования, давая ему множество определений, применяет сказуемое без подлежащего. Так, к примеру, построено у него стихотворение “Памяти Демона”, где герой лермонтовской поэмы в тексте стихов ни разу не обозначен даже местоимением “он”..
Приходил по ночам
В синеве ледника от Тамары,
Парой крыл намечал,
Где гудеть, где кончаться кошмару.
Пастернак ставил перед собой цель уловить и передать в стихах подлинность настроения, подлинность атмосферы или состояния.
Чтобы воссоздать в стихе мысль, картину, чувство в их слитности и текучести, в их первозданной свежести, поэт вырабатывал раскованный синтаксис.
В результате стихотворение напоминало речь удивленного чем-то, внезапно заговорившего человека, слова которого вырываются как бы стихийно, сами по себе.
К губам поднесу и прислушаюсь,
Все я ли один на свете, —
Готовый навзрыд при случае; —
Или есть свидетель.
Любое явление Пастернак стремится словно бы захватить врасплох, описать его, как он однажды выразился, “со многих концов разом”; сравнения и уподобления дробятся и множатся, обступая взятый объект со всех сторон. Мир предстает двигающимся, пульсирующим, в отсветах и рефлексах. Тут “образ входит в образ” и “предмет сечет предмет”.
Стремление “поймать живое”, “мгновенная, рисующая движение живописность” — так определял впоследствии эту манеру письма сам Пастернак. Вот, например, какими точными и в то же время необычайными, непривычными в поэзии штрихами передается ощущение прогретого воздуха в хвойном лесу:
Текли лучи. Текли жуки с отливом,
Стекло стрекоз сновало по щекам.
Был полон лес мерцаньем кропотливым,
Как под щипцами у часовщика.
В стихах Пастернака всегда ощущаешь не наигранный, а глубоко естественный лирический напор. Строчки его стихов, по выражению Виктора Шкловского, “рвутся и не могут улечься, как стальные прутья, набегают друг на друга, как вагоны внезапно заторможенного поезда”.
Стремительный натиск образов, поток красок, света…
Лучшие стихи Пастернака из ранних его книг несут на себе отблеск редкостной проникновенности, озаренности. С чувством художественной радости отмечаешь в них и “узкие свистки” парохода близ набережной, и “тяжесть запонок” у капель, “намокшую воробышком сиреневую ветвь”.
На всю жизнь запоминаются строки о том, как “синее оперенья селезня сверкал над Камою рассвет”, или как сыплет жуками сонный сад — и “со мной, с моей свечою вровень миры расцветшие висят”. У стихов Пастернака есть свойство западать в душу, застревать где-то в уголках памяти.
Февраль.
Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Поэзия Пастернака в равной мере живописна и музыкальна. Зоркий глаз поэта улавливает сходство грачей с обугленными грушами, в сумеречном “нелюдимом дыме” у трубы на крыше видит фигуру филина.
А в другом случае “дым на трескучем морозе” сравнивает с известным изваянием, изображающим Лаокоона. Мрак, клубящийся в лесу, напоминает поэту темные углы и приделы кафедральных церковных соборов — поэтому мрак “кафедральный”; ветряная мельница— “костлявая”, ну нее виден “крестец”.
Когда Пастернак пишет, что “воздух криками изрыт”, то и этот образ можно считать живописным: внутренним взором хорошо видишь, что сообщает поэт.
Живописная деталь у Пастернака служит лишь общей выразительности стихотворения. Этой же цели подчинены звуковые аллитерации, особенно частые в ранний период его работы.
“Забором крался конокрад, загаром крылся виноград”, — пишет Пастернак, рифмуя всю строку насквозь. Сцепленье схожих звуков в строке, “ауканье”, перекличка таких звуков скрепляет текст, обогащает его ассоциациями. Посмотрите на строку: “Как опий попутчику опытным вором” (“Урал впервые”).
Или на стихи о Бальзаке: “Париж в златых тельцах, дельцах, в дождях, как мщенье, долгожданных”.
Фонетические связи в стихе (“инструментовка”) таят некую взаимосвязь рисуемых реальных предметов. В стихотворении “Весна” (“Что почек, что клейких заплывших огарков…
“) два первых четверостишия инструментованы на звуки “п” и “р”, с опорой на гласную “а”: апрель, парк, реплики, гортань, пернатые, аркан, гладиатор — все эти слова как бы стянуты единой фонетической сетью. Своими звуками они говорят о терпкой и хрупкой атмосфере ранней весны.
Много стихотворений Пастернака посвящено природе.
Поэт не равнодушен к земным просторам, к веснам и зимам, к солнцу, к снегу, к дождю. Едва ли не главная тема всего его творчества — благоговение перед чудом жизни, чувство благодарности к ней. Почти четверть века он прожил в подмосковном поселке Переделкино. Поэт воспел его зазимки и снегопады, весенние ручьи и ранние поезда. Вот он чутко прислушивается к наступавшей весне в стихотворении “Все сбылось”.
Я в лес вхожу. И мне не к спеху.
Пластами оседает наст.
Как птице, мне ответит эхо,
Мне целый мир дорогу даст.
Для Пастернака важен не только его собственный взгляд на предмет, на природу. Поэт как бы убежден, что и внешние предметы, сама природа смотрит на автора, чувствует его и объясняется от собственного имени. Пейзаж и автор как бы действуют заодно. И часто не поэт рассказывает о дождях и рассветах, а они сами, от первого лица, ведут речь о поэте. Этот прием, в котором проглядывает огромное пантеистическое чувство, — один из самых характерных у Пастернака. Явления природы для него как бы живые существа. Дождик топчется у порога (“скорей забывчивый, чем робкий”), другой дождь ходит по просеке “как землемер и метчик”, гроза — чем-то угрожая! — ломится в ворота. А вот “дом упасть боится” вместе с ослабевшим, выписавшимся из больницы человеком, чей синий узелок в руках окрашивает синью весь воздух. Иногда ку Пастернака не поэт, а тот же дождь пишет стихи:
Отростки ливня грязнут в гроздьях
И долго, долго, до зари
Кропают с кровель свой акростих,
Пуская в рифму пузыри.
В стихах Пастернака предстает перед нами и Урал (“На пароходе”, “Урал впервые”), и Север (“Ледоход”, “Отплытие”), и родные поэту места близ Москвы (“После дождя”, “В лесу”, “Любка”). Именно Пастернак, делясь никогда не покидавшим его чувством, сказал нам о сокровенной ценности всего живого:
И через дорогу за тын перейти
Нельзя, не топча мирозданья.
Пастернак говорил, что поэзия “валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и подобрать с земли”. Он мог с великим мастерством и пристальностью нарисовать мельчайшие приметы осеннего сада, пропев настоящий гимн деталям, замечая и сурьму листьев рябины на коврике за дверьми, и страдающие губы обреченных на гибель астр (“Давай ронять слова…”). И он же написал “Ночь”, где “всем корпусом на тучу ложится тень крыла”, где “в пространствах беспредельных горят материки”.
Ранние страницы Пастернака требовали усилий читателя, его, как сказала Марина Цветаева, сотворчества, работы воображения. С течением лет поэзия Пастернака становилась прозрачней, ясней. Новый слог вызревал уже в его поэмах “Девятьсот пятый год”, “Лейтенант Шмидт”, в романе в стихах “Спекторский”, появившихся во второй половине двадцатых годов. Книга лирики “Второе рождение” (1932) тоже несла эти черты простоты и ясности.
Сам поэт считал рубежом, отделяющим новую его манеру от прежней, 1940 год. Многое в своих старых стихах Пастернак в ту пору стал отвергать. Осуждая всякую манерность, он тяготел к классической форме. Стих его как бы очистился, обрел чеканную ясность. “Я всегда стремился к простоте и никогда к ней стремиться не перестану”, — писал Пастернак в январе 1928 года Максиму Горькому, упрекавшему поэта в хаотичности его образов.
Выразить сущность, “не исказить голоса жизни, звучащего в нас”, — вот что становится альфой и омегой поэтики Пастернака. В новом своем стиле он создавал редкостные по силе вещи. Со времен Блока и Есенина, как мне кажется, в русской лирике появилось не столь уж много таких могучих стихотворений, какие писал Пастернак в последние двадцать лет своей жизни, — “Сосны”, “Ожившая фреска”, “Август”, “На Страстной”, “В больнице”, “Ночь” и другие.
Чаще всего это, как в стихотворении “Сосны”, — пейзаж-размышление. Размышление о времени, о правде, о жизни и смерти, о природе искусства, о тайне его рождения. О чуде человеческого существования. О женской доле, о любви. О вере в жизнь, в будущее. И сколько в этих стихах света, сердечного пристрастия к родине, к скромным людям труда! Разговорное просторечие, так называемые прозаизмы, , самый обыкновенный, будничный ландшафт, стога и пашни, учащиеся и слесаря в битком набитом утреннем переделкинском поезде — все это одухотворено искренним художником.
Имя Бориса Пастернака — неповторимого русского лирика — останется в истории литературы навсегда. Людям всегда будет нужна его одухотворенная, чудесная и полная жизни поэзия.
Источник: http://bumli.ru/op/170445
Загрузка...
